- Запись идет. Что ж, рассказывайте по порядку. Когда это началось?
- Во время войны, в январе шестнадцатого. Я тогда работал в лаборатории профессора Хирта, в Хюмнихе.
- Знаю это место. Там производили тулин.
- Именно. Но одним производством дело не ограничивалось. Вы же в курсе, что это за вещество?
- Да. Ментальный катализатор. Неконтролируемо изменяет реальность, реагируя на человеческое подсознание.
- Не совсем так, но бог с ним. В общем, у моего шефа была теория, что в организме некоторых людей тулин присутствует естественным образом – в ничтожных количествах – но это позволяет им влиять на реальность. Изменять ее своим разумом!
- Вот как. И что же?
- Мы начали собирать данные. Ушло много времени, но мы обнаружили, что такие люди действительно встречаются. И практически во всех случаях речь идет о девушках или даже девочках. У последних показатели всегда в целом выше, то есть – налицо возрастной фактор.
- И тогда запустили ваш проект?
- Да, уже в конце января. Ситуация на фронте ухудшалась, поэтому мне дали полгода. К лету я должен был продемонстрировать результат.
Наверное, все началось в больничной палате, когда Анне рассказали про пожар. Пока она пыталась понять, почему проснулась не в своей комнате, среди плюшевых медвежат и кукол в разноцветных платьях, а на узкой железной кровати в окружении давящей белизны стен, к ней вошла полная дама в сопровождении пожилого усатого полицейского. Полицейский сочувственно молчал, ловя шлемом электрические блики, а дама рассказала, что дом Анны этой ночью сгорел. Анну вынести успели, а ее родителей – нет.
Внезапность произошедшего так сильно поразила ее, что Анна даже не сумела расплакаться. Она спокойно слушала даму из опеки, выяснявшую, есть ли у Анны родственники, готовые о ней позаботиться. Родственников не нашлось; и уже на следующий день Анну отправили в приют.
Даже надев приютскую форму – белую блузку и светло-голубое платье в клеточку – Анна надеялась, что это какая-то ошибка. Каждый вечер, укладываясь спать в окружении двадцати других сирот, она верила, что завтра в приют приедет кто-нибудь компетентный и приведет все в порядок. Она даже представила себе, как это будет – войдет высокий военный с выбритыми висками, снимет фуражку и с легким полупоклоном скажет:
- Анна Заалах? Произошла страшная ошибка. Ваши родители живы, я немедленно отвезу вас к ним. Прошу за мной, в машину.
Он привезет ее в военный госпиталь – ведь у военных лучшая медицина, так всегда говорил папа, полковник медицинской службы – и покажет палату, где мама и папа уже ждут ее, веселые и совершенно здоровые.
Но дни шли, а за Анной так никто и не приходил. Через неделю появилась знакомая дама из опеки, которая отвезла Анну на похороны. Они вдвоем стояли у щели в мерзлой январской земле и смотрели, как кладбищенские рабочие один за другим опускают туда два гроба. Только тогда Анна поняла, что никакой ошибки нет, и все происходит на самом деле. Она разревелась, а полная дама неуклюже попыталась обнять ее. Это было одновременно противно и неуместно. Анна не выдержала. Совершенно неподобающим одиннадцатилетней девочке образом она оттолкнула даму и побежала прочь. Бог его знает, как далеко бы она могла убежать, если бы ее нога не запнулась о какой-то подлый камень, укрывшийся под сугробом. Снег набился в рот, за шиворот, в рукава – всюду. Охая и всплескивая руками, подошла сопровождающая, подняла Анну и отвезла обратно в приют. Конечно же, Анна простудилась. Тем же вечером ее, горячую и задыхающуюся, отправили в приютский лазарет.
Хуже всего Анне было по вечерам, когда поднималась температура, а комнату заливало липким пестрым бредом. Одеяло давило, как бетонная плита; в голове монотонно бубнил чужой голос; а где-то за окном – она совершенно точно это знала – ходили ее родители, но никак не могли попасть внутрь. Обеими руками держась за кровать, чтобы не сорваться в водоворот безумия, Анна пыталась зацепиться хоть за что-то, чтобы остаться в реальности. Таким крючком стало чучело вольпертингера, стоявшее на шкафу перед ее кроватью.
- Вольпертингера?
- Ах да, вы же с севера… Извините, заметно по выговору. В общем, вольпертингер – это такая местная шутка. Зверек, который выглядит помесью зайца и белки, при этом с маленькими оленьими рожками и крыльями как у утки.
- Затейливо. Такие правда у вас водятся?
- Я сейчас уже ни в чем не уверен. Говорят, лет сто назад такие чучела делали, чтобы пошутить над туристами-северянами. А теперь я все чаще слышу истории, в которых люди клянутся, что видели живых вольпертингеров собственными глазами. Это невероятно, но в последние лет пять чего только не происходило...
Анна начала с ним общаться. Вольпертингер поначалу не отвечал, но Анна знала, что он ее понимает. Каждый вечер горячки добавлял немного жизни в нелепое лесное создание: сначала он начал осторожно шевелить крыльями и вертеть головой, потом осторожно ходить по шкафу, а затем даже спрыгнул на кровать к Анне и дал себя погладить. Мурчание вольпертингера помогало Анне уснуть: он отгонял мутные горячие кошмары и выключал механический голос на задворках ее сознания.
