Вечерело. Я шёл по пыльной дороге и сжимал в руке медальон. Сущая безделушка. Украл её где-то с полгода назад. Думал, что имеет хоть какую-то цену. Может, я и полный негодяй, но слишком труслив, чтобы сделать воровство ремеслом. Не стоил этот мусор тех дней, полных паранойи. Впрочем, забудем об этом. Сейчас у меня другая забота — дело. Рискованное. И прибыльное. Слишком прибыльное, чтобы быть правдой.
За спиной брели трое наёмников — грубые, небритые мужчины с мечами на поясах и взглядами, полными подозрения. Они не были обычными наёмниками. Я знал это. Так, всего лишь разбойники, готовые продать свою помощь в подлом деле всего за горсть монет. Не самые надёжные напарники, но выбора не было. В этом мире я чужак, и мне нужны те, кто не будет задавать лишних вопросов.
— Эй, Каин, — хрипло проговорил Грок, высокий мужчина с шрамом через глаз. — У меня тут одна мысля в голове крутится: Ты говорил, что заплатишь нам после сделки. Но как мы узнаем, что ты не кинёшь нас? Может, мы вернёмся с дела, а у тебя и денег-то нет?
Я обернулся. Моё лицо оставалось спокойным, но внутри всё сжалось, точно меня УЖЕ поймали на лжи. Я действительно заплатил им аванс — последние монеты, что у меня были. Остальное... остальное было враньём. Денег нет. Но я не мог сказать этого.
— Я уже дал вам вперёд, — холодно ответил я. — Остальное вы получите, когда мы закончим. Я не взял деньги с собой. И вы знаете почему: я не доверяю вам. Они спрятаны в укромном месте. Если хочешь получить свою плату, вам придётся довести дело до конца.
Наёмники переглянулись. Я видел, как в их глазах мелькает враждебность, но они промолчали. Я знал, что они скорее всего не доживут до того, как смогут потребовать награды. А пока что надо просто тянуть время.
Мы продолжили путь. Лес вокруг становился всё гуще, а воздух — тяжелее. Я чувствовал, что что-то не так. Непонятную тревожность. Я огляделся, но ничего не увидел. Закатное солнце опускалось всё ниже.
— Эй, смотрите! — внезапно крикнул один из наёмников, указывая вдаль. — Что это за мерзость?
Из-под куста выползало нечто. Слизень — огромный, полупрозрачный, с пульсирующим корнем внутри. Кожица блестела на свету, сквозь неё проступали тёмные прожилки, словно вены. Слизнекорень.
— Не трогай его, — резко сказал я.
Другой наёмник, Вульф, низкорослый мужчина с кривой ухмылкой, уже выхватил меч и шагнул вперёд.
— Да ладно, это же просто слизняк! — засмеялся он. — Я таких в детстве давил!
— Стой! — крикнул я.
Вульф замер на месте. Его рука с лезвием застыла в воздухе.
— Серьёзно? — усмехнулся он, но в его голосе слышалась неуверенность. — Выглядит как обычный слизняк.
— Идиот! Это Слизнекорень. Внутри — паразит. Разрубишь — споры взметнутся в воздух, и мы сдохнем за минуту.
— Тише, — вклинился в разговор Грок. Он был самым спокойным и разумным среди этих троих. Верно, потому он и глава этой шайки. — Зачем так кричать? Если нельзя порубить эту тварь — просто сожжём, оставаясь на безопасной позиции.
Грок достал из подсумка бутыль с густой жидкостью внутри — огненная вода — и метнул её. Она разбилась о землю рядом со Слизнекорнем, и содержимое мгновенно вспыхнуло. Огонь охватил слизь, и через несколько секунд от монстра остался лишь чёрный пепел.
— Ты правильно сделал, хоть у кого-то здесь есть мозги, — ответил я и вздохнул с облегчением, но чувствовал, как напряжение нарастает.
— Близится ночь. Встанем на привал, — спокойно заключил Грок.
