Потасовка. В бухте под вороньим знаменем

И ветры медлят в недрах черных облак...

Но вновь циклопы злое замышляют,

The Tragedy of Hamlet, Prince of Denmark. William Shakespeare

Конунг приезжал в Россию не первый раз, как и его предки. В отличии от них, у него с этим ни разу не возникало проблем.

Он услышал Зов, в 2012 году. Призыв, возмущение старой крови в его жилах, тем чем он был и как он жил. Предки, крик разочарования которых прорывался сквозь века. 

Повергнутый оземь вождь в медвежьей шкуре, смуглокожий и с черными волосами, над которым склонился бледнокожий и светловолосый крепыш. Светловолосый с грубыми чертами воин, с волчьими хвостами на поясе, в груди которого торчат несколько римских пилумов. Рослый воин в богато украшенной броне, в конном бою столкнувшийся с ударом копья в лицо, от воина в славянском доспехе. Дряхлый, умерший в своей постели старик со шрамом на лице. Рыжеволосый командир пикинёрской сотни, указывающий шпагой на обстреливающие строй ряды аркебузиров с длинными топорами, увенчанными серповидными лезвиями. Светло-рыжий офицер каролинеров, с оскалом на лице штурмующий редуты под огнем картечи. Молодой, почти мальчишка, драбант, утопающий в трясине ледяного осеннего болота. Знатный вельможа, флотский офицер, раненный последним залпом с тонущего и горящего многопушечного корабля.

Их было множество, сотни мужчин, десятки поколений, смерть которых он увидел, большинство из них сгинуло на войнах, в бою или выполняя свой долг и их разочарование в том, чем он был, в том, как он жил, ранило его как удар ножа. Мир менялся, и его дар позволил ему уловить это изменение. Дар позволил ему самому вкусить войны, получить опыт и навыки. Что-то передали и рассказали предки, их духи появлялись по ночам, во снах. Они предупреждали его о засадах в Мазари-Шерифе, они помогли найти ему снайпера на крыше здания в Басре, когда он ушел из армии в ЧВК. Предки учили его управлять и контролировать, шептали шелестящими голосами ответы на вопросы. И он учился, истово учился. Они тоже учились. Всё что знал он, знали и они, то, что они знали, они были готовы предложить. Сейдмад, хранитель священной Водановой рощи, научил его секретам ведовства и сейда, практикам, которые были недостойны мужчин и воинов, в те времена. Черновласый жрец, в замысловатой маске учил путям Танур и Ванф, гаданию по внутренностям и направлению падших в бою душ. Прапрадед, офицер-наблюдатель при Рейхсхеере, до войны был работником банка, талантливым математиком, который помогал ему вкладывать полученные и заработанные деньги.

Единственный с кем он отказался говорить был дед. Дед умер ещё при нём, и как оказалось имел немало скелетов в шкафу, его навыки были наиболее полезными, как солдат он был ближе всего к тому времени в котором жил Конунг, воевал от Дона до Будапешта, но как человек, он превратился в труса, скрывался и прятался, вырвал из души стремление к насилию, и воспитал свою семью, как католик, под другим именем и фамилией.[1]

Дед ныл, пытался оправдываться и срывать с себя пятнистую нацисткую униформу, раскаивался и отрекался от сделанного им. Предки смотрели на него с осуждением. Он предал веру и присягу, предал и бросил подчиненных и боевых братьев, предал свой род и свою кровь. Отца в рядах предков не было, он умер, не познав битвы, не взяв чужой жизни в бою, не оставив никакого иного вклада на этой земле, кроме Конунга.

В конце тринадцатого года, Конунг впервые услышал о талантах. Как и многие другие. Но в отличии от них, он знал, что таланты реальны, и смог использовать свой дар там и тогда. Террористический удар талантов по Суэцкому каналу, подорвал Ближний Восток словно бомба. В таких условиях, талант Конунга, его знания стали капиталом неизмеримой цены. Он выжил, столкнувшись с бродячим талантом-супертеррористом, выжил столкнувшись с целой командой таких и заработанных денег ему хватило чтобы нанять команду, верившую в него, не просто как в лидера. Вскоре он вернулся в Европу, намеренно двигаясь в сторону Петербурга.

На Балтике происходило возрождение старых идей. Неонацистские группировки, получившие силы, реваншисты с национальным самосознанием, сторонники возвращения к старым временам господства викингов или Шведской империи, языческие культы. Это всё вспыхнуло ярким костром, в который вскоре вмешались ещё большие игроки. Пираты нового толка, супертеррористы из числа потерявших человеческий облик, наемники-одарённые сверхспособностями.

Конунг строил свою группировку медленно и по частям. Неонацисты всех сортов были ему малоинтересны, но, если их идеи пользовались популярностью, а их сторонников можно было использовать — он не колебался и использовал. Если они стояли на пути — он не колебался и убивал их. «Каролинеры» были сильной группировкой, но у них не было глобального видения, они были шведскими патриотами, грезившими о том чтобы Швеция стала игроком, а не пешкой в глобальной политике. Он бил по ним, перехватывая дезертиров и предлагая большую идею, идею империи, во главе с талантами, старую-добрую реинкарнацию феодализма посредством силы. Кусок власти здесь и сейчас, пусть и под прямым контролем, но зато твой по праву.

Шаманы и мистики склонялись перед его тщательно выпестованным даром, а бросавших ему вызов или слишком опасных он тщательно уничтожал. Он был дитём слияния трёх миров. Индустриального и современного, с его силой стали и пороха. Протестантского христианства, что бросило вызов официальной разжиревшей церкви, возведя истину и служение в руки истово верующих, без посредников между Богом и прихожанином. И последним миром было старое, древнее язычество с железистым запахом крови на алтарях, меж заповедных деревьев посвященных божествам рощ. Ему были подвластны три силы, каждая из которых поодиночке могла бы быть бесполезной против лжепророков и культистов, но все вместе они разили наповал даже последователей самых темных и омерзительных культов.

Прагматичные пираты, склонились перед его жестокостью. Расчётливые наемники смирились с его силой. Супертеррористам он дал шанс заявить о себе настоящим делом. До него «Раубриттеры» были одними из многих. С ним в качестве лидера — они стали одними из великих. Но у этого была цена. Ценой за величие, ценой за репутацию была необходимость держать хотя бы клочок территорий в России и особенно в Петербурге.

Петербург был особым местом, не только потому что тут когда-то едва не погиб один из предков Конунга, получивший удар копьем в лицо от русского князя. Нет, Петербург был гораздо большим, чем поткание ностальгии или желание получить минуту славы, в первом городе талантов. В этом городе находились врата в Гиннунгагап. Он ясно видел это, хоть и побоялся использовать свой дар чтобы коснуться или открыть их. Это были не просто силы, с которыми не стоило играть смертным, это были силы за гранью понимания богов.

Конунг знал пределы своих сил, предки научили его осторожности и умеренности.

Но умеренность была не уместна, когда речь шла о контроле над землями в Петербурге. Ему они достались в наследство, королевский приз «Раубриттеров» первой волны, брошенный район, который они смогли удержать. Конунг вцепился в него мёртвой хваткой, и это оправдало все удары и все потери, что обрушились на них. В его группировку хлынул поток добровольцев, желавших сделать себе имя или получить информацию о талантах питерских улиц — он использовал их как пушечное мясо.

Авторитет его группы вырос, его, как одного из вождей стали призывать на важные собрания, определяющие ход истории. Выбирая на кого сделать ставку, он ни разу не колеблясь отверг предложение Атлантиды, несмотря на всю его заманчивость.

Другие не сделавшие такого разумного выбора, оказались стерты в порошок, и выживших он принял под крыло «Раубриттеров», заодно забрав и территориальные призы, которые никто не стал оспаривать. Во времена Выбраковки, он вместо того, чтобы поощрять разлад подчиненных и командиров, сплотил ряды, обещая защиту даже самым ничтожным талантам и собирая виру за каждого убитого «Раубриттера» не считаясь с потерями. Это подняло его личный авторитет, создало его группе твердую устойчивую репутацию талантов, способных отстаивать своих. Ну и то, что во время всех этих событий они ни разу не потеряли петербургский плацдарм, только увеличивало их славу.

