Глава 1. Что вам нужно в этом печальном заснеженном городе?
Родители Алексея старались оградить сына от ужасов. И от тех, что происходили на улице, времена всё-таки были непростые и тех, что ребёнок мог увидеть по телевизору. Но однажды отец задремал и украдкой Алексей смог украдкой причаститься.
Сам фильм Алексей даже нашёл в интернете и пересмотрел в осознанном возрасте. Сам фильм – был дрянью, но та самая сцена проняла его также, как и в первый раз и надолго вгрызлась в память. Он увидел парня в свитере грубой вязки с высоким воротом. Парень был совсем молодой с растрёпанными волосами и короткой, едва зарождающейся бородой. Он поднимал голову от прицела снайперской винтовки и прижимая плечом к щеке телефон-раскладушку, коротко бросал в трубку невидимому собеседнику.
- Я его исполнил.
Остекленевшие, невидящие газа стрелка, безразличный, лишенный тембра голос преследовали Алексея ещё долго. Тогда он, пятилетний мальчишка вдруг понял, что увидел смерть. Не саму смерть, конечно, а одно из её тысяч лиц. Настоящее проявление смерти, которое каким-то чудом протащил в реальный мир талантливый актёр.
Алексей вырос и стрелок из того фильма его больше не пугал. На его судьбу не выпало ни больших трагедий ни великого счастья, он был не женат, работал младшим инженером в НИИ Гематек и в целом жизнь его не отличалась от прочих таких же.
Он вышел с проходной, держа в одной руке пропуск, а в другой пакет с продуктами. Его смена заканчивалась поздно и в магазин прошлось идти на обеденном перерыве. В пакете был скромный, но праздничный набор продуктов, а также бутылка коньяка из-за чего пакет пришлось оставить у охранника на проходной. Всё-таки праздник, думал обычно не пьющий Алексей, всё-таки двадцать пять лет не каждый день исполняется. Исполняется. Забытое слово неожиданно всплыло в памяти с той само интонацией молодого стрелка. Алексею исполнилось двадцать пять лет. Его исполнили в двадцать пятый раз.
Серая коробка проходной за спиной, серая остановка автобуса, покрытая выцветшими обрывками рекламных листков. Плавающая в лужах снежно-грязевая паста на обочине мокрой дороги. Серый цвет въелся в кожу, как копоть.
Единственное яркое пятно серо-стального пейзажа – пёстрый пакет с колбасной нарезкой, сыром, крохотной баночкой красной икры и поллитрой коньяка. То ли скупой на краски февраль, так подействовал на него, то ли груз в четверть века надавила на плечи, но вдруг Алексей, несклонный к бурным эмоциям ощутил даже не жалость к себе, а разочарование. И не только в себе, а во всём этом сером, уснувшем, сдавшемся мире.
Такое иногда бывает. Отчаянная эмоциональная вспышка встаёт комом в горле и требует выхода. Иногда это длиться секунду и пропадает бесследно, а иногда достаточно долго чтобы успеть дойти до магазина за «лекарством» и потом полночи сидеть и топить тоску в стакане. А иногда судьба подкидывает возможность дать выход непрошенному всплеску эмоций. И тогда очередной серый человечек совершает нечто невероятное. Подвиг или самоубийственную глупость.
На противоположной стороне дороги багровым пятном светился рекламный щит. Изображенная на нём девушка-врач в облегающем медицинском халате держала в руках на первый взгляд символически изображенное сердце, но по его неправильной форме становилось понятно, что держит она не сердце, а перевернутую каплю крови.
Капля – точно драгоценный камень светилась ярким, багровым светом и в полумраке силуэт девушки, едва угадывался. Слоган, написанный такими же светящимися ярко-красными буквами гласил – Кровь наше будущее. Алексей не в первый раз видел этот плакат и знал, что это социальная реклама переливания крови, но от вида потока алого света, рассекающего полумрак, становилось жутко.
Прямо в свете багрового луча Алексей увидел пару прохожих. Женщина и ребёнок, держась за руки шли к затертой пешеходной зебре. На линзе светофора, покрытой слоем грязи, едва угадывался красный сигнал, и они остановились у перехода. Остановился и Алексей. В девочке и её маме не было на первый взгляд ничего необычного, но то-самое-нечто, необъяснимая вспышка заставила его присмотреться к ним внимательнее. Серая куртка на девочке, серый пуховик на матери. Девочка с любопытством изучает ботинки белых сапожек, а мама, крепко держа её за руку смотрит в экран телефона, бросая быстрые взгляды на светофор. И вдруг Алексей понял, что не так. Шарф на шее девочки. Не должно было быть этого шарфа, потому что это был вовсе никакой не шарф.