Наконец, одним утром она проснулась с совершенно ясной головой, без изнуряющего кашля и душной тяжести в теле. Она даже улыбнулась доктору Хаунишу, который пришел измерить ей температуру. Когда тот приподнял одеяло, на него выпрыгнул урчащий комок шерсти и перьев. От неожиданности доктор чуть не упал, но все же смог перехватить вольпертингера прежде, чем тот ударом рогов оставил бы его без глаза.
- Это что такое? – потрясенно выдохнул доктор Хауниш, осматривая яростно хлопающего крыльями зверька. Анна пораженно молчала. Она была убеждена, что все это ей просто приснилось.
Доктор задумчиво посмотрел на шкаф, где раньше стояло чучело, а затем перевел взгляд на Анну. Было видно, что он напряженно о чем-то размышляет.
- Я случайно, - прошептала Анна, - Я не знала, что я так умею. Я думала, что он ненастоящий…
Вольпертингер резко вывернулся и вцепился доктору в палец. Тот разжал ладонь, и зверек немедленно рванул к форточке. Продравшись сквозь деревянные рамы, он резко взмыл в небо и исчез. Анна смотрела, как на пальце доктора Хауниша выступает капелька крови.
- Так, - сказал он, - Сначала обработаю рану, а потом мне надо кое-куда позвонить.
***
Военный оказался практически таким, как она представляла – разве что немного старше, с грубыми складками, пересекавшими щеки. И глаза у него оказались не зеленые, а какого-то болотного оттенка. «Майор», – отметила про себя Анна, которую папа научил разбираться в званиях.
Гость снял фуражку, на которой снежинки сворачивались в серебристые капельки, и сказал:
- Анна Заалах? Прошу вас, собирайтесь и следуйте за мной. Меня зовут Андреас Цан.
Цан проводил ее к блестящему черному автомобилю и помог устроиться на мягком сиденье сзади. Мотор заурчал, как сотня вольпертингеров, и машина мягко тронулась с места.
- Итак, фроляйн Заалах, я слышал, вы смогли оживить чучело? – спросил Цан, выруливая на шоссе.
- Наверное… У меня была температура, я плохо помню.
- Да, проблема подобных вещей в том, что они происходят непроизвольно. Но главное, что вы умеете.
- Умею что? – осторожно спросила Анна.
- Умеете делать вашу выдумку реальностью. Вы придумали, что чучело живое. И оно ожило. Таки люди, как вы – редкость. И вы можете принести огромную, неоценимую пользу стране. Вы ведь знаете, что сейчас происходит?
Анна знала.
- Война.
- Именно. Я руковожу особым военным проектом, куда мы отбираем таких же талантливых девочек, как вы, фроляйн Заалах. У нас есть методика, которая позволит вам использовать ваши способности: а) сознательно б) неограниченно. Если совсем коротко, то я предлагаю следующее – вы, как настоящая патриотка, поможете Верландии и, заодно, исполните свои желания. У вас ведь есть мечта?
Мечта у Анны, конечно, была. Поэтому она без раздумий согласилась.
- Чем вы располагали?
- Одно списанное 305-мм орудие – с трещиной в стволе, но для нас это роли не играло. Пять снарядов. Опытный психолог и орудийный расчет.
- А находилось это на артполигоне под Нирембургом?
- Да, верно. Откуда вы знаете?
- Оттуда. Продолжайте.
Место, в которое ее привез Цан, было совсем не похоже на приют. Проехав через высокие ворота, которые охраняли солдаты с винтовками, ряд приземистых бетонных построек, несколько вышек с прожекторами и целый океан колючей проволоки, они оказались возле уютного трехэтажного домика. Единственной странностью была трафаретная надпись на стене «Склад боеприпасов М».
- Это твоя новая должность, - спокойно ответил Цан, – Ментальный снаряд. Гордость отечества и ужас его врагов.
Они поднялись на второй этаж, полностью отданный под просторный зал. Там полукругом перед мольбертами сидели четыре девочки и пожилой господин в круглых очках и с аккуратной профессорской бородкой. Увидев Цана, он поднялся и пожал ему руку.
- Это доктор Томас Нековар, ваш наставник, - представил его Цан, – Он должен подготовить вас, раскрыть ваш потенциал. А это твои коллеги.
Девочки отставили мольберты и подошли к Анне представится. Та осторожно перебирала в голове их имена: Клара, Лиза, Паула, Эмилия.
- Томас, вы же поможете Анне разместиться? – спросил Цан.
- Разумеется, - кивнул тот.
- Тогда я вас оставлю.
Едва заметно подмигнув Анне, Цан спустился по лестнице и вышел.
- Мы только начали, - сказал Нековар, указав на девочек, - Присоединишься? Я поставлю тебе мольберт и принесу краски.
- Я плохо рисую, - смущенно ответила Анна.
- Это не важно. Тут дело не в мастерстве. Главное – фантазия.
***
Спустя пару дней, Анна с удивлением отметила, что уже совершенно обжилась на новом месте. Дом совершенно не походил ни на приют, ни на погибшую в огне в квартиру (которая все еще ей снилась) – и, тем не менее, ей было здесь хорошо, несмотря на обмотанный колючей проволокой двор и постоянно доносящиеся издалека взрывы, от которых на столе дробно подпрыгивали тарелки и чашки. Лиза объяснила ей, что их разместили на артиллерийском полигоне.
Солдаты на полигоне слабо напоминали тех, которых Анна видела на парадах или в папином гарнизоне. В них не было молодцеватости, а форма сидела криво и мешковато. Наблюдая за проходящими мимо дома фигурами, Анна вспомнила слово «лáндвер» – ополчение. Конечно, ведь настоящие солдаты были на фронте, а полигон обслуживали тыловые части из пожилых и ограниченно годных.
