— От охотников нет никакого толку. Надо нам самим за мясом идти, — бросил Лупус.

Его полный живот покачнулся, будто соглашаясь со словами хозяина. Коичи представил себе, как этот инфантильный жирдяй попытается убить хотя бы оленя, и ему стало плохо – от того, насколько дурно все это выйдет.

— Тебя же сразу порвут, только ты высунешься! — быстро сказал Коичи, встав перед Лупусом.

— В чем дело? Струсил, да? Точно струсил!

Не успевший сломаться голос жирдяя изрядно раздражал Коичи, а ведь этому голосу и остальные вторили:

— Струсил! Струсил!

Чего уж, Коичи и правда боялся – и не стеснялся этого признать, хотя бы перед самим собой. Выходить за пределы деревни, из-под защиты ороговевших тканей, было опасно даже взрослому человеку – чего уж говорить о подростках. Любая тварь схарчит в два счета.

— У вас даже оружия нет! — сказал Коичи.

— У охотников и возьмем, на время. Раз сами не пользуются – сделаем это за них! Или ты настолько слизняк, что и нос высунуть боишься, а?

— А вот ты первым и возьми! — пошел ва-банк Коичи. — Давай, покажи как надо!

Он был уверен, что Лупус струсит первым. Не мог не струсить. Но что-то пошло не так – да еще и настолько стремительно, что Коичи, казалось, и моргнуть-то толком не успел, как костяные копья уже были взяты прямо из-под носа у спящих жителей деревни, стражник на выходе из деревни – обманут Лупусом с удивительной легкостью, и вот они уже вышли из стоянки и углубились в джунгли.

Алые джунгли. Красные, мясистые листья, пульсирующие вены тут и там, от одного запаха которых становилось дурно, ороговевшие наросты, о которых проще простого порезаться и приманить вонью своей, крохотной крови кого-нибудь, кто с радостью кровью полакомится и высосет досуха. Джунгли.

Дичь обитала на возвышенности, там, где мягкие, но твердые из-за крови деревья уступали место траве – щетинкам высотой до колена. «Охотникам» пришлось подниматься по скользким корням, скользя и упираясь костяными копьями в плоть деревьев. Благо, их кровь никого не интересовала. Худшее, что могло случиться – корень вяло дернется, отмахиваясь от укола.

Спустя некоторое время они вышли на опушку. Все четверо. Коичи настолько привык, что Лупуса всегда сопровождает пара прихлебал, что все трое слились для него в одного человека, и теперь он с некоторым облегчением понял, что копий все-таки больше, чем он думал. И все равно – опасно…

— Мне батя говорит, что опасно на такие открытые пространства выходить, любая тварь влет заметит! — яростно зашептал Коичи.

— Ничего твой батя не понимает, раз еду не приносит! — отмахнулся жирдяй. — Вон, видишь? Движение. Олени, точно олени. Пошли давай.

Там и правда что-то было. Только живность имела отвратительную привычку сливаться с окружением, потому Коичи никак не мог высмотреть, кто же именно там свернулся в клубок и, судя по всему, спит. Может, и правда олень. А может…

— Стой! Стой, Лупус! — почти что закричал он, наконец-то поняв, кого видит. — Это верхоглаз! Он же со всей округи сюда…

— Ссыкун ты. Зря тебя взяли. Видишь, никто больше не боится, — буркнул жирдяй.

Неверно. Оба его прихлебателя были напуганы достаточно, чтобы было слышно, как стучат их зубы. Несмотря на это, они послушно следовали за Лупусом, сынком святоши – а следовательно, важным человеком. Которого из-за этого и на охоту-то не брали.

Словно завороженный, Коичи тоже не отставал. С каждым шагом в груди у него росло осознание того, что он делает что-то неправильное – и, все же, за предыдущим следовал новый шаг, вперед, а не назад.

Скользкая, цвета гнилой крови тварь приподнялась, раскинула свои «крылья», делая себя больше. На вершине уродливого тела проступила щель, сквозь которую на «охотников» взглянул глаз размером с голову взрослого человека, со зрачком-крестом.

Вот теперь-то Лупус понял, что это вовсе и не олень. Только поздно.