По дороге домой Степа нашел пищащую коробку.
Во дела, подумал мальчик и заглянул внутрь.
В коробке неуклюже барахтались пахнущие молоком шерстистые комочки.
Кто мог оставить их у помойки?
— Привет, — сказал мальчик завороженно.
Мне кошек не надо, вспомнил он голос матери.
Вырастешь и заведешь кого хочешь, раздался следом голос усталого отца.
В тот раз мальчик, глотая слезы, бросил котенка в городском парке. Но тогда город грелся в лучах летнего солнца. А сейчас в небе клубились снежные тучи, трескучий мороз сковал городскую реку льдом.
— Мяу, мяв, мяк, мвяк, м-мяу, — заверещали котята. Они как будто поняли, что на них смотрит неравнодушный человек.
— Где ваша мама? — спросил Степа и погладил котят. Зверята запищали, начали тыкаться в руку. Эти прикосновения наполнили его теплом. Хотелось сделать для них все возможное и невозможное.
— Ты их заберешь?
Рядом со Степой стояла девочка в яркой желтой курточке. Из-под шапочки торчали кудряшки, на белом как фарфор лице горели румянцем щечки. Ну куколка, а не девочка.
— Мне нельзя.
— Пожалуйста, — большие серые глаза увлажнились. — Это мой папа положил их сюда. Я ждала, пока их кто-нибудь заберет. Ты их заберешь?
Степа вздохнул.
— Твой папа сделал нехорошо, — ответил он уклончиво.
— Он просто не понимает. Возьми их. Ну пожалуйста!
— Я могу показать их своим родителям.
— Давай!
Степа приободрился. В самом деле, решил он, стоит показать их родителям. Тогда котенок был драный, по его шерсти бегали блошки. А это чистенькие, пахнущие сладким молоком беззащитные котята. Маме, понятно, плевать, а вот папа вполне может сжалиться.
— Ну какие котята, Степа?
Отец полулежал на диване и смотрел на сына припухшими глазами. Степа с Катей разбудили его, но отец не злился. Он никогда не злился.
— Очень хорошие! — сказала Катя.
Голос девочки умоляюще просил, но Степа с холодным ужасом в сердце понял, что ничего не выйдет. Когда папа непреклонен, его серо-стальные глаза смотрят твердо. Как сейчас.
— Дети, вы должны понимать, что каждый день такие котята гибнут от холода и голода. С этим ничего не поделать.
— Как это ничего? — удивился мальчик. — Давай выкормим их и раздадим.
— Что, всех раздадим?
— Всех, — кивнула Катя.
Отец со скрежетом почесал небритую щеку. После ночной смены он казался вываренным в кипятке, обесцвеченным.
— А если не раздадим?
— Выкину.
— Охотно верю, — отец цыкнул. — Ну нет. Вырастешь и заведешь сколько хочешь. Котов, попугаев, собак.
— Пока я вырасту, их о-го-го сколько умрет!
Отец немного помолчал.
— Всех не спасти, — сказал он страшную мысль.
— Но ведь можно попытаться?
Отец пожал плечами.
— Пап, я обещаю, что у нас не останется ни-о-дно-го. Правда! Я буду клеить объявления, я всех соседей обойду!
— Я буду помогать, — добавила Катя.
Глаза отца слегка потускнели.
— Чем их кормить? Мы тебе куртку к зиме купили, если помнишь.
Мальчик почувствовал длинную, дорогую, тяжелую куртку на своих плечах. Если бы я мог продать ее обратно, подумал он, и тут его озарила мысль.
— А я буду тратить свои карманные деньги!
— И за сколько ты их раздашь?
— Месяц!
Где-то в глубине души тлела надежда, что за этот срок его родители полюбят котят так же сильно, как он полюбил их за этот час. И решат оставить хотя бы одного.
— Я позвоню матери, — сказал отец и ушел на балкон с телефоном.
Степа и Катя переглянулись.
Отец вернулся через пять минут. От него дурно пахло табачным дымом, а глаза смотрели тверже прежнего.
— Нет, — сказал он.
Степа вздрогнул, будто его стеганули кнутом. Отец стыдливо отвел глаза:
— Знаешь, не мы выбросили этих котят. Мы за них ответственность не несем.
Дети растерянно переглянулись.
Сказать на такие сложные слова было нечего.
— Там борщ стынет на плите. Пообедаете?
Катя подняла коробку и, всхлипывая, ушла в прихожую.
— Я с ней.
— Хозяин барин, — сказал отец и лег на диван, повернувшись лицом к стене.
Они с Катей сидели на лавочке. Город окутали морозные синеватые сумерки.