Но небольшой район города, который они держали, был не способен прокормить их аппетиты. Конунг прекрасно это понимал. Район был убыточным по соотношению ресурсов которых в него приходилось вкладывать и отдаче, которую он давал. Многие высококлассные по мировым меркам таланты из его группы пали на проклятых Петербургских улицах. Убиты в битвах и перестрелках, арестованы Комитетом, захвачены в плен для торга городскими группировками. Пропали без вести. Ранены и ушли в отставку.

Те, кто могли годами править на других территориях, команды способные уничтожить армейскую группу, в Петербурге могли особо неудачно встретится с Опричником или Горным и в полном составе лечь в землю, не сделав ни единого ответного хода. За словами: «Раубриттеры» держат Петербург, для Конунга всё чаще стояло: «Раубриттеры» держатся за Петербург из последних сил. Выбирая весной, куда направить новые подкрепления, и как перестроить ряды, он предпочёл перевести ветеранов из России по другим территориям, поставив сравнительных новобранцев на их позиции, разбавив команды Выборгского района небольшим числом ветеранов из Европы и Азии. Это было его решение, которое он продавил на тинге[2]. Оно себя оправдало полностью.

Гамбург, Копенгаген, Роттердам, Нюрнберг, Ганновер, Бонн, Плимут, Кардифф, Бордо, Кадис, европейская перегруппировка «Раубриттеров» позволила им получить множество новых территорий разгромив или подчинив локальные группы талантов на местах. Готовился удар по Танжеру, отдельный ударный отряд финско-беломорская группировка «Фимбулветр» из более чем тридцати талантов в конце осени собиралась принести настоящую ледяную северную ярость, на территории этого портового города, пока, оставаясь в резерве и приглядывая за подчинёнными предприятиями в Финляндии и Карелии.

В Америке дела шли похуже. Ньюфаундленд был скорее статусной территорией, без значимой реальной экономики. Квебек занять нахрапом не удалось. Удары в Монреале и Оттаве заставили остальных талантов в Канаде считаться с «Раубриттерами» и переговоры были многообещающими, но затянутыми. Удар в направлении с севера на юг вдоль побережья до Бостона, провалился причем весьма критически, Конунг ещё только собирался разбираться с тем, что там произошло.

А вот удары по Виннипегу и Миннесоте оказались успешными сверх всякой меры. Виннипег контролировался метамфетаминовым картелем, в котором было несколько слабых талантов. Ими вытерли асфальт, после чего сверху добавили полицейских. Власть города вышла на переговоры, и группа из семи талантов, маскируясь под наемников сформировала частную команду. За несколько месяцев «Раубриттеры» играя в две руки разбили и вытеснили из города байкеров, додавили нариков и напряженном противостоянии выбили ударный отряд славянской ОПГ из украинской диаспоры, которая лишилась всей боевой силы из талантов. Затем пойдя на мировую с властью, «Раубриттеры» перехватили основной контроль над городом, и сейчас только локальная индейская криминальная группа из уличной преступности, могла пытаться его оспорить, но не могла из-за низкого количества талантов в своей среде.

В Миннесоту пришлось влезать именно чтобы громить группировку байкеров, «Ангелы Ада», а точнее их крыло, сомкнувшееся с «Каскадерами», плотно пичкалось талантами и могло себе позволить то, о чем другие криминальные группировки только мечтали. Тем не менее разница провинциальных талантов и ударных отрядов, которые сражались с настоящими «Каскадерами» быстро дала о себе знать. Потенциал для операции был настолько большим, что Конунг лично выехал в штаты для прямого контроля.

На «Раубриттеров» вышли сразу три группы из Миннеаполиса: All America Boys, Роткопф-Коллинз и Norteños. У всех трех были свои мотивы.

AAB была сравнительно крупной молодежной белой бандой. Занимая не слишком значимое положение на серьезных уровнях, они хорошо держали свои позиции на улицах, во многом благодаря сыгранности против этнических ОПГ и связям с бэрчистами, Арийским братством и другими ультраправыми. У них было несколько своих талантов, которых они опасались широко заявлять во многом из-за разразившейся войны между The Bloods, а точнее крупной ОПГ Twin Cities Tribes и союзом Milkvans, Mníssota Riders и Road River — трех группировок байкеров, ассоциированных с Ангелами Ада. Любая из сторон могла пойти на любые меры чтобы захватить больше талантов.

Роткопф-Коллинз были союзом ирландской и еврейской мафии, довольно плотно державшая букмекеров и авторазборки в Сент-Поле. У них не было своих талантов, а помощь через ирландскую диаспору могла вовремя не добраться. Деньги в бизнесе крутились солидные, и Twin Cities Tribes, стали конкретно наезжать на мафию, которой было почти нечем ответить на беспредел черных братьев, набиравший обороты на фоне полученных некоторыми из них суперсил. Городской команде жаловаться было бесполезно, по какому-то невероятному совпадению отряд «Rusty bumblebees» состоял из чернокожих и не реагировал на вызовы в отношении банды TCT[3]. Второй проблемой были индейские ОПГ — Native Mob. Союз из четырех крупных группировок, две из США — Brutal Bisons и Smokin Tomahawks — байкерские команды претендовавшие на расширение сети своих chop shop авторазвалов, две из Канады — Wolves of Manitoba с которыми у «Раубриттеров» были постоянные стычки в Виннипеге и которые владели обширной сетью сбыта разной контрабанды через границу, а так же Kinnikinnick Twisters [4] — группа специализирующаяся на распространении наркоты, которая неожиданно переключилась на народные индейские снадобья и коктейли, ту же самую наркоту по сути.

Norteños были отделением от своей основной банды, одним из самых северных, который объединял не только этнических латиноамериканцев порой в четвертом поколении, но ещё и white trailer trash, с вкраплениями других банд. Основными их противниками в городе были The Bloods и Sureños, но последние, как и Norteños внезапно столкнулись с переделом рынка. Начиная с 2013-го года, множество талантов избрали своими целями наркокартели. У всех для этого были самые разные причины, но одной из основных которую Конунг хорошо понимал, потому что провернул дважды тоже самое, только в другом регионе, было желание разжиться большим количеством неучтенной налички. Но процесс пошел по цепочке и превратился в неуправляемый хаос, подрывавший целые страны и получивший название Латиноамериканских войн, которые были в разгаре и сейчас. На стороне картелей было огромное, хотя и конечное количество денег, армии и коррумпированные политики. За талантами была сила и полное отсутствие желания её контролировать.

На уличном уровне Norteños и Sureños это привело к пониженным доходам и повышенным рискам. Коррумпированные политики и офицеры полиции переставали получать деньги, с рук было нечем барыжить, а долю от дохода было не получить. Рэкет в подконтрольных районах тоже не приносил денег, большая часть среднего бизнеса, предпочитала держаться от контролируемых латиноамериканскими ОПГ кварталов, как можно дальше. Мелкие предприятия часто были прачечными для отмыва или мелким семейным бизнесом, с которого мало того, что было нечего стричь, так это ещё и не приносило дохода. Латиносы попытались залезть в другие районы, столкнувшись между собой и вот тут-то по ним и ударили Milkvans, отделение Ангелов Ада, занимавшееся продажами психоактивной дряни. У «молочников» были свои таланты, в большем чем у «северян» и «южан» количестве, и по жестокости они ничуть не уступали латиноамериканцам. Norteños смогли договорится об объединении с Sureños и мелкими азиатскими группировками камбоджийцами, хмонгами, вьетнамцами и китайцами, но это отстрочило полный разгром, не остановив его. Лишенные доходов и сил, группировки забыв об амбициях стали искать новых покровителей.

Именно из Миннеаполиса Конунг вернулся в Европу, с колоссальным триумфом. Больше, чем половина подпольного мира сразу в двух городах, была захвачена его альянсом, с талантами во главе. Переговоры были непростыми, учитывая, что в одной связке предстояло работать американским ультраправым, мафии старого типа с консервативными ирландцами и евреями, уличной и латиноамериканской отморози.

Конунг собрал в кулак тридцать талантов, оголив остальные направления до предела, и на переговорах безоговорочно установил свое лидерство и свои правила, потому что именно его команды до начала дипломатической встречи не просто атаковали талантов из TCT и альянса байкеров, но ещё и основательно им вломили в процессе отбившись от городских «Rusty Bumblebees», «Missisipi Steamships» и команды штата «Lake Folks». Это была не просто заявка на место за столом, это была демонстрация силы и заявление.

