— Мы можем попробовать гипноз.
Олег недоверчиво посмотрел на психотерапевта. Он почти ожидал увидеть улыбку, дающую понять, что сказано было это в шутку. Но Алла оставалась совершенно серьезна.
— Разве это не псевдонаука?
— Нет. О нем существует множество заблуждений и мифов, и репутация изрядно подпорчена разного рода шарлатанами. Но в отдельных случаях, когда другие методы не дают эффекта, он может быть полезен.
— Когда другие методы не дают эффекта… То есть случаи вроде меня.
Прошло десять месяцев с тех пор, как он впервые обратился к Алле. Тогда ему пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы побороть. Плохо было уже, что он, тридцати лет с лишним мужик, боится темноты. Но признаться, даже самому себе, что с этим страхом он не справится без посторонней помощи, было немыслимо. Но и выбора не было. Его никтофобия все ухудшалась. Раньше она могла помешать ему спуститься в какой-нибудь темный незнакомый подвал, куда и человек здоровый сунется с опаской, то теперь Олег не мог заснуть, не оставив включенным экран телефона на прикроватной тумбочке, неубедительно пытаясь врать что-то жене. Но даже это помогало слабо. Если так пойдет и дальше, то скоро он не сможет даже выйти на улицу ночью.
Каким же было его разочарование, когда визиты к психотерапевту не помогли. Олег был беднее на несколько сотен тысяч, и ни на шаг не ближе к нормальности. Анна честно пыталась ему помочь, перебрала все возможные способы лечения — десенсиблизиацию, имполозивную терапию, когнитивную. Без толку. Никакая тренированная релаксация не могла ослабить тот безотчетный ужас, который он испытывал, оставшись один в темной комнате. И он с готовностью соглашался, что страх иррационален и боятся на самом деле нечего. Но его тело не обращало внимания ни на какие разумные доводы, покрывалось холодным потом под бешеный стук сердца.
Да, он готов был попробовать гипноз.
— Эх, да почему бы и нет. Если и не поможет, то, по крайней мере, не повредит. Кошельку моему, разве что.
— Хорошо. Я не хочу давать ложную надежду, но, с другой стороны, гипноз лучше работает, если пациент верит в успех.
— Тут никаких проблем. Я готов даже в Деда Мороза поверить, если нужно. Когда начнем?
— Прямо сейчас, если вас это устраивает.
Олег пожал плечами.
— Устроит. Что нужно делать?
— Ложитесь на кушетку.
“Так вот зачем она нужна”. Во время первого визита он рванулся прилечь, потому что видел нечто такое в фильмах. Но Алла, сдерживая улыбку, объяснила, что кушетка для процесса не принципиальна, и Фрейд на ней настаивал, только потому что не любил смотреть пациентам в лицо.
Сняв пиджак, он прилег, устроился поудобней. Комфортно. Так в сон и клонит, хотя терапевт ничего еще даже не делала. Правда, он давно не высыпался нормально. Алла достала из ящика стола метроном, запустила легким толчком пальца. Тик-ток, тик-ток.
— Постарайтесь сосредоточиться на звуке метронома, отсеяв все остальные звуки. Войти с ним в один ритм.
Других звуков на самом деле почти и не было. Почти неслышный шум машин на улице, размеренное дыхание Аллы, редкий шорох ее одежды. Все это тонуло за отчетливым механическим тиканьем метронома. Олег лежал, ожидая чего-то вроде стереотипного “Вы слышите только мой голос”. Но терапевт молчала. Понемногу ему становилось скучно. Он пытался внимательно прислушиваться к метроному, но против воли сознание плыло, звук уходил куда-то вдаль, растворяясь, сливаясь…
— Давайте вернемся к началу, — голос Аллы прозвучал удивительно властно, нотки отстраненной профессиональной вежливости сменились тоном королевы, отдающей приказ войскам. Ей не хотелось перечить, — Вы ранее говорили, что фобия впервые проявилась, когда вам было одиннадцать, правильно?
— Да. Я и раньше боялся темноты, не больше чем обычный ребенок.
— Но в тот год страх стал патологическим. И вы утверждаете, что не помните причин.
— Нет. Ничего необычного со мной тогда не случилось.
Олег вдруг почувствовал закравшееся сомнение. Так уж ли ничего?
— Кроме… Я тогда лето провел у деда. Первый и последний раз.