— Я не знаю, что делать.
— Не плачь, — ласково сказал Степа. — Я знаю. Папа правильно сказал. Твои родители виноваты. Им котят и вернем.
— Они не согласятся.
— Согласятся, — соврал Степа. — Мы вместе их убедим.
Он уже не был уверен, чего хочет больше: пристроить котят или утешить девочку. Больше всего резала жестокая мысль, что он провалится и в первом и втором. А еще его глодал голод. Но голод был решительно проигнорирован. Вернуться домой и съесть хотя бы тарелку горячего, вкусного борща прежде чем безопасность котят была обеспечена означала для него капитуляцию.
— И не рановато ли ты завела себе кавалера? — насмешливо спросила мама Кати.
Из окна кухни прекрасно просматривалась помойка, где Степа нашел коробку с котятами. Мама Кати сидела у этого окна и хлебала чай. На ее коленях лежала лохматая кошка.
— Это не кавалер, это Степа. Мы… он хочет тебе что-то сказать.
Степа подумал над тактикой переговоров и, ничего не придумав, громко сказал:
— Я нашел котят на улице. В коробке.
Конфета замерла на полпути к полным губам женщины.
— Пожалуйста, возьмите их обратно.
Катя пролепетала что-то себе под нос.
— Степ, я бы рада, — улыбнулась женщина. — Мы не сразу их вынесли. Ты видел их? Они даже подросли. Но у нас папа строгий. Если уж он их вынес, то…
Она зачем-то провела рукой по воздуху.
— То что? — спросил Степа.
— То все, — она повторила жест.
— Не жалко вам их?
— При чем тут жалко, — теперь женщина смотрела недовольно. — Кать, ты же знаешь, что это папа сказал. Не я.
— А зачем вы их заводили?
— Так получилось.
— Как получилось?
— Эта, — женщина погладила кошку, — загуляла по весне. Сбежала от нас. Вернулась беременной.
— То есть вы не виноваты?
— Да никто не виноват! Что делать-то теперь? Их проще утопить чтобы не мучались.
— А сами чего не утопили? Вам бы и стоило.
— Что за допрос?
Женщина подвисла, хлопая глазами. Будто бы в глубине ее черепа происходила перезагрузка. Она смерила мальчика взглядом, будто бы оценивая. Будто бы только сейчас разглядела его упорный взгляд и насупленные брови.
— Хочешь чайку? — наконец спросила она с фальшивой улыбкой. — С конфетами. А?
У Степы округлились глаза.
— Вы что, меня купить хотите конфетами? — у него чуть не сорвалось с губ “дура”. Женщина, однако, его презрительный взгляд считала.
— Не хочешь как хочешь. Кать, проводи его до двери, — у женщины задергалась щека.
— Кать, скажи ей, — сказал мальчик. — Чего молчишь?
Тут произошло удивительное.
— Ладно, — пролепетала девочка бледнея. — Давай не будем. Оставь... И вообще… правда. Сейчас папа придет.
Она сама походила на беззащитного, глупого котенка. Степе хотелось накричать на нее или обнять — сам он пока не решил.
— Вы вы-бро-си-ли котят, — сказал он спокойно, по-отцовски. — Это нечестно.
— Ну ты посмотри на него, — на бледном лице женщины расцвела кривая, фальшивая улыбка. — А? Ты посмотри.
— Они замерзнут насмерть…
— Вон! — взвизгнула она и вскочила. Кошка, мяукнув, спрыгнула с колен и убежала. Катя вся съежилась.
Женщина возвышалась над ним, темная от гнева и страшная. В паху мальчика заныло от страха, дыхание сперло.
Однако он нашел в себе силы развернуться и выйти в прихожую. Катя закрылась за ним. Степа стоял в подъезде с коробкой в руках, котята в коробке запищали и зашуршали. Губы мальчика дрожали. Женщина чуть не ударила его. Она была готова вмазать ему наотмашь. И эта мысль схватила его за пустой желудок и не отпускала.
Он вышел на улицу. Мимо проковыляла старуха.
— Ой какие, — засюсюкала она. — Ой, ой какие.
— Возьмете их себе?
— Тю. У меня своих хватает, — отмахнулась старуха.
Тогда Степа вышел на главный проспект города и подошел к автобусной остановке. Он начал предлагать котят всем желающим. Но никто не позарился. Кто-то умилялся, кто-то объяснял, что у него уже есть свои, кто-то отказывал сердито и громко, но в основном люди равнодушно качали головами.