Не меньшей заявкой было и обещание провести кровавый орёл над любым, кто решит внести разлад в альянс или предать «Раубриттеров». Не выйти из дела, а именно предать, как подчеркнул Конунг. Никто не спросил, что такое кровавый орёл, потому что все уже были осведомлены о том, что произошло с вторым в иерархии TCT талантом по кличке Speedball, труп которого с вырванными из спины легкими нашли в гараже его собственного дома. В отношении Миннеаполиса и Сэйнт-Пола ещё не было утвержденного пакта, только личные договорённости, так что руки у «Раубриттеров» были развязаны по полной. Всё что оставалось собравшимся, согласиться или отказаться.

Отказавшихся не было и за неделю группа Конунга навела порядок поочерёдно выбив из нужных им районов и территорий — не нужных им людей, в процессе отправив в реанимацию несколько городских героев. Мэр Миннеаполиса сломался уже на третьем и стал искать способы уладить ситуацию, итогом чего стала небольшая встреча Конунга с местными политическими лидерами. У Конунга был распланирован долгий план, но все оказалось довольно просто.

Мэром Миннеаполиса была женщина либеральных взглядов, которая оказалась не готовой к серьезным супергеройским разборкам на улицах города. Губернатор WASP, из богатой семьи, повязанной родственными связями с ещё более богатыми, тоже был либеральных взглядов и очень не хотел вмешательства федеральной власти в дела штата, а вмешательство могло бы и случится если бы «Раубриттеры» продолжили веселиться. Мэр попробовала ерепениться, угрожая вызовом национальной гвардии и наградой за головы всех талантов, но Конунгу даже не понадобилось вмешиваться, до губернатора дошло и без его помощи, и он заткнул подчинённую.

Решение было простым и отработанным, власть не вмешивается, взяв паузу и обратившись за помощью к «Ландскнехтам», «Ландскнехты» помогают властям обучить городские и штатные команды, не задавая лишних вопросов о некоторых талантах, и разрабатывают пакт о гарантиях сторон. «Раубриттеры» и все выжившие к моменту окончания работ над пактом, под пактом расписываются, как и власть имущие. После чего всё снова становится тихо и мирно.

Выбора у политиков особо не было. «Раубриттеры» зачистили свою часть поляны и начали распределять и делегировать полномочия местным, но тут Конунга настигли неприятные новости.

Ослабленный петербургский периметр всё-таки пробили. В Петербурге нельзя было не патрулировать свои районы, нельзя было не быть на виду, а у «Раубриттеров» не было возможности оперативно и незаметно перебрасывать людей через полмира. Пока ещё не было. Пока ещё. Но на этом они и попались. В еженедельных стычках костяк группировки калечился, попадался и стачивался не по дня, а по часам. Уцелевшие набирались опыта, но группировки в Петербурге обратили внимание на баланс сил.

Начало конца было стремительным и складывалось из серии случайностей. «Ночеходы» смогли полностью прервать сообщение «Раубриттеров» из Выборгского района с Выборгом и Мурманском, в этот же период «Велиты» и «Рубеж Обороны» действуя независимо разбили две командные ячейки, разгромили сборочный центр и перерезали связь группировки через Петрозаводск и Всеволожск. Ближайшие самые боеготовые подкрепления продолжали пастись на своей поляне, а в Петербурге не осталось не то, что тех, кто знал куда и как передать информацию, но и тех, кто мог принимать какие-либо осмысленные решения, сеть посредников работала с задержкой на три дня, а все доступные аналитики были заняты новыми территориями.

Выходящие на патрули бесконтрольно бойцы, понесли ещё большие потери, а государственные команды, подхватившие от «Велитов» след через разгромленный сборочный центр, задержали множество сообщников и посредников. Положение было настолько тяжелым, что Конунгу пришлось давать отмашку на сигнал через ГКН открытым текстом, приказывая всем оставшимся талантам в городе — залечь. Бросить всё на самотек в Миннесоте было нельзя, но команда лечь на дно дала несколько дней. На территорию Выборгского начали просачиваться другие группировки, но почти сразу они передрались между собой и отступили, а небольшие собранные из наемников и не самых надежных европейских талантов подкрепления, удалось добросить до города. Разную среднюю мелочь удалось навербовать и в самом Питере, где были команды и таланты, заинтересованные в деньгах.

Последние были конечны, но Конунг не просто так вырезал из Спидболла легкие, пока тот ещё хрипел и шевелился. Удар по TCT позволил накрыть региональный общак The Bloods, так что вместо внеплановой премии своим людям, он направил его на финансирование разной шушеры, которой было приказано потусоваться в Выборгском районе. По отдельности они были незначимы, да и долговременно работать на «Раубриттеров» им было не интересно. Но полторы сотни талантов есть полторы сотни талантов, какими бы мелкими они не были, это толпа с общей целью. Питерская толпа, что немалозначимо, фрилансер в Питере — это человек из фарфора на ринге сумоистов. Миллион нитей, связей и обязательств между сторонами. Как и предполагал Конунг, группировки не стали осложнять своё положение и ограничились мелкими разборками, ожидая пока у «Раубриттеров» кончатся деньги.

Конунг тоже не стоял на месте, первым пунктом на его пути была «Тессароконтера», огромная плавучая база «Ландскнехтов», дрейфующая между Исландией и Гренландией, наблюдая за Атлантидой с северного направления и осуществляя общий мониторинг морской зоны. Репутации Конунга и «Раубриттеров», а также суммы в двести тысяч пиастров [5], хватило для организации прямого разговора с региональным командиром. Тот дал принципиальное согласие на разработку пакта и переговоры с властями Миннеаполиса, но предупредил что если те предложат полуторную ставку от заявленной, то в течении трёх суток «Ландскнехты» и «Раубриттеры» в Миннесоте больше не друзья пока за услуги «Ландскнехтов» платят.

Конунг в ответ лишь пожал плечами, верность «Ландскнехтов», как наемников бралась в аренду лишь один раз. Симпатичным клиентам они делали скидку, либо информировали о возможном предложении, которое они примут. «Раубриттеры» были не слишком симпатичны «Ландскнехтам», но предложение и запрос на посредничество они оценили. Так что, если их перекупят, у него будет достаточно времени чтобы объяснить властям почему предавать их договоренности было очень плохой идей, а заодно эвакуировать группу за границу штата.

Договорится о найме ударного отряда не получилось. Даже не выдавая основную цель, Конунг удостоился ироничного взгляда, и цены в двадцать пять миллионов пиастров залоговых [6], не считая оплаты за основную работу. Это было ожидаемо, уж кто-кто, а «Ландскнехты» наверняка в деталях были в курсе проблем «Раубриттеров» в Петербурге. Удалось договорится, только о том, что контракт о поиске новых участников в команду, вывесят на ресурсах «Ландскнехтов», бесплатно и только в том случае если «ЛандскнехтГрупп» получит договор о работе с Миннеаполисом и Сент-Полом. Конунг мог считать это своей победой над обстоятельствами, парой лет ранее, «Ландскнехты» не стали бы на «Раубриттеров» даже смотреть, не говоря уже о бесплатных услугах или о том, чтобы выйти помахаться за них в Петербурге.

Следующей остановкой Конунга была Германия. «Раубриттеры» не были типично неонацистской группировкой талантов, не были они и панскандинавским проектом, чтобы там не трепали на форумах, Конунг как один из лидеров, прошедший по головам и по трупам, знал это точно. «Раубриттеры» можно было разделить на несколько групп. Первые, оригинального происхождения, державшиеся за Петербург и ныне распыленные по Европе в экспансию, «Бронибор», «Твангсте» и «Ливония», таланты из Польши, Германии, Калининграда и Прибалтики, нанятые человеком или существом, называвшим себя, Магистр или Ландмейстер. Затем было второе поколение, собственно «Раубритеры» осколки разбитых мелких группировок, которые столкнулись с экспансией петербургских талантов и рванули в город в попытках отвести удар от своих территорий. Они состояли из разных обломков, «Ryttarvärja» [7] группа Конунга, «Хирд» группа из бывших «Каролинеров» союзная Конунгу, «Кварца», «Племя Рёрега», и «Угунскрустс» польская и прибалтийская группы, состоявшие в том числе из разбитых в Калининграде неоязычников и неонацистов и «Рутьеры», всякая шантрапа отовсюду скопом нанятая в «Раубриттеры», как стала называть себя союзная петербургским группам группировка «Венайя».