— Любопытно. Вы раньше об этом не упоминали. Что можете рассказать об этих каникулах?
— Ничего! — выпалил Олег, и сам удивился поспешности ответа и злости в голосе, — Или…Или я не помню…
— Хорошо. Все хорошо. Вам ничто не угрожает. Вы совершенно спокойны.
“Да, совершенно спокоен, " подумал Олег, чувствуя, как сбившееся дыхание становится ровнее.
— Память о том лете скрыта от глаз. Но в вашей власти открыть ее, как шкатулку.
Как скальпель надрезает нарыв, выпуская наружу зловонный гной, так одно только слово “шкатулка” вскрыло подавленное воспоминание, вспыхнув цепью ассоциаций. Олег резко вдохнул и открыл глаза. Сел на кушетке. Почувствовал влагу на лице. Пальцами он прикоснулся к щеке, с раздражением смахнул слезу.
— Можно не продолжать. Я вспомнил. Одним вечером дед предложил мне подняться на чердак.
— Хочешь, покажу тебе русалку? — по-заговорщицки прошептал дед.
Олег поставил на паузу игру на привезенной из города Сеге, оторвал взгляд от телевизора. Переспросил недоверчиво:
— Русалку?
— Да, самую настоящую.
— Что, у вас тут в затоне русалки водятся?
— Нет, не в затоне. Она у меня на чердаке живет.
— На чердаке? Как же она без воды? Или там у тебя там бассейн? — фыркнул Олег. Ему уже одиннадцать лет, а дед сказки рассказывает, как маленькому, да еще и врет плохо.
— Ну, если не хочешь, то так скажи, — дед развел руками, повернулся, словно собираясь уходить.
— А, валяй. У меня все равно уже жизни кончились.
Дед поманил его за собой, провел в дальний конец дома, где приставная лестница вела в узкий люк на чердак.
— Ты первый, а я лестницу подержу, чтобы не упала.
Подняв голову, Олег стал подниматься. Проем люка зиял черным квадратом.
— Там темно же! — он оглянулся.
— Ай, забыл, сейчас, — дед щелкнул выключателем, и тусклая лампочка загорелась наверху, подсвечивая ребра стропил.
Поднявшись, Олег, немного неуклюже перекатился на дощатый пол. Чердак был почти совершенно пуст, не считая большого сундука в дальнем конце, у круглого оконца. Дед, пыхтя, взобрался по лестнице вслед за ним. Достал из кармана ключ, отпер им сундук.
— Здесь она, — сказал он, хлопнув по крышке сундука, — Подходи, не бойся.
Олег шагнул вперед нерешительно. Что-то ему смутно не нравилось во всей этой ситуации.
— Давай, давай, — подгонял дед, с непонятным нетерпением в голосе.
Не было выбора, кроме как послушаться. Олег подошел к сундуку, поднял крышку и заглянул внутрь.
— Странно. Я не могу ее себе представить. Чердак — помню, деда — до мельчайших деталей, зуб золотой, дырку в рубашке. А ее — никак. Но там действительно была русалка.
Дед достал из сундука ватное одеяло, расстелил на полу. Бережно, как дитя, взял русалку на руки и опустил на одеяло. Посмотрел на Олега, холодной бросил ему:
— Раздевайся.
— Что? — мальчик не поверил своим ушам.
— Раздевайся, кому сказал! — крикнул дед.
Захлебываясь горячими, солеными слезами, Олег стянул с себя футболку, шорты.
— И трусы давай.
— Деда, пожалуйста, — всхлипнул Олег.
Не говоря ни слова, дед отвесил ему звонкую пощечину. Ударил крепко, не сдерживаясь, так что мотнулась голова, и на мгновение потемнело в глазах. Жалобно скуля, Олег спустил трусы.
— Знаешь, что мамка с папкой в спальней по ночам делают? Правильно, трахаются. И ты сейчас будешь трахать русалку, а я буду смотреть.
— Дальше все снова смутно, — Олег тряхнул головой, отгоняя то немногое, что помнил. Седые, курчавые волосы в паху у деда, его короткий лиловый член, зажатый в скользящем туда-сюда кулаке, пока он, одиннадцатилетний, бестолково барахтался на русалке. За лето эта сцена повторялась еще много раз.
Алла, лишенная слов, смотрела на него со смесью шока и сочувствия. Наконец, собравшись, она начала:
— Такая травма…
— Это еще не все, — перебил Олег.