Типичное утро начиналось так: приходил доктор Нековар, объявлял подъем и отправлял всех умываться. Пока девочки приводили себя в порядок, пара солдат из ландвера накрывала на стол. Клара, отлично разбиравшаяся во всем, что связано с едой, объяснила, что кормит их военная столовая. До войны это не вызвало бы у Анны особого восторга, но после двух лет на маргарине намазать полубелый хлеб настоящим сливочным маслом оказалось неожиданно приятно. А Клара все равно была недовольна:
- Я хочу мороженого, - вздыхала она за завтраком, размазывая по тарелке отличную овсянку на всамделишном молоке. – Фисташкового. Хотя бы один шарик.
Рядом возмущенно фыркнула Лиза. Она всегда доедала кашу первой и теперь, чинно выпрямив спину, пила цикорий.
- Дура. Какое еще мороженое? Сейчас же война.
- И что? – покачала головой Клара. – Почему в войну нельзя есть мороженое?
- Потому что все ресурсы нужны фронту! - взорвалась Лиза, - Потому что нужно делать винтовки и снаряды, а не мороженое! Много винтовок, и много снарядов, чтобы убить каждого врага.
- Если бы в мире было достаточно мороженого для всех, никаких войн бы не было,- Клара тряхнула кудряшками и перевела взгляд на Анну. – Да?
Клара была младше Анны на три года и ужасно напоминала одну из ее кукол – такая же кудрявая, голубоглазая, с толстыми розовыми щечками. Как и все остальные девочки, она была из приюта, но, в отличие от Анны, Клара жила там с рождения. В ее жизни было два самых ярких воспоминания – как она первый раз попробовала мороженое во время поездки в зоопарк (еще до войны), и как превратила в фисташковое мороженое целую кастрюлю пюре, поданную в приюте на обед. После этого-то ее и забрал Цан.
Анна неуверенно кинула, и Клара снова склонилась над тарелкой с размазанной кашей. Было видно, как у нее беззвучно шевелятся губы.
- Ничего у тебя не получится, - хмыкнула сидевшая справа Паула.
- Получится, - ответила Клара. – Доктор Нековар сказал, что надо просто больше тренироваться.
Паула прищурилась.
- Тренироваться, чтобы превратить кашу в мороженое?
- Да, потому что оно вкусное, - кивнула Клара, не сводя взгляд с тарелки.
- Глупости какие, - отозвалась Паула, с наслаждением перекидывая ложку из одной руки в другую. – Превращать надо себя.
Некоторая зацикленность Паулы на своих руках сначала нервировала Анну. Паула как будто постоянно проверяла, на месте ли ее пальцы и ладони; проснувшись, она первым делом осматривала их со всех сторон; а любую новую вещь Паула долго крутила в руках, ощупывая и поглаживая. Так же она поступала и с людьми – в момент знакомства, Паула несколько раз неожиданно хватала Анну обеими руками за талию, за запястья и бедра. Все стало понятнее, когда Анне рассказали историю Паулы – мать отказалась от нее, потому что девочка родилась без рук – точнее, без кистей. Она прожила семь лет, презирая себя за беспомощность и остро завидуя другим детям, у которых все было в порядке, пока во время одной из поездок в горы не произошел несчастный случай – сопровождающая Паулы не доглядела, и та свалилась в ущелье. Но не разбилась, потому что сумела цепко ухватиться за буковый кустарник у тропы. Ухватиться невесть откуда взявшимися руками. Через два дня ее забрал с собой Цан.
- Я теперь хочу крылья, - уже третий раз за сегодня сказала Паула, - Сначала задание, а потом крылья, и чтобы перья были разноцветные! И сразу полечу…
- Эгоистки, - процедила Лиза. – Думаете только о себе. «Мороженое», «перья»… Вы правда не понимаете, что мы здесь для важного дела?
Анна опасливо покосилась на зажатую в лизином кулаке салфетку – от нее уже тянулась вверх струйка дыма.
Лиза попала в поле зрения Цана, когда чуть не сожгла свой приют, куда попала после смерти отца и бабушки. Свою мать Лиза никогда не видела – та умерла при рождении – но зато у нее был веселый и добрый папа, души не чаявший в своей принцессе. Но в первое лето войны его призвали на фронт, а уже осенью пришла короткая телеграмма: «Погиб под Вендюном». Затем угасла бабушка, сломленная горем, ночными холодами и скверной едой, а Лиза попала в приют. Она знала, кто виноват в ее бедах: реверийцы. Это они убили ее папу, они напали на ее страну, из-за них нет еды и угля. Однажды ненависть материализовалась и вырвалась наружу: Лизе на глаза попалась утренняя газета, где на первой полосе был опубликован портрет скончавшегося на днях реверийского фельдмаршала. Она разодрала газету на клочки, которые затем сами по себе вспыхнули и подожгли занавески.
Из них пятерых Лиза ярче всех проявляла свои способности – но при этом хуже их контролировала. Анна боялась, что однажды Лиза не удержит себя и все опять завершится страшным пожаром.
- Мы должны думать о том, как убивать врагов. Как мой папа, - Лиза стукнула по столу ложкой.
Сидевшая слева от Лизы Эмилия доела кашу и молча понесла тарелку к мойке. Она почти никогда не вступала в разговор и держалась в стороне. Доктор Нековар просил уважать затворничество Эмилии и не навязываться ей.
- Расскажите о ней подробнее.
