Был воин,
Ремесло оного - разрушение.
"Чему же должно остаться, поруш всё сущее, кроме должного?"
Отринутому несмирением к вопросу дан ответ:
"Право для всех и никого."

Был врач,
Ремесло оного - искажение.
"Чему же быть плоти, если не золой, когда даже сель - гной гор?"
Отринутому несмирением к вопросу дан ответ:
"Кройщик одного и следствий."

Был учёный,
Ремесло оного - созидание.
"Чему же новый метод благоволит, когда всё - новая ошибка?"
Отринутому несмирением к вопросу дан ответ:
"Орудие двух и реальность остальных."

И был простой человек,
Ремесло оного - созерцание.
"Чему же мир, суть видя всех, ведёт, истязаясь?"
Отринутому несмирением к вопросу дан ответ:
"Двигатель трёх и себя."

Цена ответа - соответствие ответу.
Последствие выбора - распад,
Сосуда четырёх и Бога.
Закон не строится из ничего.
Закон - его исполнитель.

— Стоп. — бледная фигура Комментатора наконец расслабилась, усевшись и сложив руки на груди. — Записал? Ну как? Вроде в этот раз получше получилось, да? Или нет?
Бескрайнее помещение выхватывало каждый звук, каждый щелчок и шуршание гулким эхо, резонируя и сотрясая. Складывалось ощущение, что громогласие Комментатора исходило сразу отовсюду, и в то же время, лишь от него самого. Каменная кладка на полу отдавала тысячелетней старостью, а окружающая тьма имела почти желейную вязкость. Кроме Комментатора в белых сверкающих одеждах и с монолитной серебряной маской, напоминающей шутовскую, но с характерными для короны зубцами сверху, был также его молчаливый собеседник во всём черном, с не менее карикатурной маской, но больше похожей на птичий череп.
После небольшой паузы, он продолжил:
— Или да? — его шея выгнулась в некое подобие буквы "S" в сторону мужчины в чёрном фраке. Рыжие огоньки за глазными прорезями маски выражали крайнюю степень любопытства и озабоченности вопросом, выхватывая бликом костяной "клюв" и огромные глаза напротив.
От волнения восседающего, хлипкая табуретка начала отбивать чечётку.
— Мне важно твоё мнение, Инаттен. — стук деревянных ножек начал напоминать работу перфоратора по бетону. — И, пожалуйста, перестань писать. "Стоп" это стоп-слово, а не часть повествования. Мы это уже обсуждали.
Комментатор "дунул" в его рукопись, перелистнув на несколько страниц назад.
Человек, которого, казалось, не волновало ничего, кроме новой строки и следующего слова, отлепил взгляд от протёртой временем тетради. Летописец наконец обратил своё внимание на собеседника напротив. Только сейчас он заметил, что окружение ему не очень-то и знакомо. Опять.
— Что? — его и без того круглые глаза ещё больше округлились и скатились чуть наружу, намереваясь вылезти из орбит, а угольный грифель карандаша впился в лист пожелтевшей бумаги. — Напомни.
На пару мгновений наступила абсолютная тишина. Весь звук будто кто-то проглотил, даже не облизнувшись.
— А... — Комментатор неловко прокашлялся. — ...я и забыл уже, что ты... это... ну... забывчивый. Неужто заразил меня? Уже не первый раз такое, если мне память не изменяет...
Он сложил свои руки в незамысловатый жест "отмены", скрестив их в локтях.
— А напоминать я ничего не стану. Мне уже хватило превращения в маленькую девочку намедни, уж увольте. — пролепетал Комментатор.
— Уж увольте... — протянул Летописец, записав это в свою вторую, личную тетрадь.
Слова Летописца свинцовым снарядом ударили в Комментатора, и тот артистично схватился за то место, где у него могло бы быть сердце. Ещё большее потрясение хватило импровизированный трон под ним, задняя ножка которого не выдержала и развалилась с омерзительным треском под весом липового короля. Пикирование на спину с высоты в пол метра было такой силы и размаха, что поднялась вековая пыль и образовался солидный кратер в ветхом камне. За время падения он успел сделать тройное сальто назад.
На мгновение Комментатору показалось, что ему наступил конец. Как минимум. Но он тут же опознался.