Он прав. Бродить здесь в темноте — смерти подобно.
Как он и сказал, мы должны остановиться на привал. Однако не каждое место могло подойти для ночёвки. Я вышел налево от тропинки, которую окаймляла лесистая местность, и нашёл небольшой холмик.
— Заночуем здесь, — сказал я моим подопечным.
— Место хорошее, — одобрил Грок. — С холма видно всё вокруг. Вульф, разбивай лагерь.
— Как скажешь, босс.
Мы взабрались наверх и разбили импровизированный лагерь: четыре места для сна, припасы, разложенные в кучу между ними, и тусклая свеча — сильный свет мог привлечь непрошенных гостей.
Я упал в свой спальник и начал готовиться ко сну. Наёмники же сперва решили поужинать.
— Скверное место, — посетовал третий наёмник. — Вроде пожрал, а всё равно холодно внутри.
— Это Порча близко, — пояснил Грок. — Но мы к ней не пойдём, просто рядом потрёмся. Верно, Каин?
— Разумеется. Какое мне дело до этой дряни? Кстати, Симон, ты сегодня не спишь: твоя очередь в карауле стоять.
— Ну твою мать... — Тот плюнул недожёванным куском. — Аппетит пропал. Идите к чёрту.
Он встал и побрёл к краю холма.
— Всё, братва, я спать, — сказал Вульф и укрылся полностью.
Повисла тишина, наёмники разошлись по своим делам. Я тоже собирался закрыть глаза, но Грок ещё сидел рядом со мной. Его взгляд был расфокусирован, словно он что-то обдумывал.
— Сокровище..., — неожиданно сказал он, — большое?
— Не знаю. Может, на жизнь хватит. Может, на неделю.
— Ясно, — протянул он без интереса.
Повисло молчание. Грок явно копал глубже.
— Каин... у тебя нет глаза.
Я потрогал повязку на левой стороне лица.
— Остроумно. И что?
— Видел всего двоих таких. Первый — сам его выколол. Ты — второй.
Я замер. Он понял.
— Что это? Интуиция? Впрочем, ты прав. Я сам сделал это.
— Хмммм-мм, — тяжело вздохнул он. — Угадал, получается. Однако вот что я понять не могу — тот, другой, я восхищался им. Он был самым сильным воином, которого я встретил за всю свою жизнь. Такая сила, такая... ярость — было очень страшно рядом с ним. Только вот ты не похож на последователя Бога Вечный Войны. Понимаешь? Ты не похож на этих сумасшедших ублюдков. Вот и думаю, если ты на вид такой хлюпнький, может у тебя есть какой-то козырь?
— Хм... — Грок тяжко вздохнул. — Угадал, получается. Однако вот что я понять не могу: тот первый... был воином. Сильнейшим из тех, кого я встречал. А ты... не похож на последователя Бога Вечной Войны. Не скажешь, что ты одни из этих сумасшедших ублюдков. Вот и думаю, если ты на вид такой слабый, может у тебя есть козырь какой?
Я слабо рассмеялся.
— Нет, нету у меня ни козырей, ни скрытой силы, нет и явной. Я простой бродяга, что попал к "ним" по воле случая. Хотя, у меня есть немного ума. Думаю, этого достаточно, чтобы выживать довольно долго в подобных местах.
— И всё же не клеится. Кто попало не становится воином Бога Вечной Войны.
Меня накрыло воспоминание. Тот день. Этот мир не был моим. Я заснул в своей кровати — а проснулся посреди бойни. Испугался. Сбежал. Но они — воины Бога — давали клятву: никогда не отступать. Как я мог знать об этом? И за трусость он проклял меня.
Прошло два года. С тех пор я перебивался только неблагодарной работой, воруя и убивая. И даже по-моим мелким стандартам запугивать детей да стариков — в этом чести немного. Однако подвернулось дело, которое заставит забыть об этой жалкой жизни. Ещё немного, и я считай преодолел свою судьбу неудачника.
— Ты прав, — усмехнулся я. — Я сбежал из первого же боя. Доволен?