- Мы полагали, что Эмилия имеет даже больший потенциал, чем Лиза. Знаете, как мы на нее вышли? В одном из домов Туманенбурга пропали все жильцы – кроме десятилетней девочки.
- И это была Эмилия?
- Да. Она просто захотела, чтобы все вокруг нее исчезли, представляете? Невероятная мощь! Но, конечно, всегда было страшновато – а вдруг в этот раз ей надоедим мы?
- Перед вами – артиллерийский снаряд калибра 305-мм. Точнее, его макет, - Нековар энергично похлопал зализанный металлический конус размером с уличный почтовый ящик, который только что занесли в зал пара солдат, – Внутри он пустой. Каждая из вас однажды станет его зарядом, более страшным, чем самая мощная взрывчатка. Кто хочет попробовать?
Руку вскинула Лиза.
- Прекрасно, только спокойнее, ладно? Ничего пока делать не нужно, - вскинул руки Нековар. – Просто покажешь девочкам, как это выглядит.
Он сделал жест стоявшим сзади солдатам, и те отвинтили оболочку снаряда, оставив на полу лишь желтоватый диск, похожий на большой латунный поднос. Лиза встала на него и замерла, горделиво смотря на остальных девочек из-под черной челки.
- Так, садись сюда… обхвати колени руками… Молодец. Теперь не двигайся. Опускайте, - скомандовал Нековар и солдаты медленно накрыли Лизу металлическим колпаком.
- Все в порядке? – спросил доктор. Из снаряда донеслось глухое «Да». – Отлично. Снимайте. Лиза, ты можешь вернуться на место.
- В теле каждой из вас, - начал Нековар, - содержится буквально одна крохотная капля вещества, называемого тулином. Благодаря ему, мир подстраивается под вашу выдумку. Вы особенные, потому что умеете использовать его осознанно. И если в ваше распоряжение попадет большое количество тулина, вы сможете сделать то, что всегда умели – только в большем масштабе. Там, где обычный человек окажется разорван взбесившейся реальностью, вы станете всемогущи.
- Но ведь тулин опасен и для нас? – спросила Анна. Лиза смерила ее презрительным взглядом. С другой стороны донеслось издевательское «Ууууу!» Паулы и дробный стук пальчиков по столешнице.
- Да, - покачал головой доктор. – Разница между обычным человеком и вами в том, что он потеряет рассудок и жизнь мгновенно, а у вас будет короткий момент полного контроля над реальностью километрах так в пятнадцати вокруг. Вы должны будете остановить распространение тулина и одновременно выполнить поставленное задание, а затем можете желать для себя. Если все сделаете правильно, останетесь живы, а еще окажете услугу Родине и самой себе. Именно этому я вас и учу – управлять своими мыслями, желаниями, делать это быстро и точно.
- Так значит, мы умрем? – растерялась Анна.
- Мы выполним свой долг, - четко ответила Лиза. – Отечество важнее.
- Я точно не умру, – улыбнулась Клара.
- И я, - немедленно вставила Паула.
Нековар подошел к парте Анне.
- Еще раз: если все сделаете правильно, смерти не будет. Ты сможешь исправить мир вокруг себя по своему усмотрению.
- И… - у Анны дрогнул голос, - И вернуть маму с папой?
- Конечно. Но сначала задание. В этом весь смысл.
- Как конкретно вы собирались использовать девочек?
- Я ведь все уже описал. Меня же целую неделю допрашивал этот, с усами…
- Ничего, расскажете еще раз.
- Идея была в том, чтобы прямо перед «выстрелом» поместить подготовленную девочку в снаряд. Я говорю «выстрел», реально, конечно орудие не стреляло. Спуск ударника высвобождал небольшую порцию тулина, размещенную в основании снаряда…
- Вот этот диск, на который садились девочки?
- Да-да. И затем девочка в снаряде начинала изменять реальность. У нас были в основном теоретические выкладки, но мы точно знали, что дозы тулина в снаряде хватит на масштабное изменение. Знаете, как щепотка пороха просто щелкает, а вот фунтовый картуз – уже всерьез взрывается.
- А вы знали, что потом происходит с девочкой в снаряде?
- Как я сказал, мы с Нековаром исходили из теоретических…
- Знали или нет?
- Мы надеялись, что найдется такая девочка, которая сможет…
- Да или нет?
- Да.
Общие занятия начинались после завтрака: под руководством Нековара они рисовали, лепили, играли на чуть расстроенном пианино, сочиняли истории, мастерили поделки из бумаги, выдумывали новые механизмы, зверей, страны, планеты – в общем, делали все, что доктор в своих бумагах называл упражнениями по развитию фантазии. Затем была пауза и обед. После него полагалось заниматься делами по дому: убираться, поливать цветы, подметать пол, разбирать принесенное из прачечной белье. Когда сошел снег, к ним добавилась работа в саду, неожиданно захватившая Анну. Вместе с Кларой, которая неожиданно хорошо разбиралась в растениях, она готовила грядки для петрушки и лука, пропалывала клумбы и сажала цветы.
Ближе к вечеру начинались личные занятия с доктором Нековаром. Он принимал девочек по одной в небольшом кабинете на первом этаже. В расписании Анна стояла за Лизой; после нее в кабинете всегда пахло дымом, а смущенный Нековар извинялся и торопливо открывал окна.
- Итак, - говорил Нековар, когда Анна как обычно устраивалась в глубоком кресле перед ним, - Начнем. Закройте глаза. Что вы видите?
