Глава 1. Благословение богини
Меня зовут Танэки Хироси, мне двадцать четыре года, и я безнадёжно влюблён в свою богиню.
(Хотя врачи называют это по-другому — психологическим расстройством...)
Сижу на полу своей однушки в районе Сибуя, скрестив ноги по-турецки, и смотрю снизу вверх на неё. Богиня восседает на самодельном алтаре — куске фанеры, установленном на старом комоде. Её фигурка высотой в тридцать сантиметров отлита из какого-то белого материала, похожего на мрамор, но окрашенного. Длинные волосы красного цвета ниспадают до самых лодыжек, а большие изумрудные глаза смотрят куда-то в сторону. На ней белое платье с синими полосками, которое... хм... довольно коротко для богини. Настолько коротко, что снизу отчётливо видны её сине-белые полосатые трусики.
Раньше, стоило мне только взглянуть на неё снизу, как богиня тут же краснела, издавала возмущённое «Ойй!» и поспешно сжимала ножки, прикрывая трусики ладошками. Её щёчки становились розовыми, а взгляд — сердитым и стыдливым одновременно. Иногда она даже отворачивалась, демонстрируя мне плоскую грудь сбоку и вздёрнутый аккуратный носик, сердито надувая губки при этом.
— Хироси-кун, ты опять смотришь туда! — говорила она тоненьким голосом. — Это неприлично! Жрец богини должен вести себя иначе! Где твоё достоинство?!
А я краснел в ответ и бормотал извинения, но продолжал смотреть. Потому что она была прекрасна. Потому что она была моей богиней. Потому что только она понимала меня в этом паршивом мире.
Но теперь...
Теперь она не двигается. Совсем. Уже два месяца подряд.
С тех самых пор, как родители заставили меня принять эти проклятые таблетки от шизофрении.
Я протягиваю руку и осторожно касаюсь её ножки. Холодная. Безжизненная. Обычная статуэтка, которую я купил в лавке антиквариата несколько лет назад.
— Богиня... — шепчу я. — Пожалуйста, вернись ко мне. Я не буду больше смотреть на твои трусики. Я буду себя вести так как подобает жрецу. Обещаю!
Тишина.
— Я перестану принимать таблетки, если хочешь. Мне всё равно, что скажут врачи и что со мной будет. Ты для меня важнее всего.
Тишина.
— Богиня...
Переполненный эмоциями, я не сдерживаю слёз. Квартира вокруг меня тонет в полумраке — шторы задёрнуты уже неделю, а лампочка в потолке перегорела три дня назад. Не на что покупать новую. Собственно, не на что покупать вообще ничего. Последние деньги ушли на рис и сабу в мисо. Завтра даже риса не будет. Опять придётся идти на поклон к родителям и просить у них деньги.
(Работу пришлось бросить после того, как начал разговаривать с богиней прямо в офисе. Коллеги сначала посмеивались, потом забеспокоились, потом... я стал изгоем, и меня уволили. «По семейным обстоятельствам», как деликатно выразился начальник, заставивший меня собственноручно написать заявление.)
В животе урчит от голода. Когда это я последний раз нормально ел? Позавчера? Я плохо помню, что происходило последние два месяца — всё как в тумане. Время словно остановилось вместе с богиней.
Вокруг её алтаря разложены подношения — увядшие цветы, которые я сорвал в парке, несколько рисовых зёрнышек, стакан воды, который я обновляю каждый день в надежде, что она снова его выпьет. Жалкие дары от жалкого человека великой богине.
Почувствовал, что хочу в туалет. Поднимаюсь с пола, потягиваюсь. Суставы хрустят — слишком долго сидел в одной позе. Квартира воняет. Я воняю. Когда это я последний раз мылся? Впрочем, какая разница. Богиня всё равно не реагирует. Не важно, как от меня пахнет. Ничего уже не важно.
Хочется снова лечь на футон и уснуть. Во сне богиня иногда приходит ко мне. Мы разговариваем, гуляем по цветущим садам, держась за руки, она смеётся и называет меня «Хироси-кун» таким нежным голосом... Что-то говорит. А потом я просыпаюсь в этой вонючей квартире, и она снова всего лишь неподвижная статуэтка, а я не могу вспомнить ни слова.
Я злюсь. Не на себя, а на идиотов, заставляющих меня принимать таблетки.
Уроды в белых халатах говорят, что это прогресс. Что таблетки помогают мне «вернуться в реальность», что я «вскоре смогу нормально работать». Но какого чёрта мне нужна реальность без богини?! Я не хочу этого. Мне не нужен мир без моей богини.
Дин-дон!
Раздаётся звонок в дверь.