Через час пошел первый снег. По-настоящему, густо, хлопьями, накрывая город искристым воздушным полотном. Но Степа терпеливо ждал. Подходили замученные люди. Равнодушно отказывались. Уезжали домой. Голос мальчика охрип, пальцы колола боль. Нос и щеки он уже не чувствовал. Он уже и не помнил, сколько времени-то прошло. В конце концов улица опустела. Стояла такая тишина, что был слышен шорох падающего снега.
Степа побрел домой мимо желтых окон.
— Кто?
От голоса матери сердце Степы тревожно затрепетало. Она не кричала. Пока не кричала. Она говорила равнодушно, как если бы просила его вынести мусор. Но она была его мама, она определяла его жизнь, и мальчик чувствовал это каждой клеточкой замерзшего тела.
— Я.
— Один?
Жар бросился ему в голову. Откуда она…
— Папа сказал, — пояснила она. — Один?
— Хотя бы до завтра, — пробормотал он.
— Что? — голос стал выше, и Степа вжал голову в плечи. — Не слышу.
— Хотя бы до завтра. Идет снег, они замерзнут.
— Степан, у меня от тебя уже голова болит! Я и так весь день на ногах, мне что, весело в прихожей стоять тут? Как по твоему?
Он тупо смотрел на динамик.
— Оставь их у мусорки.
— Они замерзнут.
Мальчик взглянул на котят, из глаз бесшумно побежали слезы. Какие они маленькие. Какие они беззащитные. Он знал свою мать. Но всю дорогу домой он представлял, как своим упорством растопит сердце матери. Всю дорогу домой он чувствовал надежду.
— Ничего с ними не будет, — голос стал ласковым, и Степа придвинулся к динамику.
— Обещаешь?
Слезы с болью замерзали на щеках.
— Обещаю. Кто-нибудь их подберет. Все, давай. Я пока разогрею покушать. А?
Перед глазами мальчика возникло ее лицо, острое и хмурое как сама зима.
— Никто их не подберет!
— Степа!
— Я пойду и утоплю их тогда сам, раз так!
Он стоял перед чугунным черным забором и смотрел на завод на другом берегу. Между ним и заводом искрилось свежевыпавшим снегом полотно реки. А реку пересекала длинная коса.
Лед.
Что, разбить его камнем?
Нет.
Он никогда не смог бы утопить их.
Никогда.
Степа приоткрыл коробку. Котята еле шевелились. Он смотрел на них равнодушно, оледенелый, как река.
— Степа!
Он обернулся. Мать в пальто шла к нему по набережной.
Злое раздражение раскололо его изнутри. Почему она пошла за ним? Что ей надо? Пусть бы ела свой суп.
— Степа!
— Отстань!
Он спустился по ступенькам на каменную площадку чуть выше воды. Летом тут сидели рыбаки да крякали утки, но сейчас остался только мертвый камыш, торчащий изо льда.
— Степа, не дури.
Мать смотрела на него с верхней ступеньки.
Может, она передумала? На мгновение ему захотелось уткнуться в нее и обнять ее. В ноздрях даже появился ее запах — теплый, ландышевый запах.
— Это же просто котята, — сказал Степа.
— Вот именно.
Он поднял на нее взгляд. Женщина смотрела неумолимо, брови, ноздри, губы тянула вниз усталость.
— Не подходи, — сказал он.
Степа просто хотел попрощаться. Оставить их на морозе. И ее вмешательство тут было лишним. Оно усугубляло его предательство.
Она спустилась на шаг.
Хоть бы раз она сделала как он ее просил…
Степа ступил на лед и пошел к косе.
— Уйди оттуда! — испуганно вскрикнула мать.
Степе понравился страх в ее голосе.
Он повернулся и спокойно сказал:
— Я отнесу их на косу.
Там холодно, черно, пусто. Но летом-то все расцветет, подумал он устало. Летом они проснутся в высокой траве, будут бегать за бабочками. Их мама найдет их и покажет как ловить ящериц. А я буду ходить к ним и гладить, подумал он с горечью во рту.
— Степа, пожалуйста. Хочешь, мы их оставим?
Оставим, как же, подумал он.
Знаю я этот тон.
Мама быстро спустилась по лестнице.
— Отвали!
Степа развернулся и побежал. Нога заскользила по льду, он больно шлепнулся. Коробка с котятами упала и заскользила вперед, к косе.
— Степа!
Он уже ничего не слышал и, полный гнева, вскочил и побежал к коробке.
Когда коробка оказалась в его руках, он заглянул внутрь. Котята пищали и доверчиво смотрели на него.
— Я же гов…
Под ногами захрустело, тело обожгла смертельно ледяная вода, голову сдавили тиски. Куртка, подумал он перед тем, как сознание покинуло его. Какая тяжелая куртка…