— Эх, потешил старика, — сказал, ухмыляясь, дед, затягивая ремень и застегивая ширинку. — Не вздумай никому рассказать. А то накажу. Страшно накажу. И что б ты понимал, что я это серьезно…
Не закончив, дед стал спускаться по лестнице. Мальчик попытался следовать за ним, но старик оттолкнул его, резко захлопнул крышку люка. Олег услышал, как в проушинах крышки лязгнул замок, с грохотом была убрана лестница. Щелкнул выключатель, и чердак погрузился в темноту. Только сквозь узкое окошко пробивался синеватый свет луны, пятном падая на расстеленное одеяло, освещая лицо русалки. Повернув голову, она улыбалась Олегу.
Зажмурив глаза, он истошно закричал.
— Хватит на сегодня, — выйдя из задумчивости, сказал Олег. Алла, кажется, что-то говорила, но он не слушал, — Мне надо над этим всем подумать. И, не знаю, тебе, наверное, тоже. Перечитать, что там в ваших учебниках пишут о таких случаях.
— У вас еще полчаса. Если не хотите касаться этой темы…
— Не хочу. А время, да черт с ним. Не велика потеря.
Быстро попрощавшись, он вышел. Найдя на стоянке свой “Фокус”, сел за руль. Завел, было, двигатель, но тут же заглушил. Он не знал, куда собирается ехать. Домой не хотелось. Ничего не хотелось. Опустив голову, Олег сидел без движения несколько минут. Постепенно голова прояснилась, распутались мысли. Нет, он врал себе, он как раз хорошо знал, куда его тянет. Подспудный импульс он почувствовал сразу, и тут же отбросил. Но настойчивое желание кружило по краю сознания, как голодный волк преследующий одинокого путника, то удаляясь, то приближаясь, но не оставляя в покое. Глупость, конечно, блажь, бессмыслица. Совсем не понятно, что он хочет там найти, на что надеется. И все же…
Олег перестал сопротивляться. Будь что будет.
“Если и не поможет, то, во всяком случае, не повредит”, мрачно подумал он. И тут же вдогонку:
“Не повредит ли?”
Последний раз он был в этой деревне двадцать лет с лишним назад. Стоял жаркий сухой август, листья на деревьях выцвели под нещадным солнцем, словно готовясь к осени. И даже тогда, ярким летним днем, это место вызывало у него тошноту, неотступный страх, к которому примешивалось невероятное облегчение от мысли, что скоро приедут родители и заберут его отсюда.
Сейчас же, под низким ноябрьским небом, она выглядела по-настоящему зловеще. Ни одного человека на раскисших от дождя улицах, покосившиеся дома смотрели безжизненными окнами, деревенские собаки, обычно брехливые, не подавали голоса.
Дедов дом он нашел не сразу. Пришлось поплутать по узким переплетающимся дорогам, пока места не стали казаться знакомыми, пока в животе не налилась какая-то тяжесть, и вот рту не появился горький привкус. И вот, за следующим поворотом, мрачный дом из забытых кошмаров вырос перед ним. Зеленая краска облупилась со стен, козырек над крыльцом грозил в любой момент обвалиться, забор с выбитыми досками клонился, как пьяный.
Дед умер лет пятнадцать назад. С тех пор дом пустовал. Родители хотели продать участок, но покупателей не нашлось — кому нужны восемь соток в вымирающей, глухой деревне?
Стараясь не задумываться, о том, что делает, Олег вышел из машины, захлопнул дверь. Не останавливаясь, прошел в повисшую на одной петле калитку, взошел на крыльцо, подергал за ручку двери. Заперто. Оглянувшись — хоть это и было ни к чему, даже если бы вокруг и были люди, вряд они приняли за грабителя прилично одетого городского мужика на иномарке — он плечом ударил в дверь. Плечо отозвалось резкой болью, но и дверь как будто слегка подалась. Он бросился на нее всем тело. Замок вылетел, дверь распахнулась, а он чуть не покатился по пыльному полу, но вовремя восстановил равновесие, схватившись за косяк.
Под скрип половиц прошел по коридору, в небольшую комнатенку в дальнем конце. Лестница лежала у стены. Дерево давно рассохлось, и она ненадежно вихлялась в руках, но особого выбора не было. Приставив ее к коробке люка, он начал подниматься, ожидая, что в любой момент перекладина с треском вылетит из-под ноги. Толкнул крышку люка — та распахнулась, с грохотом ударившись об пол, поднимая клубы удушающей пыли.