— Э, момент. Тут ведь я начальник, как меня уволить можно? Тю... — он приподнялся, вытянул платочек из кармана своего костюма и вытер со своей маски имитацию выступившего пота. — Пронесло, так пронесло.
Инаттен запечатлел в бумаге и эту сцену тоже, хоть его и не просили. На то он и был Летописец.
Резко вскочив и отряхнувшись, белоснежный властелин как ни в чем не бывало прокрутился вокруг своей оси, дабы оценить масштаб своих владений, восхищённо насвистывая. Потолка и стен видно не было. Совсем. Лишь кромешная тьма, сырой воздух, голубой огонёк, пробивающийся из зазоров в белом наряде Комментатора и блеск двух полусферических глаз его подчинённого.
— Навёл ли я таким антуражем подходящую атмосферу для моей притчи? Дух захватывает? Интригует? — он разразился оглушительно громким и прерывистым смехом.
Летописец промолчал, лишь вопросительно наклонив голову вбок.
Внезапно, Комментатор скис и поник, а свечение за его маской стало рвотно-зелёного цвета, как бы намекая на испытываемые им в данный момент ощущения.
Сама же маска всегда выражала единственную эмоцию - упредительную насмешку. Но даже если бы за этой маской было человеческое лицо, вряд ли оно выражало что-то иное, чем абсолют ехидности. По крайней мере, большую часть времени.
— Я, считай, что сам с собой разговариваю. Мне определённо нужна какая-то вразумительная обратная связь. — Комментатор драматично выдохнул и припал на колени, протянув свои руки, обтянутые белыми перчатками, к холодной тьме над собой. — А вдруг ни проза, ни поэзия - не моё? И что тогда? Музыка? Живопись?
Из ниоткуда, сквозь мрак над головой, в его и без того блестящую маску, разлился свет. Летописец, огокнув, перелистнув тетрадь вперёд и начав записывать, не без восторга, но приспустил свои опухшие веки, не в силах выдержать такую яркость. Стало настолько светло, что даже его глубоко чёрный костюм побелел, подобно одеждам Комментатора. Явление света в конце туннеля, не иначе. Комментатор чуть замер, и его будто озарило божественным провидением.
— Да, точно. —  подняшись, уверенно расставив руки на уровне пояса, крепко сжав свои кулаки и фыркнув, Комментатор патетично вскинул голову в сторону. — Мне же абсолютно наплевать.
Он щёлкнул пальцами и всё вокруг преобразилось. От неожиданности Летописец охнул и подпрыгнул на месте. Переливаясь, перекатываясь и стягиваясь, в конечном итоге, чёрную бесконечность заменил обычный кабинет. Мягкое кресло, стол, свеча, дверь, прочее и прочее. Довольно скромное, но отнюдь не бедное наполнение, как для эпохи ренессанса. В общем, всё как у людей. Или не совсем людей. 
— Главное - мне нравится. Остальное - неважно... — гыгыкая, Комментатор чуть ли не кувырком приземлился в кресло, буквально растекаясь по нему. Окончательно облепив подлокотники и ножки, почти копируя их фигуру, звуки удовольствия сменились на более серьёзный тон. — ...но у Фадия уточнить лишним не будет.
Приняв прежнюю гуманоидную форму вместо очертаний первоклассного, но всё-таки, стула, он ткнул пальцем в длинный клюв на маске Летописца. Тот, пискнув, будто резиновая игрушка в зубах питбуля, отошёл на пол шага и ожидающе наклонил голову.
— Ладно, давай-ка напишем что-то попроще. Как насчёт истории про парня попавшего в другой мир? Простенько и со вкусом, а главное - не избито! — полный энтузиазма, выпалил Комментатор.
Прохрустев всеми суставами своего тела, которых в нём нет, он впился мёртвой хваткой в край сидушки между ногами и вместе со стулом начал раскачиваться:
Взад-вперёд. Влево-вправо. Вверх-вниз. Внутрь-наружу.
Летописец уже успел забыть прошлую реплику Комментатора, но он просто чувствовал, что должен делать то, что делает всегда. Вопрос только в носителе. Интуиция подсказала ему поменять тетрадь и сжать карандаш покрепче. Возможно, близилось нечто монументальное.
— Итак, готов? Записывай...