- Маму и папу, - честно отвечала Анна. Сказав об этом в первый раз, она немного опасалась, что Нековар будет разочарован, но даже месяцы спустя в его голосе слышался энтузиазм. Он был ею доволен.
- Прекрасно. Это ваш якорь. Ваша созидательная сторона. А теперь разозлитесь! Выпустите свой гнев и сделайте его живым!
Этому Анна научилась не сразу. Злилась она, как выяснилось, плохо. У Нековара ушли недели, чтобы добиться от нее нужного результата.
- Месть, - подсказывал Нековар, - Представьте, что хотите отомстить за ваших родителей!
- Кому? – удивлялась Анна, - Это же был просто пожар.
- Выдумайте. В этом суть плана. Представьте, что ваш дом подожгли они, - тут Нековар достал аляповатую открытку с марширующими реверийскими солдатами. Веселые и усатые, в плотных синих шинелях они маршировали по широкой улице, над которой реяла лента с надписью Pour le suprême effort. – Вам нужно научиться их ненавидеть.
И Анна училась. Вместе с Нековаром они придумали историю, в которой реверийские солдаты забросали дом бутылками с керосином, а потом подожгли. Это звучало глупо и неправдоподобно, но повторяя эту историю раз за разом Анна чувствовала, как внутри нее что-то клокочет и рвется наружу. Пусть даже реверийцы сжигали дом лишь в ее воображении, их нужно было наказать.
Теперь Нековар учил ее, как управлять просыпающимся в ней гневом. Она садилась в кресло, закрывала глаза и, следуя его подсказкам, громила синие армии в своей голове. Нековар показывал ей схематичные рисунки укрепленной реверийской позиции, вытянувшейся на марше полковой колонны, разбитого возле города лагеря – и Анна, искрясь от возмущения, обрушивала на них огромного рычащего зверя. Его лапы давили бетонные форты, как картон; рога переворачивали бронеавтомобили; а крылья поднимали ураган, сносящий даже самые большие орудия. Сама она в этот момент, со смесью испуга и восторга, сидела на нем верхом, крепко держась за его ходящую вверх-вниз холку.
Однажды она открыла глаза и увидела, что из ее сжатых кулаков торчат пучки рыжеватой шерсти. Нековар одобрительно улыбался.
- То есть ваша роль была сугубо организационной, а подготовкой девочек занимался Нековар?
- Да. Я ведь по-прежнему работал в лаборатории Хирта. Нам важно было понять как именно тулин влияет на людей. Нековар жил на полигоне, а я там появлялся раза три в неделю.
- А как вы с ним начали работать?
- Мне его рекомендовал начальник. Вы можете спросить самого Нековара! Он вам куда подробнее расскажет и о программе подготовки…
- Уже не расскажет.
- Боже… Это вы его...?
- Не отвлекайтесь. Продолжайте.
В конце мая, когда перед домом распустились высаженные Лизой и Кларой пионы, Цан собрал их в зале на втором этаже.
- Вы многому научились за последние месяцы, - начал он, - и уже скоро вам будет предоставлена возможность продемонстрировать свои таланты. От теории мы перейдем к практике. Впереди – испытания.
Первой руку подняла, разумеется, Лиза.
- Нами будут стрелять? Да?
- Программа испытаний еще готовится. И у нас пока всего пять снарядов, - покачал головой Цан, - было бы неразумно истратить их все на полигоне.
- Все равно, разрешите мне, - не унималась Лиза, - я достану реверийцев даже с полигона!
- Лучше меня, господин Цан! – перебила ее Паула, - Меня! Я уже готова!
- Я тоже хочу! - закричала Клара, - Я уже все придумала! Можно, можно я?
Лиза скривилась.
- Что ты могла придумать? У тебя же все мысли о еде. Ведешь себя как пятилетняя!
- А сама-то? – возмутилась Клара, - Только и можешь, что поджигать.
- Поджигалка, - прыснула Паула и защелкала пальцами. – Лизка-поджигалка!
- Правильно говорить «зажигалка», дура – огрызнулась Лиза.
- А еще правильнее – un briquet, - невинно пропела Паула. Лиза вздрогнула и, задыхаясь от возмущения, уставилась на Паулу. Эмилия демонстративно зажала уши и отвернулась; Анна же внезапно почувствовала отчетливый запах гари и, встав со своего места, начала осторожно отступать к выходу.
- Отставить! – скомандовал Цан. – Ну-ка все замолчали!
В этот момент раздалось отчаянное «ай!» Паулы – над ее партой возникла сиреневая струйка дыма. Похоже, Лизе удалось поджечь ее альбом для рисования. Стуча сапогами, Цан схватил с книжной полки первый попавшийся том и припечатал тлеющую бумагу. Грохнуло не хуже, чем орудия на полигоне.
- Безмозглая, - всхлипнула Паула.
- Безрукая, - донеслось с лизиной парты. Паула, еще сильнее зашмыгав носом, в ужасе уставилась на свои ладони и начала судорожно ощупывать пальцы.
- Хватит! – не выдержал Цан, сорвавшись на крик, - Отставить пререкания! Снаряд для испытаний будет выбран в ближайшее время лично мной и доктором Нековаром. Кто не может держать себя в руках – покинет программу, ясно? И все получают по дополнительному наряду в саду.
***
Анна проснулась от ритмичного стука над головой. В окне у своей кровати она разглядела знакомую фигуру вольпертингера. Его мех искрился в свете полной луны, а глаза мерцали как две зеленые искорки. Он еще раз коротко стукнул рогами о стекло и бесшумно слетел вниз.