Тьма. Если в дом еще проникал какой-то свет с улицы, то на чердаке царила абсолютная темнота. Дыхание Олега участилось, пальцы покалывало невидимыми иголками. Он достал из кармана телефон, и едва не уронил — руки било крупной дрожью. С трудом, он включил фонарик.
Не было больше той пустой чистоты, которую он помнил. Чердак был завален разваливающимися картонными коробками, дырявой обувью и ветхой одеждой, ржавым инструментом. Но сундук стоял все на том же месте. Подойдя, Олег взялся за крышку, попробовал поднять. Заперто. Естественно.
Порывшись в груде инструментов — топор со сломанным топорищем, гнутая пила, продолговатый кусок сплошной ржавчины, который когда-то был лезвием косы — он нашел фомку. Ей не хватало одного зуба, но и оставшимся он смог протиснуться в щель на сундуке, нажать, навалиться. Что-то лязгнуло, треснуло и сундук открылся.
Мертвенный светодиодный свет фонаря осветил то, что было внутри. Олег с отвращением взял русалку. Такой ли она была тогда? Он все еще не помнил. Сейчас он держал в руке нечто вроде мумии маленькой обезьянки. Оскаленные острые зубы, впалые щеки, сморщенное лицо, закрытые глаза. Костлявые ручонки сложены на груди. Сломанные, деформированные задние лапы сшиты суровыми нитками в подобие рыбьего хвоста. И в какой только кунсткамере дед раздобыл этого уродца?
— Ну ладно, а дальше что? — вслух спросил сам себя Олег, присев на сундук. И, прежде чем успел придумать ответ, почувствовал на лице прикосновение холодной когтистой лапки. Открыв глазницы, в которых не было ничего, кроме мрака, русалка нежно гладила его по щеке.
На крик ему не хватило дыхания, из горла вырвался только какой-то сдавленный стон. С силой он отбросил от себя странную тварь. От резкого движения телефон вылетел из руки, запрыгал по полу. Фонарик погас. Он остался в темноте, и на этот раз, как в его бесчисленных кошмарах, в ней действительно что-то было. Он слышал как скреблись по дереву когти, шуршал волочащийся хвост. И какой-то еще звук, тихий, на грани слышимого, похожий на чириканье.
Похожий на издевательский смех.
Звук приближался. Русалка легко взобралась по штанине, покалывая кожу. Увернулась из под его рук, вскарабкалась по спине, зубами вцепилась в ухо. Вскрикнув от боли, он схватил костлявое тельце, потянул, чувствуя, что русалка не разжимает челюстей, и он рвет сейчас собственную плоть. Не обращая внимания на боль, он снова бросил ее в темноту. Горячая кровь струилась по шее, промочила воротник рубашки.
Оружие. Ему нужно было какое-то оружие. Фомка, ну конечно. Она лежала у его ног, оставалось только нагнуться и подобрать, что он и сделал. Шорох и цокот коготков снова приближались. Олег наклонил голову, внимательно прислушиваясь. Ближе, еще чуть ближе. Еще совсем немного…
Он сделал выпад, опустил инструмент на источник звука, насколько хватало сил. И был вознагражден треском ломающихся костей и жалобным, резко оборвавшимся писком. Он бил в одну точку снова и снова. Летели ошметки, что-то мерзкое попало ему в рот, чтобы тут же быть выплюнутым, но Олег не останавливался, пока не лишился сил, пока рука не повисла бессильной плетью и фомка и не выпала и разжавшихся пальцев.
Опустившись на колени, он медленно двинулся вперед на четвереньках, нащупывая дорогу, огибая останки русалки. Под руку попал скользкий прямоугольник телефона. Он нажал кнопку питания. Ничего. Тогда он зажал ее чуть дольше, и спустя несколько секунд треснувший экран ожил. Он включил фонарик, вернулся назад. От твари осталось только липкое темное месиво на полу. Олег долго смотрел на дело своих рук. Он победил. Но оставалось еще кое-что, что нужно было проверит.
Он погасил свет. Прислушался к своим ощущениям. Ничего давний страх ушел, словно его и не бывало. Олег улыбнулся. Он ведь знал теперь, что даже если что-то и жило в темноте, ночные ужасы не таили для него угрозы, не заслуживали страха.
Нет, наоборот, им стоило бояться его.