---

Вечерело. Сумеречный багрянец разливался по небу, переливаясь в по-космически нежный вельвет. Воздух колизея обогатился озоном и умиротворением. Так здесь заведено: игра клинками на античном футбольном поле с утра ко дню, а вечером - тишина и спокойные виды. И ни одного облачка. И так каждый день. Сверхреалистичная и безотказная цикличность выдаёт очевидную реплику.
Громоздкие трибуны выделяли в своём контрасте две фигуры, удобно расположившиеся в тени колонны на одной из потрескавшихся плит. Одна поменьше, скучающе разглядывающая пустующие зрительские места, а другая покрупнее, в положении лёжа с книжкой в руках: женская и мужская, соответственно. 
— Скука и дубак, а до ужина ещё с час. — она убрала карманные часы в нутряк своего синего полупальто и опустила лицо в колени.
— Продам. — мужчина, одетый в полный кожаный доспех с замысловатыми рунами, протянул книгу от себя, вяло помахав ей у изголовья. — И интересно, и горит хорошо, и при остром желании - съедобно. Сколько предложишь за неё?
— Я бы всерьёз подумала над твоим предложением, если бы эта книга не была моей. — не меняя позы, проскулила девушка.
Она выгнулась обратно и легла на холодный бетон, запрокинув руки за голову. Её взгляд сквозь линзы круглых очков был устремлён в фиктивное небо, а длинные эльфийские уши румянились от окружающей прохлады. В голове крутилась лишь одна мысль: неужели смена времени суток и температуры - это настолько важно?
Не прошло и нескольких секунд, как мерзлота монолита под ней дала о себе знать ноющим дискомфортом.
— И как тебе самому не холодно лежать на этом куске льда? — она встала, сняла накидку, отбила от песка, затем надела обратно.
— Над ним, а не на нём. — не отрываясь от книги, он проскользил ладонью за своей спиной от лопаток до поясницы, смахнув слой пыли под собой. И правда, между ним и плитой было расстояние с пару-тройку рисовых зёрен.
— Ну да, как я сразу не заметила. Барьер. А обязательно нависать именно над камнем, а не где-то здесь? — она мотнула головой в сторону тиши и глади арены.
— Не обязательно. Я так, за компанию. — перелистнув страницу, он зевнул. — А чтиво действительно занимательное. Как ортодоксальный практик - одобряю. Картинок только не хватает. Авось, узнав теорию, я смогу сжимать горы до гальки.
На момент, сквозь светящиеся голубым авиационные очки, в его глазах можно было не столько увидеть, сколько ощутить огонь. Пламя азарта.
— Разжимать монеты до слитков, а слитки до золотых гор - смогу?
— К счастью, или к сожалению - нет. Это так не работает.
И тут её осенило. Вот он - способ развеять скуку и, возможно, немного согреться.
— Но насчёт сжатия есть одна интересная гипотеза. Из теории к практике. Ты помнишь принцип действия моей Некромутации?
— Превращение мёртвой материи в живую и полностью функционирующую. Ты на трупах болванчиков её используешь, чтобы не помирали почём зря, - он отлип от книги, привстав на локте. — Ну?
— Верно. И мёртвой материей может быть не только труп. Камень, песок, железо, стекло. Сойдёт всё, что угодно. Но есть три "но". Три исключения.
Она подняла левую руку в кулаке и разжала указательный палец.
— Газы. Из-за своей подвижности и непостоянства.
Затем разжала средний палец.
— Жидкости. По той же причине.
После - безымянный.
— И, наконец - пространство. По причине необъятности и инертности.
Она приложила все три разжатых пальца к своему большому, отогнув мизинец так, что этот жест напоминал ноль в нулевой степени.
— Ничто не может быть чем-то. Это правило справедливо и для классической трансмутации. И это большая проблема. Если газу и жидкости ещё можно придать форму и они являют в себе материю, то вот само пространство - нет. Однако, если ты...
— Если я придам пространству форму, сжав его своим барьером, то ты сможешь использовать на нём свою способность?
— Именно.
— И что же должно произойти?
— Понятия не имею.
— Тогда в чём гипотеза?
— В том, что "что-то" должно произойти.
— Понятно...
Он улёгся на спину, прикрыв книгой своё лицо.
— Эй, куда ты спать собрался?
— А что, какие-то проблемы?
Она наклонилась над ним так, что её длинные смоляно-чёрные волосы почти касались его шеи и ткнула пальцем в ничто, находящееся в противоположной стороне.
— Сжимай давай. Проверить нужно, пока есть свободное время. Завтра будет уже не до этого.
— Что более важно - завтра будет не до отдыха. А ты мне предлагаешь считай работать, считай за бесплатно, ещё и прямо сейчас?
Он раздражённо спустил книгу с лица до груди.
— Тем более, ты сама сказала, что пространство в себе материи не имеет. Следовательно, ничего произойти и не должно. Пустая трата моего времени и моих сил.
— Спорим, что произойдёт? - она насмешливо нахмурила бровь.
— На что? - он, в свою очередь, привстал и изумлённо поднял обе.
— Сто условных единиц.
— Другой разговор.
Они обменялись рукопожатиями. Тут же мужчина лёг обратно на бок, подпёр голову рукой и ожидающе уставился на неё.
— И? Чего ты ждёшь?
— Своего потенциального выигрыша. Делай то, что нужно. - он указал ладонью за её спину.
Обернувшись, она заметила в метрах пяти от них ощутимое возмущение окружающего пространства. Объекты за этим "возмущением" были будто искажены кривой и битой линзой, образуя эллипсоид примерно метр на метр. Слышен лёгкий гул перебиваемый свистом. Всё уже готово.
— А ты прямо схватываешь налету. Зачтено.
Она достала из под пальто грубую, явно самодельную костяную маску. Эта поделка прикрывала лишь нижнюю часть лица, оставляя открытым всё, что выше носа, и по форме напоминала верхнюю и нижнюю челюсть какого-то невнятного саблезубого гуманоида.
Чуть подойдя к нависшему на высоте с человеческий рост сжатому барьером пространству своего протеже, она слегка приложила маску к своему лицу.
— Начнём.

