- Ты, наверно, замёрз - прозвучал за его спиной колдовской голос - Вина, братец?

 

          За его спиной, стояла, согнувшись в полупоклоне, низкорослая служанка в платье самых тусклых цветов. По едва заметному знаку, девушка поставила поднос на тонкий, явно привезённый из-за лимеса столик, опиравшийся тонкие до черноты лакированные, вогнанные друг в друга тончайшие кедровые досочки. Обычно, он служил для игры Хитрыми Фигурками - круг из полированного жёлтого металла всё же не не закрывал поверхность целиком и можно было видеть как неизвестный мастер искусно подогнал друг к другу кусочки дерева различных пород, добившись, чтобы получились поля нужных для игры форм и цветов. И только после этого нанёс сок дерева сандарак, застывший прочной, нечувствительной к грубости правителей и морозам Вальда прозрачной плёнкой.

 

       На подносе, внутри запотевшего, тщательно высверленного и отполированного и оплетённого паутиной тончайших золотых нитей кристалла, плескалась густая, исходящая даже на вид таким горячим паром красная жидкость, что оставалось удивляться - как она не плавит серый горный лёд. От одного взгляда на кувшин из горного хрусталя, Гайна уже ощутил вкус подогретого пряного вина на языке, соединяющееся в одном глотке невероятно приятное сочетание холода ледяного камня и огня - приятного тепла от согретого над очагом алкоголя и жгучего южного огня драгоценных пряностей, разливающееся по телу.

           Он проглотил набежавшую слюну. Такая любезность от повзрослевшей Марды, холодно и равнодушно, встретившей своего вернувшего из-за стен лимеса, полузабытого старшего брата -и с тех пор старавшегося его избегать... Это что-то необычное. И всё-таки он не мог ей не налюбоваться.

Когда его сонная кобыла всё ещё медленно переставляла копыта по валентиановой дороге, приближаясь к Вратам, он как-то не задумывался - что ждёт его дома. Да и и чтобы могло изменится? Отец ещё силён и крепок. Мир ещё не разрушен и не переделан Королями. Стены лимеса не пробиты их пламенем и легионы Богини бессмертны ...

Что могло изменится?

И вот - сестра...

Какая это для неё зима?

        Несмотря на свежие, недавно нанесённые старинные воинские защитные узоры нанесённые по всему лицу сажей с жиром было заметно, как их чиста кожа хозяйки -в тех местах, где её не коснулась рука знавшего толк в силуэтах чудищ скальда. Он влетел в повседневную жизнь Айдельхальма как вбитый в стену клин и ещё не успел врасти, проржаветь и стать чем-то привычным в жизни города и мимо него проходило многое... Но даже так он замечал как стесняется Марда унаследованной от матери-рабыни степной желтизны кожи, закрашивая её соком вайды, и каждое утро умываясь настоями едких трав -чтобы сделать кожу белее. Дурочка.

          Он не дал этой улыбке появится на своих губах, но где-то внутри колыхнулось давно забытое ощущение стука её сердца, прикосновения худенького тельца, вжимавшегося с такой силой. Когда-то Марда была одного возраста со жрицей Имперской Богини. Её приходилось буквально,отрывать от него -когда его увозили за лимес. Он даже сам её отталкивал - ему хотелось, чтобы всё прекратилось поскорее и чтобы её не наказывали ещё сильнее. Как же она плакала, крича,что брата забирают в страну мертвых -и она хочет с ним, туда...

Он изо всех сдерживался,чтобы не повернуться на её голос.

          Марда - это не глупенькая, но святейшая дротта, что вместе с годьей Аматой будет сегодня читать Благословение. Гайна совершенно точно знал - она его ненавидит. С самого возвращения.

 

- Ты обошёл все стены. Все посты стражи, - шепнула она, - Да ещё стоишь здесь, на морозе...

 

       В самом деле, он стоял на высокой галерее, поднятой на резных столбах. С этого места люди бурга и фюлька слышали возвещенную волю отца. Сюда же любой свободный мог придти за его судом - если его не устраивал имперский свод законов, ромейский суд и ромейский прокуратор. Узоры на столбах были одни и те же, как будто плотники сговорились - хотя это было, конечно, не так. Обвившись кольцом вокруг золотой от смолистого огня внутри сосны, огромные змеи пожирали друг друга, закусывали, в вечном неутолимом голоде свои хвосты, разевали клыкастую пасть, чтобы поглотить разящих их копьём безликих конных воинов.... С недавних пор, он стал обращать внимание на змеев вокруг - и они его раздражали.

 

      Эта отвратительная кожаная юбка - на которую наклепаны куски чеканного металла и куски оставшиеся от починки какой-то легионской кольчуги. Мороз был таким, что и ему приходилось натянуть под панцирь теплую толстую шерстяную рубаху - а он щеголяла бесстыдно голыми руками, словно не боялась зимы.

      Сестринская игра в древнюю воительницу раздражала его не меньше, чем вездесущие резные драконы - но надо было отдать должное, она относилась к ней серьезно. Он любовался,как под кожей катятся твёрдые шарики сильных мощных мускулов и переливается, - совсем не аланская, - медь её волос.