— Почти. Последний вопрос: неужели потеря глаза стоила того, чтобы избавиться от проклятия?
— Да, — без сомнений ответил я. — На моём месте ты поступил бы также. Глаз Беглеца не та вещь, что продлевает тебе жизнь. Представь, как твой глаз заливается чёрной краской, а место зрачка занимает красная сияющая точка. Любой, кто ищет битвы, будь то животное или человек, найдёт тебя. Дело тут, думаю, даже не в цвете, а в какой-то магии. Эта хрень привлекает всякую тварь, словно приглашая их поживиться тобой. Я не мог найти покоя ни под покровом ночи, ни держась поодаль от опасных мест. Каждый раз на меня нападал то маньяк, то порождение Порчи. Короче, я не жалею об этом.
— Ха-ха, — мягко посмеялся тот. — Сам виноват. Коли такой трус, стоило ли вообще соваться к воинам Вечной Войны?
Конечно, нет! Будь моя воля, я б и вжизнь не попёрся к этим ублюдкам. Но судьба распорядилась иначе, закинув меня в тело одно из них.
— Теперь неважно. Давай спать
Грок, последовал совету и лёг в спальник. Однако тут же поднялся.
— Чёрт, свечу забыл потушить.
Грок медленно пригнулся, его грубые пальцы сомкнулись вокруг дрожащего фитиля свечи, когда из непроглядной тьмы внезапно вынырнул Симон. Его лицо, освещенное неровным светом пламени, было бледным как мел, а широко раскрытые глаза бегали из стороны в сторону.
— Босс! — прошептал он, и в этом шёпоте слышался страх.
Грок замер на мгновение, его пальцы, уже почти затушившие драгоценный огонёк, разжались, и он медленно повернул голову, изучая Симона своим тяжёлым взглядом, в котором читалось одновременно раздражение и настороженность.
— Говори, — произнёс он низким голосом, в котором явственно слышались нотки усталости и привычки командовать, но также и тень беспокойства, потому что даже такой бывалый боец, как Грок, знал — в этих проклятых землях игнорировать предупреждения значит подписывать себе смертный приговор.
— Тени… — Симон нервно облизнул губы, его пальцы непроизвольно сжимали рукоять ножа, — внизу, у подножия холма… они двигались… не как обычные тени от деревьев… а как-то иначе… как будто живые…
Вульф, разбуженный шумом, с недовольным рычанием вылез из своего потрёпанного спальника, его лицо, покрытое недельной щетиной, исказилось в гримасе раздражения, а маленькие, глубоко посаженные глаза сверкнули злобой, потому что никто из нас не любил, когда прерывали и без того короткий отдых.
— Опять тебе мерещится, сопляк? — он с силой плюнул в сторону, и слюна, блеснув в свете свечи, исчезла во тьме, — да там хоть глаз выколи, ничего не видно!
Я медленно поднялся с места, имея плохое предчувствие, и это было не потому, что я верил Симону — а потому, что за два года скитаний по этим землям я слишком хорошо усвоил: подле мест, где Порча просочилась в мир, страх редко бывает беспочвенным, и даже самые нелепые опасения иногда оказываются пророческими.
Мы осторожно подошли к самому краю холма, и перед нами открылась бездна — абсолютно чёрная, без единого проблеска света, без луны, без звёзд, только густой, почти осязаемый мрак.
— Ничего не видно, — проворчал Грок, но в его голосе я уловил лёгкую нотку сомнения, потому что даже он, обычно такой уверенный, не мог полностью игнорировать напряжение, витавшее в воздухе.
Но я заметил.
Краем глаза.
Что-то шевельнулось.
Не ветер, колышущий ветви деревьев, не тень от одинокого камня — что-то другое, что-то, чего здесь быть не должно.
— Возвращаемся к лагерю, — резко сказал я, и в моём голосе прозвучала та самая командирская нотка, которую я перенял от разбойников, — сейчас же.