Конунг точно знал, что «Венайя», «Бронибор», «Твангсте» и «Ливония» изначально играли на одной стороне, их мнимое соперничество было призвано замаскировать планы тех, кто ими руководил. Часть талантов группы происходила из среды реконструкторов, которые пересекались как раз в Выборге, более того они очень своевременно сформировали из разбитых или независимых групп (очень своевременно мигрировавших не на восток, а на запад), крупную и относительно сильную группировку, с пусть и зыбкой, но общностью идентификации себя, как переиздания северных славян и скандинавов, в той или иной степени. Это был некто очень умный и абсолютно лишенный какой-либо предвзятости. Настоящий хладнокровный манипулятор, не лишенный жестокости и прагматичности.

Когда Конунг только раскрутил цепочку, выходя на личность Лендмейстера/Магистра/Кнайпхофа/Кнутсона (каждая группа знала своего благодетеля под разными псевдонимами), порой жестоко расправляясь с первым и вторым поколением командиров группы, он просто хотел не оставлять в тылу никого из тех, кто мог бы свергнуть его, на пути к власти. Но в очередной день, он обнаружил своего информатора мертвым, с покрытой рунами датской секирой в груди и воронёной сигтунской монетой во рту. Рукой информатора и его кровью, на стене была выведена фраза «Es lohnt sich nicht.»[8]

Конунг понял намек и оставил старых «Раубриттеров» в покое. Было ли это связано с тем, что он был хорошим командиром, или они подчинились ему по приказу, но значительная часть первого поколения ему присягнула и помогла окончательно поглотить и подчинить второе поколение, приведя Конунга к власти на территории всей западной Балтики, откуда он и устремился дальше на запад. Но теперь ему была необходима если и не личная встреча, то как минимум согласованность планов.

Собеседник Конунга, когда-то был известен как талант по прозвищу Аколуф. Его карьеру прервала одна особо неприятная тварь, возможно каркинос, возможно что-то более худшее, ни у кого тогда не было времени разбираться. Монстра обнаружили двигающимся к Готска-Сандён, курсом на Северо-Восток, в Ботнический залив. В сражении с чудищем, западную оконечность острова спекли в стекло, но монстра смогли остановить, и его остатки потом стали местной достопримечательностью. Но тогда, до этого было ещё далеко. Аколуф потерял в бою ногу, начисто, чуть выше середины бедра. Конунг лично вытащил его, без всякой задней мысли. В тот момент он не хотел, чтобы ещё один из его соратников, боевого братства, умер сожранный и разорванный тварью или её детенышами.

Так или иначе, Аколуф оказался ему должен. За спасённую шкуру, за протез ноги, дававший ему почти прежнюю жизнь и за новую непыльную работу в руководстве охранной фирмы. Куда важнее было то, что Аколуф был бывшим «венайцем» и точно имел выходы на Магистра. В Гамбурге, в офисе его компании он выслушал Конунга и обещал подумать. Ответ пришёл быстро. Прямо в гостиничном номере, на кровати Конунг обнаружил чемодан с двадцатифранковыми золотыми монетами, какими Франция в свое время выплачивала Германии контрибуцию.

Но это было куда менее интересно чем список талантов, которых ему следовало нанять и завербовать, координаты складов и схронов со снаряжением и ответ на вопрос, кто и как смог это подбросить сквозь все слои защиты, не оставив следов на видеокамерах, и ‘исчезнув’ четырёх эйнехириев. Так или иначе, два крыла «Раубриттеров» теперь действовали по согласованному плану, и шансы удержаться в Петербурге или вернутся в него сравнительно быстро, у них оставались. Организовав прикрытие и подперев свои отряды в Америке, Конунг в составе небольшой группы выдвинулся в Россию.

У него было несколько основных задач на ближайшее время. Первая, забрать поставку в Выборге, возможно не только свою, там же в это же время крупнейшая петербургская преступная ОПГ «Рапторы», планировала протащить несколько контейнеров левым грузом, без записей. Данные были точны, Конунг не жалел денег и влияния на организацию широкой сети агентов. Сначала ты двигаешь людей на позиции стивидоров, а потом стивидоры двигают твой бизнес. В их деле снаряжение и рычаги давления на переговорах, куда важнее прямой возможности бить по противнику. Осёл груженый золотом возьмет крепость, осёл груженный силовой броней, кровью виверны или паче чаяния чем-то большим, заставит некоторых президентов лично вылизывать твои ботинки.

Вторая задача, укрепить позиции в Приозерске, Заозерске, Всеволожске, Выборге. Можно потерять контроль над Петербургом и вернуться в него, если у тебя есть контретные подходы, но потеряй зоны контроля в Ленинградской области, коридоры через границы и побережье, и всё, твоя карта бита. Тебе надо либо задействовать посредников, выдавая свои планы, либо тебя перехватят на подходе.

Третья задача, заключалась в том чтобы разобраться с тем, что произошло в Петербурге, оценить оставшиеся плацдармы в городе и возможно организовать контрудар. Возможно выждать. Возможно атаковать.

Конунг прибыл в Петербург напрямую, на пароме балтийских линий, под почти легальным прикрытием нотариуса. Поселился в отель, записался на экскурсию в Ораниенбаум, покатался по осенней Неве на туристическом речном трамвае, собираясь забрать информацию об уцелевших в городе сообщниках и бойцах, но быстро понял, что за ним следят сразу с двух точек. Вычислить кто следит, было не сложно, духи предков помогли подметить детали. Один из следивших, принадлежал к «Велитам». Метку своей группы он спрятал, но, пристально, неотрывно следуя за агентом «Раубриттеров» и словно невзначай оставив на сидении трамвая следы от пальцев он выдал себя. Метка в виде буквы V, была видна только в определенном спектре, но не приходилось сомневаться, что на соседнем судне, турист-фотограф, типичный студент с жидкой бороденкой и хвостом сальных волос, снабжен не только и не столько фотоаппаратом. Простой, но невероятно эффективный трюк, для обмена информацией необходимо занять определенное место. Но сделав это ты помечаешь свою одежду в составе со спинки, который ты наверняка не заметишь. Дальше тебя берут под контроль и ведут.

Раскусив игру «Велитов», Конунг не сделал ничего. Не выдавая себя, он сошел с катера и отправился в метро. За сообщником продолжали следить, как наверняка и собирались взять полтора десятка туристов с катера под контроль. Конунг не сделал ни единой попытки провериться на хвосты или оторваться. Проехался на метро, погулял по Невскому, сделав петлю на Дворцовой и вызвав такси уехал обратно в гостиницу. Только там, вместо того чтобы зайти в свой номер, он прошёлся пешком по лестнице и вышел на этаж выше, зайдя в номер расположенный прямо над своим. Там уже неделю жил внук с полупарализованным дедушкой. Агент был из числа понятливых балканцев, и за чистый немецкий паспорт и пару десятков тысяч евро, не задавая лишних вопросов провез в страну эйнхерия, возвращенного и обученного Конунгом.

Эйнхерии были довольно простыми созданиями, возвращенная им жизнь, утекала из них слабее или сильнее, но Конунг, объединив две ветви эзотерических учений, разработал, усовершенствовал и отточил методику их возвращения. Рокировка была простой. Внук с дедушкой выезжают из отеля, а нанятый агент живет здесь ещё несколько дней, под видом туриста-нотариуса. Затем турист-нотариус благополучно садится и улетает в Германию, где превращается из нотариуса в обычного бюргера, уехавшего из Кёльна в Америку и вернувшегося обратно в Фатерлянд, пожить для себя.

Переодевшись и наложив грим, Конунга под видом дедушки вывезли на кресле-коляске из номера. Судьба агента его волновало мало. Не облажается и доберется до Кёльна, может получит ещё работу. Попадется, выдать что-то важное не сможет, а если сильно будет трепаться, в российских тюрьмах заключенные без общаков сидят уже который год, за небольшую деньгу, зарежут только в путь.