Марда налила теплого питья ему и себе в стоявшие тут же кубки - выточенные из того же ледяного камня, что и кувшин - и поднесла брату. Делала она это явно подражая, играя. Воспитанный в патрицианской семье Гайна, видел и актёров получше, -и похуже же тоже, - и потому сразу улавливал слишком старательную и нарочитую игру Марды. Хотя, будто бы пришедший слишком поздно, не понимал - какую именно роль и в какой трагедии сейчас играет эта бездарная- но миленькая,- актриса. И потому счёл за лучшее, сделать вид, что ничего не заметил. Он взял кубок из её рук -но пить сразу не стал. Сестра, уже было поднявшая кубок к губам, посмотрела на него с удивлением.

Собрав пальцы в щепоть над самым отмеченным золотой чеканкой краем, почти что окунув их в самое вино, произнёс:

 

- Локуста!

 

         Светло-фиолетовый круг возник над вином, освещая Силой проникающей в этот мир всё вокруг -и начал вращаться. Сперва лениво, как колесо мельницы в мелком, плохо выбранном ручье, а потом всё быстрее, быстрее и быстрее. Кончики пальцев Гайны, светившиеся белым светом, жгло невыносимо.

Колесо света остановилось - так же неожиданно как начало своё вращение, -и исчезло, так и и не сменив свой цвет. Гайне хотелось сунуть обожженные пальцы в рот - и он бы так и сделал, если бы не стоявшая рядом Марда, с интересом наблюдавшая за самой обычной военной висой.

Делая вид, что не замечает как она сверлит его взглядом, он поднёс кубок к губам и начла пить. Вино, действительно, хорошо согревало - а он понял как сильно, на самом деле, замёрз.

 

-Братец, - наконец, выдавила она из себя истерический смех, - Ты слишком долго жил за лимесом. В родном доме нет нужды призывать имперскую богиню- отравительницу, чтобы она определила - есть ли яд в напитке поднесённый тебе родной сестрой!

 

"Благодаря тебе, " - подумал старший сын ярла,- "Я всё ещё чувствую себя будто бы я там". Но вслух, конечно, произнёс другое:

 

- Локуста - не богиня, - сказал он строго, - Не вздумай ляпнуть что-нибудь подобное перед ромеями. У них Добрая Богиня только одна. Прокуратор Руфрий мог бы арестовать тебя за подобные слова - даже прямо перед отцом.

 

- Пусть бы только попробовал! - щёки Марды вспыхнули, как натёртых два яблочка, а пальцы сами собой сжались в кулаки, - Пусть бы он только попробовал!

 

           Конечно, не так всё было просто - хватать её прямо на пиру бы охрана Руфрия её бы не стала... Сразу бы не стала. Но остеречь её следовало. Слишком она заигралась. Слишком много в ей мыслях глупостей. Как о себе, так и об отце, о наместнике... Он взглянул на её изрисованную драконами руку. За огромным плоским навершием из тускло-жёлтого металла. Она уже, наверное, воображала как лупит по щитам пришедших за ней солдат своей бронзовой игрушкой - Империя не допускала оружия вне армии, но и царившие за лимесом обычаи даже сама Богиня отменить в один день не смогла бы. Пришлось придумать вот такое вот решение. Вроде бы и смешно... А посмотреть на Марду -и что-то смех сам проваливается обратно в глотку. Нет, на этот год, во взаимоотношениях с Имперской Богиней, запас удачи Айдельхальма, пожалуй, почти что исчерпался.

 

- Но ты же взывал к её имени? - Марда наклонила голову так, что почти положила её на украшенный резьбой наплечник, - Тогда она - младший дух?

 

-Нет, - Гайна подумал -и решил, что ничего такого тайного в этом знании нет, - За лимесом нет никаких духов. Только Богиня.

 

-Тогда...

 

- Она - аквилифер, - серьёзно, глядя ей в глаза, сказал Гайна.

 

-Аааа... -разочарованно протянула сестра.

 

       Она уже видела этих женщин в кольчугах и львиных шкурах - колдовские жезлы им заменяют золотые знамёна, а силу они берут из огня душ всего легиона. Сильны и сразить из непросто - хотя, и такое случается, если верить рассказам брата. Но неужели её брат просто назвал знакомое имя и взял чуть-чуть силы у какой-то имперской ведьмы? Для такой ерунды? Это так... глупо.

 

- Локуста когда-то была аквилифером одного из Неназываемых Легионов, - неохотно уточнил Гайна.

 

-Кого... - вот теперь Марда удивилась по-настоящему, - Каких легионов? - теперь она говорила без

наигранности, совсем как в детстве, просто,- Гайна, ты, как и все ромеи, не можешь не мудрить. Просто назвать номера...

 

- Не могу, - бессильно вздохнул брат. Марда замолчала, а потом расхохоталась, закинув голову и разметав свои медные волосы:

 

-Неужели есть что-то, чего о Миклагарде не знает мой братец-ромей! Придется, наверное, идти к прокуратору. Уж он-то...

 

           Гайне вздохнул. И ведь у неё хватит дурости -принимаемой за храбрость. Может, ей попадётся не Руфрий, а любой другой ромейский чиновник или командир, но ведь всё одно - неприятности. Для всего города, и для отца. И для этой дуры - в первую очередь...