Надеясь, что доски пола не заскрипят, Анна на цыпочках подбежала к окну. Двор тонул в синих сумерках майской ночи, но она смогла разглядеть две зеленых вспышки. Вольпертингер явно ждал, когда она спустится.
Анна отошла от окна. В спальне было что-то не так, и она не сразу поняла, что именно. Кровать Клары пустовала – одеяло отброшено, а на подушке еще виден след ее головы. Получается, испытания уже идут? Анне стало понятно, почему прилетел вольпертингер: он хотел показать ей, что будет с Кларой, а однажды – и с ней самой. Анна бесшумно оделась и выскользнула из спальни.
Пробежав через пустой дом, расчерченный дорожками лунного света, Анна вышла во двор.
- Ты где? – прошептала она.
Из травы донеслось глухое урчание. Вольпертингер запрыгал в сторону полигона – туда, откуда днем доносились взрывы. Анна пошла за ним. Иногда она теряла зверька из виду, и тогда он поворачивался, сигналя ей зелеными глазами.
Когда вдали показалась освещенная площадка, вольпертингер резко свернул в сторону и повел Анну вдоль приземистого длинного здания. Доскакав до угла, зверек коротко ухнул и исчез; до Анны донеслось лишь хлопанье крыльев. Она осторожно выглянула из-за стены.
В свете прожекторов тускло блестело орудие с коротким и широким стволом. Рядом стояли Цан с Нековаром, что-то негромко объяснявшие Кларе. Та стояла к Анне спиной, и было видно, как трясутся ее кудряшки после каждого кивка. Цан отдал короткую команду, и Клара отбежала в сторону, где аккуратно сняла туфли перед тем, как встать на знакомый латунный диск. Из тени орудия вышла пара солдат, тащивших оболочку снаряда.
Цан опустился перед Кларой и хлопнул ее по плечу.
- Будь молодцом. Сделай все, как надо, - донеслось до Анны.
- А потом мороженое? – спросила Клара.
- Конечно, - кивнул Цан. – Но сначала – дело.
На Клару опустилась ухнувшая металлом оболочка, на которой трафаретным буквами было написано «305-8-Клара». Солдаты не без усилий закрутили ее, после чего бережно понесли снаряд к орудию.
- Аккуратнее, - раздраженно сказал Нековар, когда от пушки донесся звонкий удар.
Возня у орудия прекратилась. Анна изо всех сил вцепилась в кирпичную стену – ей оказалась, что если она разожмет пальцы, то непременно упадет.
- Огонь, - скомандовал Цан.
Анна ожидала, что пушка рявкнет, как те орудия, чей грохот доносился до них днем, но ничего подобного не произошло. Раздался лишь резкий лязг.
- Ну что там? – нетерпеливо обратился Цан куда-то в темноту. Прищурившись, Анна разглядела еще одного военного у полевого телефона.
- Секунду, господин майор. Проверяют.
Цан нетерпеливо зашагал взад-вперед. Солдаты у орудия тем временем извлекли снаряд с Кларой из ствола. Нековар осторожно постучал по нему.
- Может… открыть? Вдруг она еще… - нерешительно начал он.
- Глупости, - вздохнул Цан. – Лучше вообще не трогайте руками, там внутри сплошной тулин. Не успела…
Анна тихо сползла на землю. Комок в горле мешал дышать. Получается, что Клары больше нет?
Снаряд с Кларой уже без особых церемоний погрузили в металлический ящик. Грохнула крышка, затем солдаты начали с натугой опускать тяжелые зажимы. Цан барабанил пальцами по орудийному лафету.
- Господин майор, они проверили. Просят вас на линию.
Цан подбежал к телефонисту и вырвал у него из рук трубку.
- Так… Что? Серьезно? Прямо везде? – он неожиданно захохотал, - С ума сойти. Что ж, хвалю. Отбой.
Нековар недоуменно смотрел на него.
- У Клары получилось?
Цан улыбнулся еще шире.
- Да! Но весьма по-своему. Бедная девочка превратила всю учебную позицию в мороженое. – Он тряхнул головой, - Наблюдатели говорят, что фисташковое.
- Боже, - выдохнул Нековар. Он поднял туфли Клары и аккуратно поставил их на металлический ящик.
- Нет-нет, все отлично! Все цели поражены. Там не осталось ни макетов, ни вообще ничего – только мороженое. Может быть, задело окрестности, но это не важно. Томас, ваша система работает! – Цан встряхнул его за плечи, – У нас получилось! Теперь можно звать начальство.
Анна поняла, что сейчас разрыдается и точно выдаст себя. Зажав обеими руками рот, она побежала к дому.
***
После ухода Клары завтраки, обеды и ужины завершались порцией фисташкового мороженого. По словам Цана, Клара сотворила его так много, что там, как на угольном карьере трудились три экскаватора. Мороженое не таяло даже под полуденным солнцем, а его запах заглушал горечь пороха, доносившуюся с полигона. Оно появилось в меню солдатской и офицерской столовых; его ели дети из окрестных деревень; ходил даже слух о целом составе с мороженым, отправленным в Хюмних.
Поначалу десерт просто не лез Анне в горло: она тут же вспоминала снаряд с Кларой, опускаемый в металлический ящик. Свою порцию она отдавала Эмилии, которой, кажется, было все равно – съесть один шарик мороженого или два. Но затем она вспомнила, что мечтой Клары было «сколько угодно мороженого, даже если идет война». Каждая розетка с зеленым шариком стала маленькой данью памяти Кларе.