Это пульсирующая красным светом капля со щита протянулась к шее ребёнка и накинула один из своих лучей, точно удавку ей на шею. Стоит ребенку сделать один шаг и нечто, скрывающееся в этом зловещем свете схватит её.
Алексей стоял пораженный своим открытием. Как в тех картинах, на которые нужно долго смотреть, чтобы среди пёстрых пятен разглядеть изображение, он поймал нужный фокус и угол. Теперь он видел правду. Жуткую, неестественную, голодную правду, скрытую за обыденной серостью. Медленно, мать разжала пальцы и выпустила ребёнка. Ей срочно понадобились обе руки, чтобы ответить на сообщение, а девочка, которая точно и ждала этой ошибки двинулась вперед.
Шаг за шагом по февральской грязи она шла вперёд, а проклятый светофор всё не желал поменять цвет сигнала.
Ничего, этого ничего, думал оцепеневший от ужаса Алексей. Он просто устал вот и мерещиться всякое с этим дурацким щитом. Вечер на дворе, на дороге ни одной машины. Сейчас мать оторвётся от телефона, увидит, окликнет, девчонка обернётся и бросится обратно. Всего мгновением и трагедии не случится, а он сможет спокойно поехать домой, открыть коньяк, включить телевизор…
Раздался рёв мотора. Грузовик. Нечто огромное, такое же грязное, как и всё вокруг, изрыгая черный дым неслось вперёд. Алексей конечно же не мог видеть, но почему-то догадывался, что водитель камаза лишь одной рукой держит руль, пока второй лениво водит по экрану смартфона.
И тогда Алексей побежал вперёд. До приближающейся машины было ещё далеко или ему только так казалось и он, конечно, не рассчитывал, как в кино подхватить девчонку и выдернуть из-под колёс. Просто побежать вперёд, орать как можно громче, махать руками. Напугать глупую девчонку, заставить остановится, напугать, заставить побежать к матери, напугать, остановится, закричать…
Он бежал вперёд, размахивая руками и крича, кажется даже матерился, а ребёнок бежал ему на встречу. Секунды тянулись неимоверно долго, и Алексей даже понял, где именно ему самому нужно остановится, чтобы не оказаться под колесами. Ему нужно было остановится три шага назад. И девочка вдруг неестественно быстро остановилась, точно видео поставили на паузу. Точно готовый к атаке питбуль она наклонила голову на бок, а её губы растянулись, являя чудовищный оскал едва помещающихся в пасти чудовища клыков. Прежде чем многотонная машина смяла тело Алексея, он успел увидеть, что глаза монстра черные, полностью лишенные белков.
Раздался хруст сминаемых костей, и то что раньше было Алексеем ударом отбросило вперёд, швыряя о мокрый грязный асфальт. Пакет который он всё ещё держал в руках лопнул и чудом уцелевшая бутылка с коньяком со звоном упала рядом с искалеченным, мертвым телом.
А не так уж и больно, – было моей первой мыслью.
Неприятно, конечно, тело ломит как в университетские времена, когда от безденежья ходили на вокзал вагоны разгружать. Мышцы ноют, пальцы в кулак сжать невозможно, болят, кажется, даже кости. Но вполне терпимо. Отлежаться пару часов, потом горячий душ и выпить крепкого сладкого чая или наоборот холодного пива, сбрызнуть, так сказать, серость бытия.
Стоп, Лёша. Какой к черту чай и вокзал? Меня же сбил гребанный грузовик. До сих пор в ушах треск собственных костей стоит. Вот про треск я зря вспомнил, тут же рвотный комок к горлу подкатил.
Спокойно. Спокойно. Дышим. Вот так. Хорошо.
Я открыл глаза и тут же закрыл, потому что даже слабый свет в комнате ослеплял. Определив на ощупь, что лежу я на кровати – поднялся и сел. Голова за смену положения спасибо не сказала, отозвавшись резкой болью. Понадобилось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя, но я уже мог спокойно сидеть, хоть и прижимать виски обеими руками было комфортней. С трудом открыл глаза.