 

- Этого никто не знает. Из живущих сегодня, - Марда замолчала, боясь перебить своего обычно молчаливого брата, - Я кое-что слышал только потому что меня определили в семью, чей далёкий предок, был сенатором в те времена.

 

- Когда? - тихо спросила Марда

 

- Когда Богиня пришла в Вечный Город.

 

- А... Разве... - тихо поинтересовалась она, - Не была там всегда? Ну потом и Вечный Город? Потому что она там Вечно?

 

- Не знаю, - тяжело вздохнул Гайне и положил голову на перила,- Я не знаю почему ромеи зовут Миклагард именно так. Может, раньше они его звали иначе. Но мне говорили- и я им верю, - что Она там была не всегда.

 

Он облизал нывшие лопнувшие от мороза губы и посмотрел на собиравшиеся над городом тяжёлые от снега серые снежные тучи.

 

- У Мульвиева моста её встретили три легиона. У Неё в руках была сцеспита - а с оружием, будь это даже жертвенный нож, в Вечный Город входить запрещено кому угодно. Даже императорам....

 

- И они, что же - не узнали Богиню? - удивлённо вскрикнула Марда.

 

- Думаю, что узнали, - усмехнулся Гайна, - Трудно не понять, что наклонившееся чудище, что видит тебя сквозь глухую повязку на глазах.. Та, чьи белые крылья закрывают небо, даря прохладную тень, а ростом - выше любых осадных башен. Под босыми ногами песок, туф и известняк морских скал покрываются свежей травой и цветами... В общем, это существо стоит повыше людей - и явно впитало и одолело первородную силу кружащего в Пустоте пепла.

 

-И!?

 

Марда вспоминает,как её предки склонились перед Старыми Королями - потому что они были существами намного выше человека.

 

-Таков закон, - Гайна пожимает плечами, - С оружием в границы Города войти нельзя.

 

- Но ведь это же Богиня!? - Марда, в своём возмущении, даже забывает, что защищает божество ненавистной Империи. Старым Королям можно было всё...

 

-Так поэтому и три легиона. Все, что удалось, всё, что успели собрать, - отвечает Гайна, - Богиня ведь.

 

И, помолчав, добавляет:

 

- Если бы она вложила сцеспиту в ножны и отдала её тому неизвестному трибуну, вышедшему к ней... Сенат, зная о приближении Богини к Вечному Городу, наверняка наделил его чрезвычайными военными полномочиями - иначе бы она не командовал сразу тремя ... Словом, если бы Она отдала свой кинжал, то ряды войск расступились бы и её наверняка, пропустили в Город. Ведь всё тогда было бы, согласно этим хитрым ромейским законам.

 

- Но ведь Она отказалась? - спрашивает Марда. Её воображение, раздразнённое будто собака куском поджаристого мяса, картиной, нарисованной скупыми словами старшего брата, рисует её саму на месте того неизвестного трибуна, о котором говорит её глупый брат. Из имперских командиров, она хорошо помнит только центуриона главной когорты 31-го Крепостного, проходившего через Айдельхальм в середине осени.

              Она уже слышит как хлопает на жарком ветру, создаваемым даже лёгким движением огромных белых крыльев, белый расшитый золотом плащ за её плечами. Как хрустит, крошащийся под жёсткой подошвой сандалия, выжженного до мёртвой белизны здешним солнцем и гневом Богини известняк.

И ведь нет ничего постыдного - но кому-то всё равно, рано или поздно, надо будет идти к этой кажущейся в кроваво-багровых закатных лучах чёрной, дышащей белым, тяжелым, обжигающим как расплавленный свинец светом фигуре.

            Поэтому она, в последний раз, встав с лежавших поверх бронзового кресла мягких подушек, велела принести оружие, свой шлем, чешуйчатый панцирь и поножи.

Последний раз проверить доспехи. Врядли там будет изъян - за ними следят, и хоть сколько они пролежат в обозе, но будут пригодны к бою. Да и в них чешуя непростая. Её выбивали чеканом, который с трудом поднимали двое сильных рабов, из целого листа аурихалька -таким обычно обшивают днища военных галер, чтобы защитить их от вод Ядовитого Моря - по ней даже топор франка или копьё алана соскользнёт, не выбив даже самомалейшей чешуйки...

Просто всё-таки ей нужно ещё немножко времени.

        Но она была бы достаточно храброй! Она бы смогла пойти! Марда, не видя ничего, до боли в пальцах, до крови в ладони, в которую впиваются ногти, сжимает правой рукой рукоять бронзового меча городских вигилий, который ярл Харальд разрешает носить своей признанной дочери. Её медные волосы развивались бы в насылаемом Богиней ветре. Приходилось бы прикрывать рукой глаза, а начищенные пемзой львиные морды и золотые чешуи, отражали бы обратно жару и ярость, нестерпимого для глаз чужого света, сияя на ней будто расплавленные...