Эйнхерий превосходно отыграл свою роль, во многом потому что жил уже несколько недель и был отлично обучен. Это только в представлениях интернетной молодежи и тупых талантов, эйнхерии это безумные духи, возвращённые на битву и не способные на тонкую деятельность. Эйнхерии воистину жили ради битвы, но, как и любые воины, они не были чужды военной хитрости, пониманию что есть больше, чем один способ убивать своих врагов. На улице, их уже ждало такси, специальный фургон для перевозки инвалидов, куда Конунг загрузился. Несколько улиц спустя, наклейки с инвалидной коляской с фургона пропали и он поехал в сторону Приозерска. В Петербурге было оставаться опасно.

Таланты и обыватели только думали, что истребили российскую традиционную преступность, подобного добиться у них удалось только в Петербурге, и частично в СЗФО, в большинстве остальных регионов они продолжали вести борьбу, загнав противника в подполье. В следствие этого, на рынке профессий оказалось в избытке два типа людей — тупых мускулов, и тех, кто, получив от талантов желал получить толику их силы и влияния. Из последних, через Москву и Тамбов, «Раубриттеры» сформировали ЧОП-прокладку, контору прачечную, в которой они трудоустраивали своих сообщников-хирдманнов.

У хирда могло быть много разных помощников. Хирдманны были простой уличной толпой, туда старались набирать людей умеющих бить и стрелять, хотя бы в приблизительно нужном направлении. Хирдманны были нужны для прикрытия легальных дел, контроля на местах, рутины, которую не стоило поручать даже минимально одаренным участникам. Хотя таланты и называли их хирд-маннами, дружинниками, на самом деле наиболее близким из понятий той же эпохи к хирдманнам были трэллы или фострэ. Пушечное мясо, не без своей роли, но не более. Наиболее доверенными были фострэ, те кому Конунг доверял клеймо руной феху. Они становились не просто подвластны Конунгу, и его роду, они могли получать от него дары в виде воинских умений, крепости тела и знаний. Таким был водитель их фургона. Руна на внутренней стороне его плеча, исцелила его поврежденный позвоночник, избавила от жизни калеки, и он был одним из очень верных людей Конунга в городе, который находился в спячке. Но с текущим уровнем засветки, когда, казалось бы, проверенные люди, опытные и способные скрываться были обложены слежкой, в несколько слоев, пришлось задействовать последние резервы.

В других отделениях «Раубриттеров» аналогом фострэ были лейсинги, стремящиеся стать талантами или таланты в процессе обучения, но ещё не готовые к самостоятельным или командным действиям. Одним из таких лейсингов был сидевший сейчас перед Конунгом, смуглокожий с правильными чертами лица и прямым носом, потомок алжирских колонистов, француз-новичок присоединившийся к «Раубриттерам» в начале года, но уже неплохо зарекомендовавший себя. Задачей фострэ было его легализовать на долгое время.

Француза звали Луидор, и он был побратимом, тоже обладателем магического дара. Его магия была горячей, стихийной, а силы довольно велики. Конунг не мог сказать откуда он знает такие тонкости, это было интуитивное понимание, подобное ощущениям тепло-холодно, кисло-сладко. Луидор тоже ощутил ауру Конунга, и эйнхерия, когда те сели в машину он дернулся пытаясь понять, прислушаться к своим ощущениям. Третий участник, которого им предстояло подобрать в Петербурге, сел в машину у красного, кирпичного замка, с отличной аурой.[9] Худощавый, чуть выше среднего роста, парнишка в коричневом пальто с белой повязкой, закрывающей правый глаз. Увидев своего соседа, он запоздало шарахнулся, пытаясь отсесть подальше от Конунга.

В прошлой жизни, до «Раубриттеров» он был простым голландским интернет-троллем. Хамовитым пранкером по имени Николас, который пользовался возможностями сети для безнаказанного глумления. Как-то раз он решил выбрать своей целью «Раубриттеров», и был настолько успешен, что смог выйти на Конунга. Не стоило принижать его таланты по работе в сети и манипуляции людьми, он был в этом хорош. Но он связался не с теми людьми. Конунг не дал себя выставить на посмешище. Он сразу понял, что собеседник не тот, за кого себя выдает, и он пообещал, не угрожал как тогда решили, а именно что пообещал, что он повесит наглеца за шею и прибьет копьем к дереву, отдав душу наглеца Всеотцу.

По какой-то причине паренёк не стал продолжать разговор. А Конунг исполнил обещанное. Заплатив более опытным специалистам, он нашел интернет-тролля и похитил его из квартиры, довольно публично, прямо посреди стрима. Репутация, это то, что очень легко потерять, и то, что необходимо поддерживать. Большинство поклонников творчества Николаса, думало, что это очередной пранк, даже в то время, когда Николас, прибитый ясеневым копьем, корчился с петлей на шее.

Конунг подобрал ему хорошее место, в Скандинавии такие оставались. Это была древняя заповедная роща, помнившая старых владык этой земли. Особое место. И случилось то, чего Конунг не ожидал. Умирающий с лопнувшими капиллярами в глазах, хрипел и сучил ногами. Час, второй, третий. Словно смерть отказалась прибирать его на этом месте. И тогда Конунг просто ушёл. Девять дней он снова и снова возвращался назад в эту рощу и видел там измождённы полутруп всё слабее и слабее шевелящийся, но продолжающий хрипеть и истекать кровью и пеной.

На девятый день, он решил, что случившееся — некий знак, послание от сил, которые выше его понимания, после чего он вынул копье и достал тело Николаса из петли. Так, Николас стал Бёльвасмидром, «Раубриттером» под его командованием. Пережитое навсегда изменило его. Его правый глаз, оказался изуродован, превратившись в буро-белесую смесь, слепое на вид бельмо из пятен. И в то же время, он получил способности, дары, которые даже Конунг не мог объяснить. Он не стал бессмертен, неуязвим или божественно силён, но вышел за грани простого смертного и навсегда приобрел ужас и страх, при виде Конунга или перспективы разочаровать его. Именно Бёльвасмидр из-за кулис нанял толпу фрилансеров, и через систему решал собирал с них информацию. Николас был глубоко законспирирован, в Санкт-Петербурге он находился максимально легально, действуя под видом студента по обмену из Нидерландов.

Так же он был продвинутым пользователем Сети, умел находить лазейки и собирать информацию. А история с Конунгом и ритуалом Одина, научила его максимально возможной, параноидальной осторожности. Если бы провалился Бёльвасмидр, то на всей операции можно было бы поставить крест.

— З-здравствуй-йте Конунг… — заикающееся запинание и хриплый, словно стертый наждачкой голос, тоже были одним из последствий повешения. Что ж, у всего в этой жизни есть своя цена, гордыня и неуместное желание влезть в дела сильных мира сего, не исключение.

— Давай к делу. За группой Бекаса следят «Велиты».

Разговаривали они на немецком, и Луидор отвернулся к окну, процедив сквозь зубы, что-то очень похожее на boche. Конунг не удостоил его даже взглядом.

— «Велиты» в ц-целом играют первую с-скрипку, в нашем т-текущем по-положении в городе. И-их отряды раз-развернули настоящую облаву. Они отслеживают все перемещения по Выборгскому району. Если не сами бьют, то обязательно кого-нибудь наведут…

Конунг кивнул своим мыслям. «Велиты» назойливые тараканы из Сталестройского района. Все знают, что они враждуют с «Ауксилариями», но никто не хочет смотреть глубже. «Велиты» вигиланты без жалости, действующие из тени. «Ауксиларии» публичные мученики, героически превозмогающие на улицах против закона и против беззакония. Две руки, одна отвлекает — другая бьет. Когда бьют «Велиты» это шокирующе точный удар в подбородок, которого ты не ждешь. Не обязательно сильный, а именно точный. Отличие в том, что сильный удар может тебя шокировать, отбросить, заставить выть от боли, даже оглушит. Но нужно быть ОЧЕНЬ сильным, чтобы вырубить одним неточным ударом.

А одним точным ударом, может вырубить даже очень слабый человек. «Велиты» умели играть в тяжелой лиге, в Петербурге они базировались в Сталестрое. При мысли о Сталестрое, у Конунга мурашки пробежали по шее. Stalestroyj, место куда сильные и жестокие приходят, чтобы жестокие и сильные выбили из них всё дерьмо. Любая группировка, не то, что базирующаяся, даже задумавшаяся о том, чтобы базироваться в Сталестрое или рядом с ним, должна обладать внушающей огневой мощью.