---

 "...он, пускай, являясь довольно заурядным человеком, вёл незаурядный образ жизни. Его компания - четыре стены каменной башни с зашторенным окном, светящийся волшебный ящик и кирпич-самоцвет с самыми-самыми разными функциями! Отличный от многих в однообразии своего бытия, человек со средней буквы! Примерная апатичность и бездеятельность, а от того - тоскливость. Но его вечную скуку развеяло одно событие, перевернувшее жизнь с ног на голову. Собираясь на встречу своих более успешных выпускников магической академии, он отправился на волшебной карете по заснеженным дорогам. На льдяных комьях и буграх повозку покачивало. Нежась в лучах холодного солнца, еле пробивающихся к его лицу, он и не заметил, как уснул. С приходом дрёмы, пришло и неожиданное потустороннее вмешательство. Незримая сила вселенского могущества вытянула несчастного из его реальности. Несколько секунд, что тянулись как часы, сквозь тьму и свет, сквозь нечто и ничто. Замешательство, непонимание и ужас охватили его разум, будто то был ночной кошмар. Но неожиданно для себя и неожиданно для всех, он попал в другой мир!"
На последних словах, перебив Комментатора, Летописец резко поднял свои глаза от тетради к нему. Он чуть потрясся и впился в него своим опухшим взглядом.
—  Напомни.
Комментатор, не ожидавший столь наглого вклинивания в его графоманию, однако, не был ни зол, ни расстроен. Это было лучшим что могло произойти. Наинтереснейший расклад из возможных. Его ум был настолько переполнен трепетом и восторгом от сложившейся ситуации, что, казалось, и без того ехидная маска ожила и начала растягиваться в улыбке до затылка.
— Он попал в другой мир. — чеканя каждый слог, произнёс Комментатор, задержав дыхание и крепко сжав руки в замок.
На арене, находившейся довольно далеко от кабинета, послышался оглушительный хлопок и треск. Всплеск энергии такой силы, что стены и пол комнатушки чуть потрясло. Свеча упала на мраморную столешницу, обляпав ту воском, а Летописец встал в ступор. Затем всё стихло.
— Неужто у нас новый и почти нежданный гость? Ну кто бы мог подумать! Вот это я понимаю - сказка! Пойдём и встретим его, как подобает. — подскочив как подпружиненный, резво пропищал Комментатор, схватив Летописца за шиворот.
Пока Комментатор элегентно шагал по извилистым глинобитным коридорам своих владений, волоча за собой Летописца, только одна незначительная мысль не давала ему покоя: "Почему он появился там, а не здесь?"
— Главное, чтобы там всё не было разнесено к чертям, убирать-то некому. — обратился Комментатор будто сам к себе.
— Некому? — потрясываясь на ходу, вибрирующе промямлил Летописец, запомнив только это слово.
— Да, некому. Официально некому. А хотя... это пока что. В данный момент. — к нему пришла по-своему гениальная идея.
Всё это время одно рабочее место пустовало не просто так. Вот он, "Его" выход.