           Если возвращаться не надо - то можно надеть свой самый лучший панцирь. Но требовать пурпур к нему не надо - и даже нескромно. Уходить тоже надо достойно. Подводят коня - и она треплет его по морде, прощаясь, и лишь делает одно движение головой, которую давит,клонит к пыльной и мёртвой земле тяжёлая от пылающего в небесах солнца бронза шлема. Конь ей уже не нужен. Она не варварский король-жрец, чтобы забирать с собой на тот свет всё, что любил на этом - лошадей, рабынь, верных воинов...Нет. Его конь ещё на этом свете тут послужит кому-нибудь. Например, перетаскивая тяжёлые скорпионы.Ведь Марда понимает - врядли тут всё закончится миром. Эта не из тех, что согласятся просто отдать свой огромный, в полтора человеческих роста стальной блеск и идти, оплавляя камень брусчатки лёгким прикосновением своих босых ног, за временным, однодневным генералом - к сенату...

Да, она бы смогла встать, в тени крыльев, что могут, как одеялом, укрыть мягким пухом уже построившиеся в боевую линию когорты и, глядя прямо в закрытые чёрной повязкой глаза, сказала Ей, непременно сказала бы Ей...

         Рука, изрисованная такими же узорами,что и лицо, взлетает, чтобы ударить -по сердцу,- и опадает, под взглядом брата, не довершив чеканные, виденные однажды, движения ромейского военного салюта. От сердца -к солнцу. Она пытается сделать вид, что рука поднята просто так.

 

Гайна отводит взгляд, ничего не сказав.

 

- Они бились целый день - продолжает он, - Богиня и все три легиона. И к вечеру, Она уступила их упорству. Богиня всё же остановилась перед мостом, не пойдя далее, на Город. Сенаторам, которые ждали вестей с места битвы и посылали к кипящему Тибру вестника за вестником, в конце концов, пришлось идти к Ней на поклон самим.

 

-Ну там и бойня была, наверное, - глаза Марды сверкают, будто у новобранца ожидающего в само скором времени славной битвы и большой добычи, -Она же сильнее любого Королей... И даже всех Королей. Всех разом. Правда, так говорит Амата, но ведь... Всех ведь убила? Всё изломала?

 

- Нет, - жёстко отвечает "брат-ромей", - Там не было ничего. Ни машин, ни оружия, ни тел - ни лагеря. Просто мёртвый песок. И посреди бывшего Военного Поля. И тогда сенаторы и заключили с Богиней договор о защите Вечного Города - и Империи.

 

- А причём тут, в конце-концов, твоя Локуста? - обрывает его Марда. Ей немного стыдно за разыгравшуюся перед ненавистным братом сценку, - Ведь ты призываешь её -значит, она всё-таки дух?

 

- Лучше уж молчи пока отец - или муж, - в глазах Марды вспыхивают искры, как от железа на наковальне, но Гайна не не замечает их, продолжая терпеливо разъяснять,- Говорят с ромеями! Локуста была всего лишь аквилифером, сказал же. Сенаторы не нашли ничего. Даже знамён, - ненависть ненавистью, но сестра, пока что, часть его рода. И ромеи... - Но номера и знамёна легионов -дело серьёзное. Их просто так передать новым нельзя. При создании знамён, сила пепельных таблиц запечатлелась, ноты гибельных песен аквилиферам слышать с ними легче... И потому, после того, ромеи, наконец, выполнили всё, что они обещали Богине - возвели Её храм,на месте бывшего Военного Поля, где она и стала отныне жить, определили ей в служанки четырежды четырёх жриц из патрицианских родов.... В общем, сенат попросил Великую Годья спросить Богиню о судьбе этих легионов.

 

- И что ответила Богиня? - спросила Марда, - Что же с ним произошло - если крови не было? Значит, она их не перебила?

 

-      Ничего она не ответила. Но на четыре года голод и неурожаи постигли Империю, а женщины стали умирать при родах от кровотечения. В страхе, в храмы Богини потекли богатые подношения. Сенат повелел разбить надгробия воинов, служивших в них, счистить с мраморных стелл все изображения и упоминания, выбить с мраморных плит все имена, и разбить все статуи, если среди заслуг упоминалось, что такой-то и такой-то командовал этими легионами - будь хоть там даже славный консул... Количество жриц увеличили до шестижды шести - в одном только Миклагарде. Наконец, о них просто запретили вспоминать.... И когда волнения уже были готовы разрушить Империю, а 35-ый и 16-ый легионы уже объявили своего, ложного императора, который обещал разорвать договор с Богиней, которого уже были готовы признать в сенате - и пошли на Город... Но после вычёркивания последних легионных номеров, Она смилостивилась - и даровала хлеб. Уже взявшим недостроенный храм в осаду легионам. Они даже не верили, что это не яд. Тогда, уже не жрицы - тогдашний император, не прячась за стенами города,сам вышел и объявил о воле Богини. Согласно ей, каждому легиону Империи теперь вечно служила сила Локусты - которой теперь не было отставки с военной службы. Призванная по имени оттуда откуда я даже знать не хочу - она, достоверно показала, что дарованный Богиней хлеб -не яд. И радость была так велика, что ложного императора, имя которого тоже забыли и изображения разбили, стащили с коня и, как пойманной черепахе, отрубили всё, что высовывалось из-под панциря. А голову бросили в реку, под мост, в кипящую воду... Но запомни, - жестко говорит Гайна, заканчивая свой рассказ и надеясь, что он удовлетворил её любопытство полностью, - В Империи никогда не существовали эти легионы. Даже числа, которыми они обозначались, более не используются.И не вздумай спрашивать о них никого. Даже упоминать о них - считается к несчастью, - "Особенно при прокураторе Луции Руфрии", - добавляет он, но мысленно. И, залпом, выпивает поднесённое ему вино.