Распространённым заблуждением про «Велитов», которое они всячески раздували, было их неспособностью ввязываться в чисто силовые противостояния.

О, далеко не каждая банда умела играть мускулами, как «Велиты». Когда они собирали чисто штурмовую команду «Вендетту» или «Поборников»[10], или всю группировку в полном составе, сравнять с землей крупный город они могли в несколько минут. Но «Велиты» тщательно прятали свою силу, точечными, набеговыми операциями и разведкой определяя куда бить и дозируя силу. Они были на шаг впереди, их отряды были на человека многочисленнее, и действовали на час быстрее. Можно было только восторгаться тем, как они умели создать театральное представление о том, что их можно было победить.

Истина заключалась в том, что на каждого видимого «Велита» было ещё два ждущих в засаде. Тактика «Велитов» была отточенной стратегий мастера по бильярду, легкими ударами они создавали набросок в партии, выставляя шары на стол, а затем мощный удар вызывал цепную реакцию загоняя всю конструкцию в лузы.

Конунг отвлекся от своих мыслей.

— … «Рубеж Обороны» и «Ауксилия», а так же городские команды …

«Рубеж Обороны»… Конунг почти не сталкивался с ними, когда сам был в Петербурге, но был изрядно о них наслышан. Отчасти путь создания «Рубежа» и «Раубриттеров» был схож. Современный «Рубеж» был лоскутной группой, собранной по частям и объединённой необходимостью держаться в Петербурге и той или иной степенью счётов с Комитетом. Героями они не были, «Рубеж Обороны» абсолютно точно занимался крышеванием. Конунгу докладывали, что некоторые ЧОПы где работали сообщники «Раубриттеров» платили именно «Рубежу» долю взамен на которую те помогали получить контракты на работу с объектами. Где крышевание ЧОПов, там и крышевание самих объектов. Ну и программа реабилитации, вступай в «Рубеж», назови себя героем, получи адвоката будешь делать добрые дела.

«Рубеж Обороны» был группировкой нового типа. Бандой талантов, выросшей среди банд талантов и воспитанных талантами. Для них варево уличных разборок было естественной средой обитания, среднестатистический «рубежник» обладал информацией о городском раскладе, куда более точной и детальной чем оперативник Комитета. Их можно было представить, как сеть со множеством рыболовных крючков и всяким мусором внутри. Ты сталкиваешься с «рубежником» и сеть падает на тебя. Из соседних районов начинают подтягиваться новые силы, пока ты пытаешься снять сеть крючки рвут и держат тебя. Иногда в сети есть шлакоблок, которым тебе перепало по голове, и он тянет тебя на дно. Иногда там гора пустых банок, которая гремит и шумит. Иногда — тонна битого стекла, которое изрежет тебя до костей.

«Рубеж Обороны» — это сочетание опыта и толпы. Много слабых талантов, с единой идей и сильными лидерами, платформой на которой они объединяются. В отличии от нанятой «Раубриттерами» толпы фрилансеров, у этой толпы есть четкая иерархия и командная структура, им не нужен приказ и контроль, это горизонтальная самоорганизация, которую больше не развалить одним сильным и точным ударом. Это множество кирпичей, в ряду, которые даже развалившись будут оставаться кирпичами. Уничтожить «Рубеж» могут только слаженные усилия нескольких групп подряд. Хуже всего то, что непонятно чего ждать от «Рубежа». Удар по Выборгскому району, очевидно напрашивается, только «Рубеж Обороны» обладает нужным численным преимуществом и мобильностью, чтобы быстро стянуться в район занять и отбить его. Но, у лидера «рубежников» слишком большие счёты с Комитетом и большой опыт войны, он понимает, что стянуть все ячейки в один район и удерживать его это долговременная операция, которая превратит его в мишень, даст возможность Комитету навязать ему генеральное сражение, и сделает целью для других групп. Пока он не заключит перемирие и договоры с остальными городскими командами, Пятерня на такое не пойдет.

«Ауксилия» была худшим из возможных вариантов. У них было в достатке всего. Силы и мускулов, они тоже входили в Сталестройские команды, мозгов, в «Ауксилии» было минимум две ячейки занимавшиеся только аналитикой, планированием и связью между командами, и одна отдельная занимавшаяся строго обеспечением [11] и наконец численности. В Северо-Западном Федеральном округе, «Ауксилия» вплотную подходила к численности в пятьсот чистых талантов [12]. «Раубриттеры» в сумме едва дотягивали до половины от этого значения, уступая «Ауксилариям» в Петербурге, более чем в четыре раза. Единственное, что пока сдерживало «Ауксилию» это необходимость распределять все силы равномерно, но огромным территориям. Они играли по геройским правилам, а значит старались пометить, как можно большую территорию, везде, где появлялись простые смертные симпатизанты «Ауксилии», последние старались организовать присутствие талантов из местной же среды. Это означало, что по всем ПГТ и крупным населенным пунктам, могло быть раскидано от одного до десяти ауксилариев, которые далеко не всегда активно себя проявляли и не могли незаметно бросить всё и приехать в точку вызова.

Специализированные ячейки «Ауксилии» тоже были обоюдной головной болью, с одной стороны, столкнуться со специализированной ячейкой означало гарантированно потерпеть поражение, потому что «Таурус» или «Сигил» никогда не появлялись просто так, они появлялись там и тогда, где сбор такой ячейки имел смысл. В аналогии с боксером, «Ауксилия» была именно тем, кто бил оглушительно сильно, даже когда не пробивал защиту. Конунг на своей шкуре ощутил удар «Сигила» и не горел желанием повторять болезненно-унизительный опыт. С другой, сбор такой ячейки можно было отследить, по численности обычных патрульных команд. Это было уязвимое звено.

Всё ещё отвлеченный тем, кто из действительно серьезных команд может ударить по ним, Конунг вполуха прослушал расклад по городским комитетским командам и частникам. Ни те, ни другие его планам не угрожали. В долговременной перспективе, они лишь реакция на действия, слишком связанные нормами, они редко бьют на опережение и вынуждают дергаться. Их действия — это отработка рутины, и едва ли «Раубриттеры» входят в их первоочередной лист. Ну, а на случай особо неприятных действий, у Конунга был козырь, небольшой, но очень весомый. Он кое-что знал об объекте в Заозерске, и он подозревал, что кое-кто в Комитете знал, о том, что он знает. Именно поэтому «Раубриттеров» почти не трогала команда «Награда», самая сильная и самая лояльная Комитету.

Планы коллег по суперзлодейскому ремеслу, тоже были сравнительно понятны.

Выборгский район, вопрос стоял только кому. «Клыкам», «Рапторам», «Ночеходам» или «Пасюкам».

«Реплика» была слишком далеко. «Хаос Красной» и «Банда Беллоны»… Против воли Конунг сжал подлокотники кресла. С каждой из этих группировок, «Раубриттеры» столкнулись по разу, куда чаще работая совместно в деле защиты общих интересов. Тогда он ещё не видел в деле Горного, но именно тогда он впервые осознал, что означала классфикация тринадцатого уровня. Были жестокие группировки, были супертеррористы, были сильные группировки. А были эти две сталестройские банды, стихийное бедствие из ультранасилия и брутальной, беспощадной, непреодолимой силы, разрушающее всё на своем пути. Пока «Раубриттеры» придерживались положений петербургского пакта, они были мелкой рыбешкой, не дававшей прямого повода для истребления и владевшей малоинтересным, удаленным от территорий Сталестроя районом.

«Рапторы» были опасны. Горный был козырем, который не стоило сбрасывать со счётов, тифоново отродье. У «Раубриттеров» и «Рапторов» назревал конфликт в сфере основной деятельности последних, контрабанда и изготовление артефактов, охота на магических тварей и создание зелий и предметов силы. Большой войны удавалось избегать, пока что, во многом из-за разницы уровней. Конунгу было тошно признавать это, но отпрыски Апофиса, превосходили его ровно настолько, насколько он превосходил обычных людей. Им были ведомы, пусть и толики, но пути к управлению первородным хаосом, а ему лишь учения, учений о том, что такое управление в принципе возможно. Они были детьми и внуками, не просто богов, но древних богов, а он был правнучатым племянником богов новых, порожденных верой и интерпретацией людей.