---

Эльфийка встала в довольно грозную и напряжённую позу. Она сконцентрировалась, смотря прямо на согнутое само в себя пространство напротив, потирая эмалированную поверхность своей маски и чуть вдавливая её в своё лицо. Секундное промедление. Её немного дёрнуло, как от удара электричеством, янтарные глаза блеснули, а острые уши немного всколыхнулись. Она выпрямилась, выдохнула, убрала маску обратно в пальто и стала наблюдать. Мужчина, лежавший на плите позади неё, не выказывал особого интереса к происходящему. Его интересовал только результат или его отсутствие.
Прошло с пол дюжины секунд, но ничего не происходило. 
— Что-то как будто не "что-то". Деньги на стол. — без толики эмоций, скептично, сквозь зевоту и потягиваясь, почти промычал мужчина.
— Подожди, это далеко не всегда моментальный процесс. Ничего ещё не закончено. — чуть раздражённо, но не без волнения, ответила девушка, потирая замёрзший нос.
— Как скажешь. Очень надеюсь, что в конечном итоге меня разбудит не "что-то", а ты, чтобы вручить мне мой выигрыш. — он развернулся на другой бок, повернувшись к ней спиной.
Почти сразу послышался храп, по громкости перебивающий звуки, издаваемые тем сжатым куском пространства. Не обращая на это внимания, девушка уселась на серый, ещё чуть тёплый, песок колизея, и принялась ждать, вглядываясь в искажённые очертания трибун арены, находящихся позади этой аномалии. Наверное, примерно так выглядит миниатюрная чёрная дыра вблизи.
Спустя минуту или две, она ощутила странный жар, будто принесённый потоком летнего и чуть душного воздуха. В этом воздухе чуялись бензиновые нотки и запахи разных людей, чистых и не очень. Ей стало очевидно, что дуновения происходят из этого самого клочка пространства.
"Похоже, что он сжал не только само пространство, но и воздух, что был в нём. Под воздействием избыточного трения на периферии, частицы газа и пыли разогрелись, создавая тёплый ветерок. Ожидаемо, в общем-то. Это уже успех, но всё ещё не то, что нужно", — она встала и подошла к объекту наблюдения чуть поближе, вытянув руки вперёд и потирая ладони.
Всё бы ничего, если бы не странные запахи, исходящие от этого воздуха. Они казались ей совсем чужими, не относящимися к тому опыту, который она имела и испытывала.
Не успела она и заключить свои размышления хоть в какую-то форму, как пространство в этом месте резко лопнуло с оглушительным хлопком. Ударная волна отбросила эльфийку на несколько метров назад, впечатав затылком в колонну. Послышался треск костей, воздух выбило из груди. Колонна покосилась вбок и по ней побежали трещины.
Её голова кружилась, из носа текла кровь, но она была в сознании, и довольно быстро, с крайне довольным сопением, поднялась. Вернее, кое-кто поднял её.
— И что это за дерьмо? Откуда взрыв? — проснувшись и не вставая, окликнул её мужчина, тут же отключив применённый на ней барьер, позволяя встать на песок.
— А Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА, ЧТО "ЧТО-ТО" ПРОИЗОЙДЁТ! ВИДИШЬ? — качаясь из стороны в сторону, проорала она на весь амфитеатр.
— Вижу, что "что-то" произошло с тобой. И зачем ты так орёшь? Всё нормально?
— А? ЧТО?
Мужчина сложил два плюс два и понял, в чём дело. Поймав её взгляд, он нехотя встал, указал пальцами на свои уши и несколько раз помотал головой влево и вправо. Девушка не заметила, что от взрыва её барабанные перепонки лопнули. Она удивлённо приложила руку к уху и почувствовала, а затем увидела тёплую кровь. Пощупав затылок, она поняла, что и он пробит. На мгновение её лицо выразило грустинку и стыд, а затем, с шипением и бульканьем, рана на затылке начала стремительно затягиваться. Барабанные перепонки, по всей видимости, зарастали схожим образом, что было заметно по её закатившимся глазам и чуть зажмуренному от дискомфорта лицу.
— Скажи что-нибудь. — оправившись и разминая руки, ноги и шею, произнесла она.
— Что-нибудь.
— Всё, слышу. Выручил.
— Что за ёбтваюмать, блядь, сука...
Крайняя реплика не принадлежала никому из этих двоих. Был кто-то третий. Они повернулись на источник звука, который, к их удивлению, был в том месте, где произошёл взрыв.
На месте небольшой воронки сидел немного худощавый молодой парень, держась за свою бритую голову. Он был одет в зимне-осеннее пальто, джинсы и кроссовки. В одной его руке была шапка с помпоном, а в другой - смартфон. Из ушей вывалились проводные наушники, повязнув в горячем песке. Его лицо выражало что-то среднее между ужасом и недоумением, а рот был приоткрыт и неподвижен. Губы чуть сухие и потрескавшиеся, будто от мороза.
Таинственный пришелец в странных одеждах поднял свой взгляд на двух не менее таинственных, по его меркам, незнакомцев.
— Где... я?