 

Которое, должно быть, на этот раз, не отравлено.

 

         Сестра только касается губами поверхности уже остывшего напитка, слегка пригубила, но пить не стала. Но сама мысль о том, что от этих родных губ всё же будет пахнуть винным духом, вызывает тошноту. Вино в руках женщины! Нет, он видел и ромеек... Но всё-и таки как противно. Лучше смотреть на город. За долгие века, река, что никак не могла устроится меж холодных холмов, своим телом промяла огромную, напоминающую ему огромный кубок, долину. В самом днище этого "кубка" - портовые и подмостные кварталы, отделённые от старого города мощными - не ромейской кладки, когда ногами месят вязкий, как размоченная глина, хитрый камень из извести и заливают меж рядов тёсаных камней, - стенами. Городские укрепления Айдельхальма сложены их огромных, не тёсанных -а будто бы оплавленных, в какой-то огромной печи, как стекло, до черноты,камней. Их не скрепляет меж собой ни известь, ни свинцовые скобы и швы между глыбами не замазаны. Так искусно они были положены, чтобы между ними даже нож не вбить -и с тех пор к ним даже река приближаться боялась.Ступенями, по скалам, костям земли, что обнажила бьющаяся в своей постели река, спускаются к ним лавки и тихие и маленькие домики городских кварталов. Над ними, надо всем городом, на скальном уступе, царит Длинный Дом ярла...

      Змеи, синие змеи свиваются в клубок, греясь в рыжем огне волос Марды.Где же он читал, что варварки раскрашивают свои лица в синее - перед оргиями?

 

- Если ты хотела только попьянствовать, - он, не глядя, бросает кубок и драгоценная посуда со стуком катится по дереву, - То могла бы хоть соблюсти приличия и запереться со своими развращенными служанками!

 

             Гайна демонстративно запахивает легионерский плащ и поворачивается спиной к сестре.

 

- Да! - в спину ему летит что-то острое и жгучее как остывшее на морозе лезвие ножа, - Я хотела пьянствовать! С тех пор как ты вернулся - я каждый день хочу быть пьяна! Самым дешёвым и кислым вином. От которого сладкий свинец оседает на языке. А знаешь -почему?

 

- Нет, - он остановился, но поворачиваться не стал - боясь потревожить лезвие в ране, - Не знаю.

 

- Чтобы поверить, - слёзы в голосе Марды неподдельны, - Что ты мне показался в тумане из винных паров. И как только я протрезвею -тебя здесь не будет. И всё пойдёт как раньше! Зачем ты вернулся из-за лимеса!?

 

Стараясь подбирать слова и говорить спокойно, он всё же ответил:

 

- Я был заложником Империи. Сенат и Император вернули меня отцу... И вот я здесь.

 

- Ты совсем дурак? - голос Марды звенит в холодном воздухе как лопнувшая тетива.

 

Гайна вздрогнул.

 

- Да, ромеи вернули тебе свободу- это так. И отставили со службы, - Гайна разворачивается. Узоры на лице сестры,в самом деле, слегка попорчены слезами

 

- Да, - говорит он,- Всё верно. И я был должен...

 

- Ничего ты был не должен! - лицо довольно низкорослой Марды пылает такой неподдельной яростью, что когда она делает шаг к нему, Гайна отшатывается, - Ты был свободен делать, что хочешь!..

 

      Формально, она права. Гайна не был обязан отправляться в Айдельхальм. Да ему не особенно-то и хотелось. Это был просто добрый совет легата... Надо же, эта Марда, как и та прежняя, что навсегда осталась за лимесом, так хорошо его понимает

 

- Что тебе здесь нужно? Власть? Неужели ты там не мог дослужиться до приличного чина...

 

Гайна задумался. И в самом деле! У него было то,что есть не у каждого родившегося в старых пределах Империи - достоинство всадника и гражданство Вечного Города. Даже не всякий император был ромеем.

 

-...Ты целыми днями пропадал на охоте, вспоминая об обязанностях сына правителя города и капитана стражи только, когда надо было рубить каких-нибудь разбойников. Разве ты не мог этим заниматься в своём легионе?...

 

       Франкский полумесяц врубается, чуть повыше металлической выпуклости в похожий на лист гигантского дерева щит, никак не дававший подсечь ноги голого, изрисованного синей краской воина. Шершавый серый металл пробивает дерево насквозь - и тот, в мгновение ока, колется. Будто молния бежит... Прекрасно он всё мог.

 

    Да так и подумать - не нужны ему никакая власть и весь богатый Айдельхальм, он же - Аквы Глациалевы.

 

- ....Но зачем-то ты оказался здесь!

 

-У были там... женщины? - звучит внезапный вопрос,- Дети?

 

     Гайна про себя усмехается - у всякого солдата есть дети. По всей Империи.

 

- Не слышал о них, - отмахивается он от вопроса который могла бы задать только девушка,- А даже если - бы знал, то мне до них не было бы никакого дела. Когда я и буду выбирать себе жену, то она будет не рабыней, которую отдают на ночь, за пару медяков...