Комната была мне не знакома. Если я действительно в больнице, то больница эта из фильмов Балабанова. На стенах больше голых деревянных досок, чем обрывков выцветших обоев, пол – стертый паркет, зато под потолком огромная, явно хрустальная люстра, но почему-то со свечами, а не лампами. Кроме моем кровати из мебели в комнате было только зеркало с тумбочкой (память тут же откуда-то выкопала, что называется это трюмо) и глубокое кресло с высокой спинкой. В кресле сидел человек. Из-за того, что глаза ещё не привыкли к полумраку внимательно рассмотреть его, я не смог, но понял по силуэту, что сидит он в расслабленной позе закинув ногу на ногу и скрестив пальцы. А ещё внимательно смотрит в мою сторону.
- Добрый день, - слова наждаком прошлись по горлу, и я залился хриплым кашлем.
- Не спеши, - сказал человек, поднимаясь. Он подошёл к трюмо, на котором обнаружился графин и кубок. От звука льющейся воды мой рот наполнила слюна, - Тебе нужно прийти в себя.
И это был именно кубок. Не какой-то стакан, а нечто из толстого стекла с массивной металлической ножкой. Я жадно выпил ледяное содержимое, сожалея что это была всего лишь вода. Постепенно зрение сфокусировалось, и я смог рассмотреть своего собеседника. А когда рассмотрел с сожалением понял, что всё-таки мне не повезло.
Видимо, сейчас я лежу на больничной койке и вижу свой последний сон или точнее предсмертную галлюцинацию. На моем собеседнике был свитер грубой вязки с высоким горлом, явно большое по размеру кожаное пальто, выцветшие джинсы и берцы. У него были растрепанные волосы и короткая, клочковатая борода. А смотрел он на меня тем же взглядом, что и тогда в фильме, когда сделал свой последний выстрел.
- Я его исполнил, - процитировал он сам себя, и земля стала снова уходить у меня из-под ног. Отключится он мне не дал, выплеснув в лицо содержимое графина, - Потом выспишься.
- Я умер? Это, что типа ад такой? – сам спросил и понял, что несу бред. Вода-то была по-настоящему холодной.
- Твой ад – говённый боевик из девяностых? – спросил стрелок, садясь обратно в кресло.
- Да я откуда знаю, я ещё не умирал!
- Ты не умер. Пока не умер, - покачал головой стрелок.
- Многообещающе. Тогда, где я? И кто ты такой?
- Это, - стрелок обвёл комнату рукой, - Лимузен. Переходный шлюз между мирами. Я – проводник.
И замолчал. Я тоже молчал, ожидая продолжения, а когда его не последовало, спросил сам, чувствуя, как шок и оцепенение сменяются раздражением.
- Пояснения будут?
- Будут, - кивнул стрелок, - Но потом. Всё, что тебе нужно знать сейчас – ты не умер, но покинул свой мир.
- Всё понятно. Я переходец, должен спасти мир и стать героем, верно? – Я честно постарался сказать это с сарказмом.
- Попаданец, - совершенно серьезно поправил стрелок и поднялся с кресла. Из одного кармана он достал пистолет и даже я человек абсолютно далекий от оружия распознал пистолет Макарова, а из другого какую-то трубку, которую принялся прикручивать к стволу пистолета, - И миру куда ты отправишься герой нахуй не нужен. Ему нужно чудовище.
Я в ужасе вскочил с кровати и поднял вверх руки, то ли стараясь прикрыться от пули, то ли сдаваясь.
- Стой, стой! Я требую пояснений! Какой, блядь попаданец и в каком смысле чудовище?
- Самое настоящее, злобное чудовище. Мир в который ты отправишься – плохое место, самое худшее в которое только можно попасть. Его нужно очистить. И это сделаешь - ты, - черное дуло пистолета указало мне на грудь.
- Не стреляй в меня!
- Можно и по-другому, - согласился стрелок, опуская пистолет, - Произнеси четко и по буквам. Гема-трикс.
- Гематрикс, - я как можно старательнее повторил странное название и тут же повалился на пол, когда две пули пущенная одна за другой ударили мне в сердце.
Стрелок подошёл к телу, носком ботинка перевернул его на спину и произвел контрольный выстрел в голову.
- Ну извини, Лёша, - со вздохом сказал стрелок, глядя как тело Алексея медленно растворяется, сначала превращаясь в багровую пену а затем и вовсе в розовый пар, - Вот запала бы тебе в душу Алиса Селезнева из Гостьи из Будущего, я бы тебе портал открыл. А так, извини - какие детские травмы такие и переходы между мирами.