Я вздрагиваю. Кто это может быть? Соседи? Родители? Врач? Или...
Пожалуйста, пусть это будет кто-то, кто скажет мне, что богиня реальна. Что я не сумасшедший. Что всё это не плод моего больного воображения. Что сейчас богиня лично вызовет меня к себе.
Звонок повторяется. Настойчивый. Долгий.
Плетусь к двери мимо туалета, заглядываю в глазок. За дверью стоит массивная фигура в тёмном деловом костюме. Лысая голова, шрамы на лице, золотые зубы. Татуировки выглядывают на шее из-под воротника рубашки.
Это Ойзуке-сан.
Вот дерьмо.
Сердце проваливается в пятки. Я должен ему денег. Много денег. Триста тысяч иен, если точно. Занимал три месяца назад, когда ещё работал и думал, что смогу отдать. Наивный дурак.
Ойзуке-сан — не из тех людей, которые просто уходят, если не открыть дверь. Он член якудза, пусть и мелкий. Ему пятьдесят с лишним лет, он толстый националист, несмотря на то, что состоит в якудзе. Постоянно курит и имеет очень скверный характер. Особенно когда дело касается денег.
— Танэки! — рявкает он через дверь. — Открывай, психованный уёбок! Я знаю, что ты дома!
Я не могу ему отказать. Руки трясутся, когда я поворачиваю замок. Дверь распахивается, и в квартиру врывается запах табака и одеколона.
— Ойзуке-сан... — начинаю я, но он перебивает меня пинком в солнечное сплетение.
— Заткнись, — бурчит он, заходя в прихожую. — Сколько можно ждать? Два месяца! Два, блядь, месяца!
Я сгибаюсь пополам, хватаю ртом воздух. Ойзуке-сан проходит дальше, в комнату, и тут же морщится.
— Какая вонь! — он прикрывает нос рукой. — Ты тут нассал, что ли? Совсем ёбнулся и решил жить как животное?
— Ойзуке-сан, я понимаю, что задолжал, но дайте мне ещё немного времени... — бормочу я, кое-как встаю и выпрямляюсь.
— Времени?! — он поворачивается ко мне, и его маленькие глазки сверкают злобой. — Ты уже проебал всё время мира, червяк! Триста тысяч иен! Где они?
— Я... я потерял работу...
— Мне плевать на твою работу! — Ойзуке-сан достаёт из пачки сигарету, закуривает прямо в комнате. — Денег нет — найдём, что продать.
Он начинает осматриваться, ища что-то ценное. Мебель — старая и дешёвая. Телевизор — древний. Одежда — поношенная. Но потом его взгляд останавливается на комоде.
На алтаре.
На богине.
— О! — он подходит ближе, щурясь. — А вот это интересно.
Нет.
НЕТ.
— Ойзуке-сан, — голос у меня становится тише, напряжённее. — Это не продаётся.
— Что значит «не продаётся»? — он оборачивается, ухмыляясь. — Должник не имеет права выбирать. Эта штука покроет хотя бы часть долга.
Он протягивает руку к богине.
— НЕ ТРОГАЙ ЕЁ! — кричу я, бросаясь вперёд.
Ойзуке-сан поворачивается и бьёт меня кулаком в лицо. Я лечу назад, ударяюсь спиной о стену. Во рту чувствуется металлический привкус крови.
— Совсем ёбнулся, щенок? — он смеётся, снова поворачиваясь к алтарю. — Это же просто дешёвая игрушка. Хотя... может, и не дешёвая. У меня есть один знакомый богатый отаку, который дрочит на такое. Ему можно будет продать эту фигурку.
Я встаю, качаясь. Голова кружится. Но когда вижу, как его жирные пальцы тянутся к богине, что-то взрывается у меня в груди.
— Она не дешёвая! — рычу я. — Она моя богиня! Она единственная, кто меня понимает! Единственная, кто меня любит! Я не отдам её в руки какого-то урода!
Ойзуке-сан замирает, потом медленно поворачивается ко мне. На его лице недоумение, переходящее в отвращение.
— Богиня? — он смотрит на статуэтку, потом на меня. — Ты окончательно ёбнулся. Зачем тебя лечили, урод? На что тратили время врачи?!
— Может быть! — я смеюсь истерично. — Может быть, я сумасшедший! Но она реальна для меня! Она больше чем реальна!
— Ебанутый, — констатирует Ойзуке-сан. — Совсем ебанутый. Ну и ладно, мне всё равно, хоть сдохни. Мне нужны мои деньги.
Он снова тянется к богине.
Я снова бросаюсь на него, на этот раз уворачиваясь от повторного удара и цепляясь за его дешёвый костюм, воняющий одеколоном.