Правда, кроме Анны так никто не считал. Эмилия молчала, Паула лишь коротко хмыкнула: «Подумаешь, мороженое…», а Лизу поступок Клары всерьез возмутил.
- Нам доверили самое важное – выиграть войну! Мы должны спасти страну! А она всерьез устроила этот цирк с мороженым, - хваталась за голову Лиза, - Мы же не в детском саду! Что скажет генерал?
О готовящемся визите генерала стало известно где-то через неделю после выстрела Кларой. Цан собрал девочек на втором этаже и объявил, что близится самый важный день. Нужно показать генералу-инспектору, чего они сумели добиться за эти месяцы и убедить его отправить проект на фронт.
- Лучшей демонстрацией станет выстрел, - заключил Цан. – И мы с доктором считаем, что лучше всего подойдет…
Вверх одновременно взлетели руки Паулы и Лизы.
- Господин майор, разрешите мне! Пожалуйста! Я не подведу! – наперебой кричали они с разных сторон.
- Я не сомневаюсь в ваших способностях, - улыбнулся Цан. – Но мне кажется, что их стоит приберечь для фронта.
Он перевел взгляд на Анну.
- А на испытаниях мы покажем фроляйн Заалах. Она не менее талантлива, но при этом умеет себя сдерживать. Не так ли?
Горячая волна из страха и нетерпения захлестнула Анну: скоро она снова встретится со своими родителями – если все сделает правильно и не ошибется, как Клара.
- Почему именно Анна?
- Честно говоря, мы решили ориентироваться на рост. Ей одиннадцать, девочки в этом возрасте быстро растут. Еще полгода и она просто не влезла бы в снаряд.
- А где генерал? – спросила Анна.
Она стояла у знакомого ей орудия, только теперь была не ночь, а раннее утро. От июньского солнца щекотало в носу. Мутный блик бегал по оболочке снаряда с размашистой белой надписью «305-11-Анна».
Цан, отдававший распоряжения орудийной обслуге, повернулся к Анне.
- Что?
- Генерал, - повторила Анна, - Где он?
Придерживая одной рукой фуражку, Цан снял с шеи бинокль и протянул ей.
- Вон там, на холме наблюдательный пункт. Видишь вышку?
Анна кивнула. Фокус немного расплывался, но она разглядела вышку с фигурами в серых кителях. Кажется, ей даже удалось увидеть лицо генерала – бледное, с тонкой бородкой и словно выцветшими серыми глазами.
- Будь умницей, - сказал Цан, забирая у нее бинокль. – Только сделай все как надо, не будь как Клара. Сначала порази цель, затем думай о родителях. У тебя все получится.
Нужно было что-то ответить, но Анне будто кто-то пережал горло. Она с трудом кивнула. Цан взглянул на часы и коротко хлопнул в ладоши.
- Так, время. Снаряд на позицию!
Стараясь унять сердцебиение, Анна встала на желтоватый диск и аккуратно села на корточки, обняв ноги и перебросив косу вперед – как ее учили. Сзади раздалось кряхтение солдат, а затем на нее опустился железный купол снаряда. Все шло как на тренировках.
Сквозь метал до нее донеслась команда Цана. Снаряд качнулся и поднялся в воздух, потом, после серии толчков и ударов, застыл в наклонном положении. Анна теперь упиралась в стенку снаряда локтями и коленками, которые отзывались нарастающей болью. Воздух в снаряде становился горячим и каким-то пустым, словно проходившим мимо легких. Каждая новая секунда ожидания была сто раз невыносимее предыдущей.
И в этот момент над головой Анны ударил огромный колокол. Вообще-то, это должны был быть короткий металлический лязг – такой же, как в ночь, когда выстрелили Кларой – но она услышала звон. Протяжный звук вывел ее из болезненной дрёмы, она взмахнула руками, потянулась, а потом открыла глаза.
Анна летела. Это было невероятно. Под ней лежал артиллерийский полигон, удивительно нелепый, если смотреть сверху. Вот их домик на самом краю, возле леса. Рядом пунктирные ряды складов, клякса пожарного пруда, шов железной дороги… За огромной равниной, изрытой свежими воронками, Анна разглядела зеленый холм фисташкового мороженого – подарок доброй Клары для всех, кто устал от войны. Чуть правее лежала свежая учебная позиция, над которой реяла старая простыня, наспех выкрашенная синим и красным – она изображала реверийский триколор. Вместо солдат из окопов торчали деревянные кресты в списанных, негодных шлемах. За ними возвышались небрежные конструкции из бревен и металлического мусора, представлявшие собой, видимо, артиллерийские орудия. Именно туда должна была ударить Анна, превратив позицию в дымящийся кратер с разбросанными вокруг щепками и обломками металла. А затем вернуть себя и, конечно, маму с папой… Нет, сначала маму и папу, а потом…
Рядом раздалось знакомое хлопанье крыльев, а затем плечо сжали цепкие коготочки. Анна аккуратно повернула голову, чтобы не получить острым рогом в глаз. Конечно же, это был вольпертингер: нахохлившийся, с тревожными зелеными глазами.
- Привет! – улыбнулась Анна, - Ты боишься, что я не справлюсь? Но я тренировалась, у меня все получится.