Конунг решительно отсек от себя последнюю мысль и до боли в костях сжал висевший на шее каменный молоточек, амулет Мьёльнира. Не думать об Одноглазом, не касаться его недостойными мыслями. Одноглазый не из тех богов, что спускают непочтение, во славу его вырезали и стар и млад. Мужчина тряхнул головой ещё раз, привлекая внимание своих спутников.

— В-вожд-дь?

— Ничего. Продолжай.

«Каскадёры» были на своей волне, несмотря на множество противоречий и конфликтов, часть группировки вела бизнес с «Раубриттерами», были общие финансовые интересы и обязательства. Немало снаряжения в группу поставлял Вестерн, из петергофского отделения банды, а «Раубриттеры» в свою очередь поддерживали «Hörnerhelm» байкерско-пиратскую тусовку Скандинавии, крупный мотоклуб, который вступал легальным предприятием «Каскадёров» в регионе. В мире акул это не было гарантией от того, что «Каскадёры» не попытаются атаковать, но это было максимально-надежной страховкой. Обе стороны могут нанести вред совместным предприятиям, а значит конфликт лучше разруливать на словах.

«Пасюкам» было не до Выборгского. Особо шустрый оперативник Комитета, мало того, что захватил несколько «Пасюков» в плен, сорвав внутреннюю расстановку сил, так ещё и когда за него зарядили цену, начал отстреливаться развязав личную войну с бандой талантов. Пока что, простой смертный вёл по очкам. Конунг подумал, что, если бы тот не был из Комитета, такого надо было брать в «Раубриттеры» любой ценой. Ещё это означало что можно не опасться «Пасюков». Самая опасная и непредсказуемая, безумная сука Барсук, способная создать много проблем, сейчас занята опером. Без неё, «Пасюки» не будут развязывать боевые действия за Выборгский район, Маус слишком дипломатичный и предпочитает играть от обороны и контроля территории, а Взвесь слишком занята обеспечением тылов группы.

Оставались «Клыки». Несмотря на то, что они были вассалами «Рапторов», у группировки Стрихнина было полно собственных амбиций. Выборгский район соответствовал их интересам. Надежда была на то, что их отвлекут другие дела. У «Рапторов» полно было забот на мировом уровне, чтобы тратить время на Выборгский, у «Клыков», согласно слухам, начинался очередной виток конфликта с «Malleus Maleficarum», о последнем Конунг знал точно, потому что в четыре цены выросли запросы на наемников на европейском рынке, особенно на военных профессионалов пунктом сбора которых был обозначен городок Шпайер, в Германии. Для понимающего, достаточно [13]. С «Клыками» можно и нужно было поторговаться, Конунгу было известно где находится один из подготовительных лагерей PMC “Hexenhammer”, который использовался для индоктринации наиболее подходящих в ведьмоборцы солдат и рекрутов. «Клыки» заплатят за такую информацию нейтралитетом, а то и чем-то большим. Но был и риск, в Европе «Раубриттеры» держались не до конца устойчиво. Ополчать против себя ведьмоборцев, в ряды которых входят настоящие закулисные воротилы, было неразумно. Необходимо было тонко сыграть, между тех и других…

Тонко сыграть… Отвлеченный новой мыслью, Конунг посмотрел на Бёльвасмидра.

— Я думаю, что я нашёл способ намекнуть героям, что они рано списали «Раубриттеров»

* * *

 

 

 

 

Приближался Альфаблот. У других народов этот день звали Самайн или Хэллоуин, но предки Конунга звали его именно Альфаблот. Это был хороший день, день силы. Она нарастала, выплескивалась из колодца Гиннунгагап в Петербурге, как лава из вулкана, хлестала во все стороны и немалое её количество лилось на Выборг. В назначенный час, Конунг собрал хирдманнов и Выборгский хирд. Место он подобрал удалённое, в излучине реки Сяйниёнйоки, почти у самого впадения в залив. Прогалина была достаточно удалена от жилья, чтобы не привлекать внимания, но он при помощи рун, пометил сосны, создав пространство заметить которое, простые смертные бы не смогли. Меж пары этих сосен, на толстых канатах покачивается на ветру, огромный парус, флаг из овечьей шерсти с изображенным на нём вороном.

Картина ритуалов более чем тысячелетней давности, снова разворачивалась на этих землях. Строй хирдманнов, раздетых по пояс, стоял на коленях, за их спинами, в броне и при полном параде стояли таланты. Девять раз по девять в ряду, эйнхерии стояли монолитной стеной, ритмично читая древние висы. Три деревянные лодьи, с помостами покачивались на поверхности воды. Река медленно и равнодушно несла свои воды в море, как и тысячелетия назад, деяния смертных на её берегах, не нарушали её естественного хода. Перед выстроившимся хирдом, стоит валун. Гранитный, обветренный, со сколами. Он стоит тут дольше, чем его помнит местная земля, такой же пришелец, как смертные и духи перед ним.

На его вершине стоит широкая и круглая стеатитовая чаша. Потемневшая от времени и покрытая царапинами сколами, она выглядит не менее старой чем камень. На её донышке вырезано три пересекающихся треугольника, глубокие вытесанные ложбины, сделанные прямыми ровными линиями. Один из треугольников заполнен песком, почвой и последний его желоб, всё ещё пуст. Другой заполнен толчёной белой солью, серебристо-серым мелко измолотым каменистым песком, и крупинками рыже-золотистого цвета. Третий треугольник пока ещё пустой.

Дым от небольшого костра, перед камнем, прямым столбом уходит в небо, в покрытой рунами коре дров, можно уверенно опознать ясень. Дымный столб, явно касается низких, светло-серых туч, оставляя на них размытые длинные полосы.

В длинной, коричневой робе, под которой блестят начищенные доспехи силовой брони, увешанный кожаными ремнями и веревками с которых свисают трофеи и амулеты, Конунг с двадцатидюймовым саксом, клинком которому без малого тысяча лет, который был восстановлен, перекован и покрыт рунами и символами асов, подходит к одному из кораблей, восходя на помост. Под дощатым настилом склизко хлюпает ворвань. Конунг выглядит немолодо, вопреки прожитым годам, его тело высушенно и покрыто морщинистой кожей, борода и волосы седые. Плата, за познание дара. Он движется осторожно и в то же время уверенно. Это не первая жертва, которую он приносит богам таким образом, но и, если он поскользнётся и упадет, это будет плохо. Даруют боги воинскую удачу или нет, они ветрены в своих играх с судьбами смертных. А вот его собственные соратники, воспримут его ошибку, не как суеверные, но как волки, что видят слабость старого зверя.

Три жертвы на каждом корабле. Корова или бык, овца или баран, козел или коза. Животные блеют и мычат, дёргаются осознавая свою судьбу, но с той же секунды, как Конунг клеймил их руной турс, они стали подвластны его воле. Каждому животному, он задирает голову, перерезает глотку и ждет, пока кровь перестанет литься на помост. Лодьи становятся красными, кровь стекает в темно-зеленую воду, превращая её в мутную, всё более и более багряную жидкость. От агонии животных лодки раскачиваются, и всё более и более красные волны бьют по берегу.

Для большинства других ритуалов, подобная водная стихия стала бы преградой, размывающей жертву, но не здесь, не сейчас. Три стихии, огонь, воздух и вода. Асгард, Мидгард и Хельхейм. Три корабля, по три жертвы. Тем же саксом, что он резал скот, Конунг сливает кровь в одно из углублений, остававшихся пустым. Три времени, прошлое, настоящее и будущее. Затем достает глиняный сосуд, украшенный рунической резьбой. Из сосуда льется во второе углубление кровь трёх жертв-людей.

Младенец, что не жил, не распоряжаясь собственной жизнью, отнятой насильно. Юноша что добровольно отдал свою жизнь для жертвы. Старик, что пал в бою желая познать величие. Второй желоб заполнен доверху.

Тем же клинком, он оставляет порез на своей ладони, короткий, кровящий порез, на левой руке, вдоль той линии, которую хироманты называют линией судьбы. К нему по одному подходят хирдманны, повторяя его действие. С их рук в чашу, в пустой желоб срываются новые капли крови. Своей рукой, своей кровью, на каждом, Конунг чертит три треугольника. Первый, на лбу, ровно посередине. Второй на груди, слева напротив сердца. Третий на правой руке, что в сочетании с течением жизненных сил создает ещё один энергетический треугольник, кроме фактического положения.