Мы падаем на пол, сцепившись. Я пытаюсь вцепиться ему в горло, но он сильнее. Намного сильнее. Его кулак врезается мне в висок, потом в рёбра. Я кричу, но продолжаю драться.
— Пиздец тебе, щенок! — хрипит он, сжимая мне горло. — Никто не смеет поднимать руку на якудза! Никто!
Я царапаю его лицо, пытаюсь достать глаза. Он орёт и отпускает меня, но тут же достаёт из пиджака что-то блестящее.
Нож.
— Сдохни! — рычит он.
Лезвие входит в живот легко. Боли почти нет — только удивление. Я смотрю вниз, на рукоятку, торчащую из моей рубашки.
— Вот так-то лучше, — бормочет Ойзуке-сан, отпуская нож. — Одним психом меньше, сука.
Я падаю на колени. Теперь боль приходит — острая, обжигающая. Кровь течёт между пальцев, когда я прижимаю руки к ране.
Я умираю. Я действительно умираю.
Ойзуке-сан поворачивается спиной ко мне и идёт к алтарю. Его рука вновь тянется к богине.
— Нет... — шепчу я. — Пожалуйста...
Но он не слушает. Его пальцы уже почти коснулись её платья.
И тут что-то меняется.
Откуда-то из глубины души поднимается ярость. Чистая, белая ярость. Не важно, что я умираю. Не важно, что больно. Важно только одно — никто не имеет права трогать мою богиню.
НИКТО!
Я вытаскиваю нож из живота. Боль становится невыносимой, но я не обращаю внимания. Поднимаюсь на ноги, качаясь.
— ЗА БОГИНЮ! — кричу я и всаживаю лезвие ему в спину.
Ойзуке-сан выгибается, издавая булькающий звук. Кровь хлещет из его рта на пол. Мы оба падаем.
Я лежу рядом с ним, смотря на то, как наша кровь перемешивается, и чувствуя, как жизнь вытекает из меня. Зрение расплывается. Дыхание становится всё тяжелее.
Прости меня, богиня. Я не смог тебя защитить. Я слишком слаб. Слишком жалок.
Но тут я поднимаю взгляд на алтарь и замираю.
Богиня смотрит на меня.
Она двигается.
Её щёчки розовеют, а руки поспешно прикрывают трусики. Изумрудные глаза полны слёз.
— Хироси-кун... — шепчет она. — Спасибо тебе. Ты справился. Спасибо за то, что защитил меня и не отдал злой душе.
Она улыбается самой прекрасной улыбкой в мире.
— Я тебя люблю, — говорю.
— И я тебя люблю, — отвечает она. — Пожалуйста, позаботься обо мне и дальше, Хироси-кун!
Какое «дальше», богиня? Я умираю. Не будет никакого «дальше». Прости меня, я не смогу о тебе позаботиться. Надеюсь, что тебя всё же не отдадут тому отаку. Чёрт. Я ведь говорю со статуэткой, да? Какой бред…
Последнее, что я увидел перед смертью было то, что статуэтка богини исчезла в белой вспышке.
Хех, я окончательно сошёл с ума. Но так даже проще…
…
…
!
Почему я всё ещё и не потерял сознание? Адская боль уже закончилась, но…
Я всё ещё жив.
— Хироси-кун, — слышу я знакомый голос и оборачиваюсь.
Где это я? Не успеваю понять. Меня обнимают.
Обнимает меня богиня. Настоящая, живая богиня. Не холодная статуэтка, а тёплое, дышащее существо с мягкими волосами и нежными руками.
Замираю и оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, где мы находимся. Пространство вокруг затянуто белым дымом, который слегка переливается разными цветами — то голубоватым, то розоватым, то золотистым. Лёгкий ветерок колышет этот туман, создавая причудливые узоры. Под ногами что-то мягкое и упругое, как облако.
— Где... где это мы? — спрашиваю я, всё ещё не веря происходящему.
— В промежуточном пространстве между мирами, — отвечает богиня, не отпуская меня. — Здесь время течёт иначе. Мы можем поговорить спокойно.
Только сейчас я замечаю, что от меня больше не воняет. Исчезли грязь, пот, запах нечистого тела. Смотрю на себя — на мне чистые белые одежды, похожие на простую тунику. Кожа чистая, волосы свежие.
— Хироси-кун, — богиня отстраняется и улыбается, — вот так выглядит твоя душа. Чистая и светлая. Спасибо тебе за то, что защитил меня.
Я краснею и опускаю глаза.
— Богиня... я... я не достоин таких слов. Моя душа грязна. Я же... я делал неприличные вещи. Смотрел на тебя и... и...