Возле свечи было теплее, но это была обманчивая теплота — маленький огонёк, жалкий и дрожащий, отбрасывал неровные, прыгающие блики на наши напряжённые лица.
Именно тогда я увидел их по-настоящему.
Сначала — просто тёмное пятно на самом краю круга света, такое, какое могло бы быть от любого предмета. Но потом это пятно вытянулось, приняло форму, стало объёмным, и я понял — это не просто отсутствие света.
Тень.
Но не такая, как все остальные.
Она дышала.
— Не двигайтесь, — прошептал я, чувствуя, как моё собственное дыхание становится поверхностным, а сердце начинает биться чаще, хотя я и знал, что именно сейчас нужно сохранять ледяное спокойствие.
Симон резко втянул воздух, и в тот же миг его руки начали биться мелкой дрожью, как осиновые листья на ветру - нож выскользнул из ослабевших пальцев и упал с металлическим лязгом о камни.
— Ч-что это… — он прошептал так тихо, что слова едва долетели до нас.
Я прищурился, изучая существо, и в голове сразу всплыли все те знания о Тенях Порчи, которые я прочитал в справочнике, перед тем как отправиться в это место.
Тень Порчи.
Я читал о них, хоть никогда и не видел. Автор справочника, видимо, сам не до конца понимал, что это за существа.
"Тени не просто монстры — они предвестники. Если они здесь, значит, Порча близко, и скоро всё вокруг начнёт гнить заживо. Это не живые твари, а отражение иной мерзости — возможно, чьих-то забытых кошмаров, вытекших в наш мир, или эхо древнего проклятия, которое не может обрести форму." — по крайней мере так было написано в книге. Но, что важне фантазий автора об их природе, я знал и способы справиться с ними.
— Они слепы, — тихо, но чётко объяснил я, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально спокойно, — не видят, не слышат в привычном нам смысле. Но чувствуют.
— Ч-что они чувствуют? — прошептал Симон, и я видел, как его горло содрогнулось от сглатывания, а глаза стали ещё шире, если это вообще возможно.
— Свет… — я кивнул на свечу, пламя которой вдруг затрепетало, будто от невидимого дуновения, хотя воздух вокруг был совершенно неподвижен, — и страх.
Тени колыхались на границе света, будто пробуждаясь ото сна, одна, вторая, третья… Они медленно окружали наш лагерь, останавливаясь ровно на той черте, где заканчивался тусклый свет нашей свечи и начиналась абсолютная тьма, и в их движениях было что-то гипнотически-мерзкое, как в танце ядовитых змей перед нападением.
— Они как… мотыльки, — неожиданно романтично сказал Вульф, — летят на свет.
Тени шагнули ближе, вернее, не шагнули — они как будто растеклись вперёд, их формы стали более чёткими, и теперь я видел, что это не просто тёмные пятна — у них есть структура, что-то вроде щупалец или длинных, тонких пальцев, которые тянутся к свету, но не решаются переступить черту.
— Они… тянутся к свече, — прошептал Грок, и в его голосе слышалась какая-то детская зачарованность, смешанная с ужасом.
— Да, — кивнул я, — но если они почуют страх…
Я не договорил, потому что в этот момент Симон задрожал всем телом, его дыхание стало прерывистым, а глаза наполнились таким животным ужасом, что даже Вульф невольно отпрянул от него.
И тени отреагировали мгновенно.
Одна из них дёрнулась, будто уловив запах, её форма стала более плотной, более реальной, и я увидел, как что-то вроде щупальца или когтистой лапы потянулось прямо к Симону.
— С-спасите… — Симон съёжился, его голос превратился в тонкий, визгливый шёпот, а по бледному лицу заструились слёзы.
— Замолчи! — прошипел я, понимая, что происходит, но уже было поздно.
Тени ожили полностью.
Они потянулись к нам, вытягиваясь, как тягучая смола, их формы стали более чёткими, и теперь я видел, что это не просто тёмные пятна — у них есть что-то вроде ртов, безгубых и беззубых, но от этого не менее жутких, и эти рты раскрывались, будто в беззвучном крике.