Вольпертингер тихо заурчал, а затем коротко ткнулся рожками Анне в ухо. В этот момент мир погрузился в темноту, а вокруг Анны вновь выросла стальная оболочка, но в ней больше не было воздуха – между Анной и сталью снаряда струилась черная густая жидкость. Анна медленно растворялась в ней, как сахар в кофе; антрацитный сироп проникал в рот и ноздри, разливаясь по телу, заменяя кровь, плоть и кости, выедая само сознание Анны и оставляя на его месте черную бурлящую воронку. Затем раздалось уханье вольпертингера. На мгновение Анна снова оказалась в приютском лазарете, раздавленная тяжелым одеялом в душной тишине январской ночи. За окном выла метель, а под чьими-то неверными шагами похрустывал промерзший снег. Вольпертингер ухнул еще раз, и Анна вернулась в небо над полигоном. От пережитого мелко дрожали руки.
- Значит… никаких шансов? Мы все обязательно умрем? Как Клара? – выдохнула она.
- «Да», - моргнул вольпертингер и нервно подергал крыльями, - «Поторапливайся».
Анна бросила последний взгляд назад, где стояло орудие, в чреве которого лежал снаряд с уже переставшей дышать девочкой. Спасти ее она бы не смогла – парящая над полигоном Анна теперь знала, что она лишь ментальная проекция умирающего рассудка, бессильная против тулина и его последствий. Времени у нее почти не было. Она, как смогла, вытянула оставшиеся ей крохи в полноценные секунды, но даже это хватало лишь на одно полноценное желание. Глубоко вдохнув, она понеслась к наблюдательной позиции, где, словно игрушечные солдатики, с биноклями застыли генерал и его свита. Анна подведет родителей – они так и останутся мертвыми, а теперь к ним присоединиться еще и она. Анна огорчит Цана – а ведь он так верил в нее. Но она не может поступить иначе. Анна точно знает, что программа Цана не работает; любая следующая девочка умрет так же, как она. Поэтому ее нужно остановить, чтобы Лиза, Паула, Эмилия и все, кто могут прийти после них, остались живы и могли есть мороженное, как мечтала Клара.
Наблюдательная вышка была почти перед ней. Анна видела поджатые губы генерала и скептическую морщину на его бледном лбу. Она сосредоточилась на его чуть сутулой фигуре и приготовилась к последнему рывку. Но в этот момент молодой офицер, стоявший по левую руку, от генерала опустил бинокль. Анна вздрогнула. Он был очень похож на Цана, такой же высокий, с выбритыми висками и правильными чертами лица, но, в отличие от Цана, этот офицер не был похож на военного, о котором она мечтала в приюте: он был им, один в один. Изменять траекторию было уже поздно, но перед тем, как обрушиться на генерала, Анна дернулась вправо, чтобы хотя бы кончиком пальцев дотронуться до его спутника…
В вершинах сосен заухал вольпертингер.
- И чем же все кончилось?
- Полное фиаско. Анна не выстрелила. Позиция не была поражена. Даже не знаю, что мы сделали не так… Вероятно, следовало зарядить Паулу или даже Лизу.
- А ваш проект?
- Отменен в тот же день. Генерал был в ярости, назвал меня шарлатаном, дармоедом… Он тут же подготовил рапорт о переводе меня на фронт. Я пытался его убедить, показывал ему гору мороженого, оставшуюся от Клары – бесполезно. Через три дня я уже был под Бустелахом.
- Вы помните, что конкретно вам сказал генерал?
- Эмм… По-моему, он сказал, что мой проект – это пустая трата ценных ресурсов в столь тяжелое для страны время… Я не помню, извините. Никак не мог поверить, что Анна не выстрелила. Она всегда показывала хорошие результаты.
- Он сказал иначе. Генерал сказал, что вы тратите драгоценные жизни. Жизни, а не ресурсы. Понимаете?
- Возможно… А откуда вы знаете? Погодите-ка, я вас вспомнил! Вы его сопровождали, и потом, когда он спустился с вышки…
- Совершенно верно. А ваша Анна – умница. Она поняла, что не успеет поразить вашу цель и сделать что-то еще и для себя. Тулин просто не даст ей шанса. И она решила помочь другим девочкам. Понимаете, куда она ударила на самом деле?
- Ч-черт…
- И я знаю, какой страх и разочарование она испытывала. Она-то просто хотела еще раз увидеть папу с мамой. Что же, уже завтра сможете извиниться перед ней лично. Конвой!
- Подождите! Вы стояли рядом с генералом, значит, она могла задеть и вас! Это не ваше решение! Это программа Анны продолжает действовать, понимаете? Она заставила генерала свернуть проект, а вас она убедила… Что это? Как вы…? Постойте, я о таком слышал: вы один из этих, с лампами…
- Вы правы в одном – Анна действительно успела поговорить со мной. Даже получив Лампу, я все еще помню тихий голос растерянной девочки, до самого последнего момента боявшейся, что она поступает неправильно – и все же, сделавшей все как надо. Но решение расстрелять вас – сугубо мое, Анна здесь не при чем.
- Мы так не договаривались! Мне обещали…
- Конкретно я вам ничего не обещал.
- Но…
- Анна бы никогда вас не убила, она была слишком добра для этого. Ей даже не пришло в голову заставить генерала отдать вас под трибунал. Она ведь так и не научилась ненавидеть по-настоящему. Конвой, уведите его.
- Стойте! А что случилось другими девочками? Вы их видели? Они живы?
- Мы подняли архивы. Нековару поручили отвезти их в Хюмних, чтобы передать в приют, но в приюте они так и не появились. Пустую машину нашли на следующий день в километрах в тридцати от города. Заднее сиденье прожжено в паре мест. И от машины вела цепочка маленьких следов вдоль обочины, сворачивающая в лес…