 

  А вот это он сказал глупость. Степная кровь матери-рабыни вскипает в Марде:

 

- А та, что раздробила тебе кости на правой руке? - её голосом, наверное, можно было бы реку осушить, - Её ночь, думается, стоила бы подороже двух медяков?!

 

      Конечно, он не удивлён. Наверное, уже весь город знает о его поединке со спутницей Героини Веры. А уж сестра-то знала всё уже тогда, когда его только несли в казармы - отливать водой и сдирать с залитой кровью руки смятые доспехи. И, может, какое-то время назад, подобным заявлением - дескать, рабыня, тебя отделала, - Марде, удалось бы разозлить. Но не сейчас.

 

-Наверняка, - возвращает он неуклюжую детскую попытку оскорбления, - Судя по тому, что она хорошо знает с какой стороны у меча рукоять - воспитывали ей не только варвары. Здесь видна рука ланист одной из лучших школ. В Дакийской... Или в Утренней- он перебирает памяти стили бойцов и сравнивает их с приемами пустынной твари. Увы, их поединок был слишком скоротечен, чтобы судить. Но всё же, какой-то оттенок представления в нём имелся, - Но явно не в провинции, - заключает он, - Я, правда, не слышал, о таком бойце - но она очень хороша. Такие, если и продают себя, то уж одной ночи им хватает,чтобы выкупится на свободу и заиметь скромную - но виллу.... Нет, - делая вид, что думает над чем-то, - Такой цены мне не потянуть.

 

- Пффф! - фыркает сестра. Мерзость народа Богини ей отвратительна, - Рабыни! С оружием! Продавать тело!

 

- Добрая Богиня любит кровь на песке, - пожал плечами Гайна, - Ромеи тоже.

 

     Он говорит чуточку отрешённо, поскольку разумом он находится не здесь. Марда, чтобы она от него не хотела, своими словами опять вернула, мыслями к поединку во дворе постоялого двора.

 

    Что-то, конечно, было в мысли о школе гладиаторов ... Ему, помнится, уже приходило в голову что-то подобное. Мимолётная такая, как пьющая из лужи мелкая птичка ... Напрягшись, он делает усилие, напрягая память - и чувствует себя так будто в самом деле поймал птицу руками и теперь чует меж ладоней горячее тепло и бешено бьющееся сердце. Желание заглянуть в пасть кошки усиливается до невыносимости. Правда теперь Гайну интересуют больше её мягкие губы... А язык? Что- язык? Ну нет его и нет. Домашний палач вырезал лишнюю часть тела дерзкой рабыне -это даже хорошо, женщины говорить умеют и по-другому. Но эта ... Словом, была причина продать её туда, где даже вчерашние солдаты легиона, что погрязли в долгах и даже убийствах, не выдерживают. Но под серой шкурой пустынной твари, даже после кнута и суток в тёмном эргастуле, сил оказалась побольше, чем ожидал хозяин и ланиста. И, увидев звероголовую девку на арене и - то каким крупными каплями летит с ей оружия кровь приговоренных к смерти, её выкупила коллегия жриц.

       И ведь резать Жрицу и бежать восвояси ей резона нет. Во-первых, до лимеса уж точно они ехали под охраной. А обратно, без Жрицы, через галеновы врата - как? Даже если допустить,что она не хочет возвращаться на жаркий Юг, -куда, обычно, и бегут все тлашкали,- то и здесь есть легионы и городские вигилии. Да и гайрманны, не особенно хорошо относятся к беглым рабам. А уж убийцу героини Веры, что должна была вновь погрузить Старых Королей в смертный сон, растерзают едва ли не быстрее ромеев. Не спасёт даже то, что одета как свободная(Привилегия данная, видимо, как охраннице Жрицы). Поймать и распять беглую рабыню не составит труда - пустынные жители в Северных Провинциях встречаются нечасто.

      Кроме того - Жрица. Даже не вспоминая про то, о чём известно по всей Империи, даже во Внешних Провинциях,а именно - о проклятии Богини, падающим на всех, кто поднял руку на Её служительниц... Ей же лет столько ,сколько оставленной за лимесом Марде. Именно детям такого возраста, богатые ромейки покупают  самку-тлашку как кормилицу и няньку -после чего становятся навеки спокойны за их жизни.

Существует много способов заставить зверолюдку принять человеческого ребёнка. Например, заставить её спать на полотнищах, которыми вытирали того после мытья - чтобы привыкла к запаху. Или же очень хорошо, совсем хорошо - но тогда она и цена на неё выше,- когда сама демоница, была пленена в очередном карательном походе и солдаты зарубили её зверёныша. Если она потом не беременела, то достаточно просто подвести и...

         Человеческая женщина ещё может задушить, похитить, отравить или просто бросить чужого... Да будем честны - даже своего ребёнка, - на произвол судьбы. Но людокошка будет драться за "своего" "котёнка" до смерти - своей или того идиота, который, - даже если ей только это показалось, - поднял руку на доверенное ей чадо. И исход не всегда ясен, даже если у похитителя есть меч или боевой кинжал, а в этой семье не принято давать рабыням оружие.