— Б-босс… — Симон заскулил, как побитая собака, и его страх, словно видимый всем спектром, разлился по воздуху, привлекая Тени, как мёд привлекает мух.
— Беги, — резко сказал я, понимая, что другого выхода нет.
— ЧТО?! — Симон уставился на меня глазами, полными непонимания и ужаса.
— Беги, ублюдок! — крикнул я, толкая его в сторону склона, — вниз, к лесу!
Симон рванул с места, споткнулся о камень, упал, поднялся и снова побежал, теперь уже не оглядываясь, не думая, движимый только животным страхом.
Тени рванули за ним, их формы растянулись, превратившись в длинные, извивающиеся ленты тьмы, которые неслись по земле с неестественной скоростью, оставляя за собой чёрные, дымящиеся следы.
— Ты… — Грок посмотрел на меня, и в его глазах я увидел не осуждение, а понимание, потому что он, как и я, знал — другого выхода не было.
Я не стал оправдываться.
— Огненную воду. Давай, — сказал я ему.
Грок молча вытащил из-за пояса бутыль с густой, маслянистой жидкостью, которая слабо поблёскивала в свете свечи.
Внизу Симон в панике вскарабкивался на ноги после очередного падения, но тени уже обвили его ноги, поднимаясь вверх, как чёрные змеи, и его крики, полные нечеловеческого ужаса, разрывали ночную тишину.
Я размахнулся и швырнул бутыль с силой, на какую только был способен.
Стекло разбилось о его спину с характерным звоном.
Огонь вспыхнул мгновенно, ярко-оранжевый, почти белый в центре, он охватил Симона, как живое существо, и его крики стали ещё ужаснее.
Тени кинулись на пламя, сливаясь с ним, поглощая его, будто пытаясь задушить, и вскоре вся группа Теней превратилась в один огромный, извивающийся костёр, из которого доносились затухающие крики Симона.
— Пошли, — я толкнул Грока в сторону, противоположную пожару, — пока они заняты.
Мы бежали, спотыкаясь о камни и корни, не оглядываясь, потому что знали — оглянуться значит замедлиться, а замедлиться значит умереть.
А за спиной, на склоне холма, горел Симон, и его пламя освещало нам путь, как зловещий факел.
***
Мы остановились только тогда, когда холм скрылся за деревьями, а отблески пожара стали едва видны сквозь густые ветви.
Вульф тяжело дышал, прислонившись к стволу старой сосны, его лицо, обычно такое грубое и самоуверенное, теперь выражало только усталость и пустоту.
— Чёрт… — он вытер пот со лба дрожащей рукой, — а он… он же…
— Сгорит, — коротко сказал я, потому что правда всегда проста и жестока, — полностью.
Грок молчал, его лицо было каменной маской, но потом он резко развернулся ко мне, и в его глазах горел холодный огонь.
— Ты мог кинуть рядом. Рядом с ним. Не прямо в него.
Я посмотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда.
— В этом мире слабость — это смерть, а сомнения — роскошь, которую мы не можем себе позволить. Если бы я промахнулся, если бы он не пришёл в ужас, они бы почуяли наш страх и вернулись бы за нами.
Грок сжал кулаки, его пальцы побелели от напряжения, но он ничего не сказал, потому что знал — я был прав.
— Он кричал, — вдруг прошептал Вульф, глядя куда-то в сторону, где ещё виднелось зарево, — так кричал… будто…
— Все кричат, когда горят заживо, — перебил его Вульф. — Чёрт с ним. Он сам виноват. Ему ясно сказали, что нельзя испытывать страх. Даже я, дубина, быстро сообразил это.
Была глубокая ночь. Однако разбить ещё один лагерь было невозможно, потому мы пошли дальше, оставив позади и крики, и огонь, и Тени, потому что в этом мире остановиться — значит умереть, а мы, какими бы ни были, всё ещё хотели жить.