— Дрочил? — она смеётся звонким смехом. — Хироси-кун, я же слышала всё! Каждый раз, когда ты отворачивал меня перед этим, я всё равно знала, что происходит!
От стыда мне хочется провалиться сквозь землю. Или сквозь эти облака.
— Прости меня, богиня! Я не хотел тебя оскорблять! — я падаю на колени и тыкаюсь лбом в облако, пытаясь вымолить прощение. — Я просто... ты такая красивая, и я...
— Посмотри сюда, — говорит она.
Поднимаю взгляд. Богиня медленно задирает край своего платья, показывая те самые сине-белые полосатые трусики. Вживую они выглядят куда лучше, чем у статуэтки. Но самое главное — эти светлые и бежевые ножки! Она прекрасна!
— Твои любимые трусики, — говорит она с лукавой улыбкой и ехидно смотрит на меня.
Кровь приливает к лицу, а внизу живота начинает что-то шевелиться. Несмотря на все обстоятельства, у меня встаёт.
— Богиня... — еле слышно шепчу я, пытаясь отвести взгляд.
Но она опускает платье и становится серьёзной. Присаживается напротив меня. Платье богини задирается. Я всё ещё могу видеть её трусики, но стараюсь не смотреть туда.
— Хироси-кун, теперь поговорим о важном. Я хочу предложить тебе переродиться в моём родном мире. Там нужно восстановить моё величие, вернуть утраченные храмы и веру людей. Я выбрала тебя своим жрецом из-за чистоты твоей любви и помыслов, — она многозначительно тычет в меня пальцем между ног. — Ну, не считая похабных, конечно.
Сердце бьётся быстрее. Новый мир? Приключения? Возможность служить богине не просто молитвами, а реальными делами?! Я согласен! Все познают о её величии!
— Но сначала тебе нужно выбрать дар, который поможет в этом мире. Я не могу отпустить тебя просто так, не наградив. У меня есть три варианта: магия, сила, или тайные знания.
Я задумываюсь. Магия звучит заманчиво. Быть могущественным магом, кидаться файерболами и призывать молнии... Навыки воина тоже неплохо — рубить мечом врагов богини, защищать её храмы...
— А можно выбрать тебя? — спрашиваю я.
БАХ!
Богиня наносит мне шуто по голове — лёгкий удар ребром ладони, скорее символический, чем болезненный.
— Хироси-кун, ты что, аниме пересмотрел? — она надувает щёки. — Это же классический набор! Нельзя выбирать богиню!
— Тогда... гандам? — пытаюсь я.
Ещё один лёгкий удар.
— И гандам нельзя! Серьёзно, выбирай из предложенного!
Я потираю голову и размышляю. Магия и сила воина — это хорошо, но в незнакомом мире важнее всего информация. Нужно понимать, что происходит вокруг, кому можно доверять, а кому нельзя.
— Выбираю тайные знания, — говорю я.
Богиня кивает с одобрением.
— Хороший выбор. Тогда я дарю тебе Глаза Бога — способность видеть истину. Ты сможешь распознавать ложь, видеть потоки энергии, истинную силу людей и существ. Но... — она вдруг помрачнела, — принять этот дар будет болезненно. Ты готов?
Я киваю, хотя в душе становится тревожно.
Богиня протягивает руки к моему лицу. Её мягкие и нежные ладони светятся лёгким золотистым светом.
— Прими благословение, Хироси-кун.
Как только её пальцы касаются моих век, по телу пробегает разряд. Сначала приятное тепло, потом жжение. Потом...
БОЛЬ.
Такой боли я не чувствовал даже когда умирал. Кажется, что глаза горят изнутри, что-то острое впивается в мозг. Я кричу, хватаюсь за голову, падаю на колени.
— Держись, Хироси-кун! — слышу сквозь боль тревожный голос богини. — Почти готово!
Ещё одна волна агонии, и я теряю сознание. Последнее, что чувствую, — как моё тело… моя душа растворяется в белом свете.
А потом слышу её голос, уже издалека:
— Я сделаю всё, что ты захочешь, если у тебя получится! Даже то, о чём ты думал, когда смотрел на мои трусики!
И тьма поглощает меня.
Глава 2. Два благословения богини
Сиськи. Две огромные, упругие сиськи нависают надо мной. Плохо соображая после боли, я тянусь к ним своими руками, как к спасительному свету. Мои руки не дотягиваются, несмотря на то, что сиськи так близко. Маленькие пальцы, похожие на сардельки, лишь жадно хватают воздух.
Стоп. Что?!
Я начинаю кричать от ужаса, смотря на свои руки, но слышу лишь детский плач.
Сиськи отодвигаются, и теперь на меня смотрит миловидная девушка с глупым выражением лица