         О том, как солдаты, взбунтовавшегося 1-го Дакийского, ворвались на виллу наместника Внутренних Провинций Марка Цецины до сих пор, наверное можно услышать на боях. Несчастный Цецина, как показало позднейшее расследование, был ни в чём не виноват и не присваивал денег - но разве до этого было дело дошедшим до края солдатам, вместо полновесного серебра, в уплату за все раны, выдали лишь дрянной посеребренный свинец, который и самый бесчестный фальшивомонетчик постеснялся бы предлагать за разведённое вино? Самого наместника тогда там не оказалось - он закололся много позже, увидев пепелище, - поэтому они спалили всё, что нашли, отыгравшись за прошлые и будущие несчастья его на рабах, работниках и недавно приехавшей в деревенский рай семье.

        Если, у тебя есть друзья - то байку эту ты узнаешь задолго до "проверки железа" или даже до того как вообще решишь рискнуть деньгами против натасканных ланистами тлашкали. Возможно, у тебя даже ещё будет время отправиться к писцу и попросить поправить записи на восковых дощечках. Если нет - то об этой истории ты услышишь, когда, уже не твои деньги, будут пропивать в ближайшей таверне. У Гайны он был. Не то что бы друг... Но гуляли они на его небольшой, но всё же выигрыш.

        Пьяные от лёгкой крови легионерам тогда впервые за время бунта пригодились  полные доспехи, и боевые щиты, - тех, кто кто пытался сунуться без них к злой кошке, понадеявшись только на мечи и боевые ножи, которыми солдатня владела изрядно, она порвала страшнее целой стаи собак. Кто-то попытался подойти к ней, один на один, взяв меч и щит - и с руганью выронил оружие из разорванной длинными когтями окровавленной ладони. Не желая больше рисковать, рычащую пустынную демоницу, стоявшую насмерть, заслоняя собой единственный проход в детскую, кололи дротиками, спуская из неё всю кровь.

       В другие разы, когда Гайне приходилось слушать уже знакомую историю, - и делал он это краем уха, - оказывалось, что труп зверолюдки и двух мальчиков нашли подвешенными на дереве за ноги, с  черепам, разрубленными  ударами  длинных кавалерийских мечей, аж за несколько миль от пепелища. Если в этом было хоть немного правды - то даже представлять не хотелось как та несчастная тлашка, завыв, прыгнула, начала бить и ломать - аж щиты затрещали. И после этого,покрытая ранами, ожогами, залитая своей и чужой кровью - тащила их на себе...

И ведь няне сыновей Цецины не была обещали, за их спасенные жизни, свободу, как это наверняка сделали жрицы.

К такой же...?

Ведь всё правильно?

Ведь ему нет никакого дела до Жрицы и её спутницы -теперь?

Сестра что-то там говорит, но её совсем не слышно. Совершенно не важные глупости.

 

" Я ... Я молюсь за них", - голос маленькой Жрицы, которой совсем не место за лимесом, освещает и согревает его память светом, похожим на ласку весеннего солнца или тепло свечи, - "Каждый день теперь молюсь... Чтобы они... Воссоединились со светом Богини!"

-Марда, - прерывает он её словоизлияния, - Ты что-нибудь знаешь о Героях? Кроме того,что они есть и есть, для того,чтобы сражаться с просыпающимися Королями?

Сестра, которую прервали на полуслове, мгновенно замолкает.

- Что?- удивлённо спрашивает она, даже забывая обидится.

- О Героях, -повторяет Гайна, - Ты должна знать что-нибудь о них. Должен же быть толк от твоих игр. Даже читать научилась...

- Мерзкие ромейские закорючки!

... и саги помнишь не хуже придворного скальда, - нажал Гайна, - Даже те,что никогда ромейскими буквами не записывались.

- О Героях, - расхохоталась ему в лицо, расплёскивая невыпитое вино, Марда,- Должен рассказывать мне ты, братец! А не я - тебе. Ты должен про них знать лучше, чем о Локусте и этих твоих легионах.

- Это ещё почему? - опешил он.

- Потому что, - торжественно воздев палец и наклонив голову, -Один из Героев - это всегда жрица Имперской Богини.

-Значит, Герой ... Веры, - какие-то осколки начали собираться в мыслях сына ярла в единое целое, - Ромейская Жрица -всегда?

- Всегда!- кивнула головой сестра. И, развернувшись, собралась уходить

- Подожди! - попытался остановить её брат,- А как же спутники... Откуда у Героя спутники?!

Она наигранно пожала плечами:

-А ... Не знаю!

- Марда! - почти застонал он.

- Ну тогда - просто не скажу, - сказала сестра, - Не хочу.

- Мне - "не хочешь"? - уточнил Гайна.

- Тебе, - шмыгнув носом, сказала сестра, утерев кожаным запястьем испачканный в саже нос. Торжество звучало в её голосе как серебряный колокольчик, - Мучайся. С этой Жрицей своей.

- Марда, вернись или нет я из-за лимеса, - сказал он, будто рухнул со скалы в чёрную ледяную воду,- Даже стань ты королевой - всё равно пришлось думать о женитьбе. Ярлы не допустили бы женщину на резном троне. Против всех обычаев это. Земля под королевой без короля останется бесплодна, как если пахаря нет и семя не брошено.

Её щёки вспыхивают багровым морозным пламенем:

- Если бы ты не появился -я могла бы тянуть сколько угодно времени! В конце концов, сама себе хозяйка - выбрала кого надо. А на тех, кто всё равно хотел бы повалить или обвинить меня - уж я бы нашла управу!

Ах, вот зачем она упражняется с оружием...

Гайна вздыхает.

-Марда... - напоминает он, - Ты мне, считай, должна.

- За Локусту? - она улыбается, - Пусть это останется пятнышком на моей честности. Но -нет!

И прищёлкивает пальцами.

-За что? - устало поводит плечами, распрямляясь. Узкие пластины серой ромейской стали защёлкали на его широкой груди, выгибаясь, - Только за то,что я вернулся? За что ты меня ненавидишь?

-Ненавижу?! - снежинки, что упали на это медное, ещё неостывшее, только успокоившееся в новой форме литье,- даже удивительно как они не обратились в пар,в воду на этом твердеющем, остывающем огне, - вновь вспорхнули с её вольных волос. Гайна взглянул ей в лицо. Она, и в самом деле, была удивлена этим вопросом, - Я не ненавижу тебя. Просто не считаю, что должна тебе что-то, - уточнила она.

- Вот как, - произнёс он,помолчав, - Хорошо. Хорошо! Хорошо же!

Он сделал движение плечами, обтряхивая снег с чёрных волос гревшей его плечи неизменной медвежьей шкуры.

- А ведь когда-то... - сказал он тихо, больше для себя, но Марда услышала.

- Это было слишком давно, - отрезала она.

- А что изменилось? - поглядел на неё через плечо.

- Позволь спросить, братец, - последнее слово она произнесла с каким-то особым нажимом. Так произносят оскорбление. Неважность вопроса Гайна почувствовал. Сейчас надо было правильно подобрать слова, - Если мой муж,- которого вы с папашей мне выберете, - будет бить меня и, в конце концов, отправит меня в лёд, к Старым Королям, зарезав... Что ты сделаешь?

 

     Вопрос застал его врасплох. Сын ярла ожидал чего угодно,но не... Впрочем, медлить тоже было опасно.

 

- Убийство - тяжкое преступление. Твой муж побоится солдат городской когорты и претора. В конце концов, ты всегда можешь обвинить его, вернутся обратно - и развод будет считаться действительным, если не по нашим законам, то по ромейским. И спорить с ними...

 

Мир вспыхнул в его глазах яркой, как отражённый от снега свет, пощёчиной. Всё-таки она была довольно сильной и наручи её были тяжёлыми.

 

- Мой брат, мой настоящий брат, сказал бы, что он отомстит за меня - даже Руфрию! - глаза с трудом обретали способность видеть, - А ещё сказал бы, что со мной не сладят даже Короли! В тебе не осталось от него ничего, ничего, - кроме имени! Ромей!

 

Последнее слово звучало как те, за которые вызывают на поединок.

Успокаивая боль прикосновением пальцев к щеке,покрытой мягкой, только проклюнувшейся щетиной, похожей на отмытую и вычищенную козью шерсть, Гайна вдруг понял - что сестра имеет ввиду. Он ведь пообещал ей защиту "от имени Богини и Империи" -прямо как в государственных договорах. А Марда хотела верить, что защитит её именно приблудный "братец-ромей" - а не его, провались она во льды к Королям, Империя. Пусть он хотя бы пообещал ей. Пусть бы даже соврал - она готова была бы поверить. И тогда, может быть всё бы вернулось на круги своя, стало бы между ними как раньше...

        Но он просто не мог сказать иначе. Широкие стены лимеса, протянулись от Ядовитого моря до Дуная. По ним могли пройти трое воинов в ряд. Они состояли из миллионов камней, белых как черепа -и ни один из них не выпал из кладки, даже под ударами колдовского огня Королей.

 

- Вы, ромеи - существа иного сорта, - ожгла его взглядом Марда, -Только похожи на настоящих людей, которыми успешно притворяетесь. Но у вас это плохо получается, - яд копился меж алых как ягода губ и она им плюнула, метя прямо ему в глаза, -У вас одно лицо на всех. То, каким Она вас наградила. Стоит лишь присмотреться -и сразу вас замечаешь, даже если вы рядитесь в наши одежды и носите наши имена.

 

    Гайне хотелось кричать. Ударить по этим пухлым полным степной крови губам. "Наши имена!" Но он молчал, бесстрастно, с истинно патрицианским спокойствием взирая на беснующуюся варварку.

 

-А ещё, я слышала, - провернула лезвие в ране бывшая сестрёнка, - Что прожив много лет за лимесом любой обратится в ромея. Рядом с Богиней невозможно оставаться кем-то другим. Вылепит кого ей надо. Изменит - как декуматы изменила, изгнав с них всех троллей и духов. Долго не верила в эти глупости, знаешь ли...

 

-Вот как... - только и произнёс он, - В самом деле, забавно.

 

     Поправив шкуру на плечах и подтянув перевязь с коротким испанским мечом - с ним можно было управляться одной рукой - он, повернувшись к сестре спиной, зашагал прочь.

Разговор, - если это можно было назвать разговором, - был закончен.

Надо было ещё раз обойти посты.