Вслед за хирдманами подходят и бойцы его отряда выбранного для битвы.

Первым, стягивая латную рукавицу силовой брони подходит Хускарл. Рослый и без силового доспеха, он старый соратник. Один из немногих, кто знает и помнит, каким был Конунг до того, как познал свой дар полностью, Хускарл настоящий викинг. Увешанный настоящим арсеналом из продвинутого и магического оружия, рослый, широкоплечий, с гривой заплетенных, светлых волос, отправившийся зарабатывать на войну, сначала во Французский иностранный легион, затем в частную армию, охранявшую нефтяные танкеры. Он был в рядах «Каролинеров» и предал своих, ради возможности служить Конунгу.

Конунгу не важно, искренне ли он верит в его цели или он сделал этот выбор чтобы спасти свою жизнь. В память о старой дружбе он пощадил его, и принял в ряды «Ryttarvärja» и именно он впоследствии был командиром «Хирда», делом доказав свою пользу и значимость. На лбу его рогатого шлема, прямыми и уверенными движениями, несмотря на скрючивший пальцы артрит, Конунг чертит валькнут из крови.

Вторым подходит Луидор. Его боевое облачение, это вызывающе алая роба, армированная пластинами из кожи и бронзы. Под ней, поблескивает тяжёлое ожерелье, из монет разных стран и наконечников стрел. Одна из монет, выделяется, бросается в глаза излучая тепло, назойливо, как прожекторный луч. Другая, ещё более мощная, скрыта под одеждой, её француз держит у сердца. Древний, хрупкий гримуар, в новом переплете, с обугленными страницами, заправлен у него в кобуру на правом бедре, длинный кривой кинжал кочевника, в украшенных солярными символами ножнах, свисает на перевязи через плечо. Луидор очень хорошо чувствует завихрения силы и энергий ритуала, он прекрасно понимает, с какими силами играет Конунг чтобы держать всё под контролем. Уважительно, он склоняется, проливая свою кровь в чашу и принимая метку валькнута на свое лицо.

Косматый, черноволосый и широкоплечий, к Конунгу подходит Беррусон. Старый, с грубыми чертами лица, он похож на рестлера-кроманьонца. Насколько знает Конунг, этот здоровяк правнук или внук, того самого Бьорна Беррусона, сына женщины и медведя. Он действительно старый и сильный. Его нельзя назвать полноценным «Раубриттером», но его племя составляет значительный костяк группировки. Составляло. Многие его потомки и побратимы потерпели поражение, унизительное поражение, в Санкт-Петербурге, и он присоединился к Конунгу. Он не командир и не рядовой боец, он монстр из первого поколения, которому Конунг не доверяет. Но между ними есть то самое уважение и понимание, солидарность в желании стать большим чем они были. Единственный из всех здесь стоящих, он мог участвовать в подобных ритуалах столетия назад. Склоняя голову, он подставляет не лоб, а правую сторону и валькнут обрамляет его висок и скулу.

Четвертым подходит Бёльвасмидр, нервный и дерганный, старающийся не показывать страх, из ужаса перед возможным наказанием. Он один из тех, кто точно знает, что подобные ритуалы — не пустышки. Он подготовлен к бою, хитроумный браслет с небольшим арбалетом и рогаткой, скрывает его правое предплечье. Темно-коричневый, кожаный плащ прикрывает кольчугу и бронежилет, на поясе висят короткие дротики, исходящий от них терпкий запах щекочет ноздри Конунга, когда он метит юношу валькнутом, после того как тот окропил чашу. Омела. Дротики из омелы. Старо. Эффективно. Он одобряюще кивает Николасу и тот едва не спотыкаясь, шарахается назад, под усмешку искривленных жёлтых зубов.

Пятая участница, самая необычная в их компании. Она огромна, больше трех с половиной метров. Серокожая, звероподобная, она талант олимпиеец, Индра, серый зверь Выборга, искаженная и потерянная душа, служащая «Раубриттерам» в надежде вернуть свой человеческий облик, не понимая, что её дар — не проклятье. Каждый шаг Индры сотрясает топкий берег, энергии обтекают её, такие как она подвластны самой примитивной магии, и неуязвимы для самой совершенной. За её спиной крест-накрест висят огромный и широкий двуручный меч, со стальным брусом на конце, и иззубренным лезвием и огромное, черное орудие. Когда-то его называли Varginnan, Волчица — русская пушка Волк, захваченная в бою, разрушитель крепостей. Конунг, привлечённый аурой орудия, тем сколь мощны были излучаемые им воспоминания, похитил оба орудия из крепости Грипсхольм и переплавил одно из них для собственных целей. И теперь, превращённая в ручную шестидюймовую безоткатную гаубицу, под руку Индры, эта пушка вновь и вновь сокрушала врагов. Сплав современности и старины, огромный калибр и возможность использовать старые пушечные снаряды. Это орудие, было настоящим божественным кулаком, способным повергнуть лжебогов и демонов, разрушить самые прочные стены и уничтожать современные танки.

Индре приходится встать на колено и согуться, но, когда сакс рассекает её шкуру она озадаченная морщится. Серая кожа, толстая и невероятно прочная, руны на клинке светятся от количества энергий, которое пришлось вложить в клинок, чтобы он прорубился сквозь то, что не пробивает бофорсовская зенитка. Кровь Индры вязкая, точно смола, нехотя течет из раны, и признавая свое неверие, она ещё ниже склоняет лицо. Из-под её маски доносится хриплое, рычащее дыхание, раскалённое от её внутренней температуры. Такие как она, будущее этого мира. Валькнут украшает её серебристо-серую звериную личину ровно по центру.

Последним к нему подходит Ветвистый. Поджарый, с широкими плечами, и без того высокий, он носит шлем в виде черепа лося, увенчанный короной из рогов, подражая образу злобной лесной сущности. Его мотоциклетный защитный костюм покрыт костяными пластинами и шипами, проросшими сквозь ткань и кожу. Движения Ветвистого ровные, но всегда кажутся дерганными, потому что он двигается быстрее чем обычный человек, на доли секунды всегда опережая порог реакции, словно попадая в интервал моргнувших век.

Ветвистый почтительно склоняется, валькнут помечает белые кости его маски. Мертвые кости, это материал похожий на кость живого существа, но в нем нет памяти, нету истории, он не реагирует на силу Конунга и энергии ритуала.

Последний из его бойцов помечен, и ясеневые дрова почти прогорели. Конунг зачерпывает горсть пепла, саксом, и порезанной рукой отряхивает собранную золу и обугленную кровь в последний желоб. Взяв чашу, он ставит её на огонь, ритмично, напевно начиная последнюю вису.

О, Всеотец асов, услышь нашу вису,

Кровь скота в дар Тебе, о, владыка,И жизни, что вправе тебе отданы.Добровольно к ней отдаем нашу кровь,Земли богатства, соль и серебро,Пред Тобой, асам, мы обещаем.Силой своей, пред взором Твоим,Третьему сыну, Всеотца потомку,Верность и правду мы обещаем.

 

Словно напитываясь дымом от костра, тучи над ними начали сгущаться, небеса становятся темнее. Повелительно махнув рукой, Конунг позвал за собой Индру, взяв не до конца сгоревшие поленья, с танцующим на них огнем. По одному полену на лодью, не раньше, чем он убеждался, что ворвань начинала гореть. Для пустого, формального ритуала можно было использовать бумагу и спички, бензин и крыс. Но только используя специальные материалы, естественные и правильные, реплику кнорра построенную ручным трудом из сосны и ясеня, живой и породистый скот, ворвань, ты показываешь богам усилия затраченные на толику их внимания.

Ты показываешь им свое уважение.

У богов нельзя просить напрямую, особенно у таких как Водун. Но можно, намекнуть им, на некую совместную выгоду.

Каждой лодке Индра давала аккуратный толчок ноги, её силы было достаточно чтобы вытолкнуть лодки из зарослей. Ворвань разгоралась всё сильнее, и Конунгу предстояло подготовится. Неподалеку, всё на той же отгороженной поляне, на огромном парусе с валькнотом было разложено оружие и снаряжение.

Стоило отдать должное Хускарлу, как главный оружейник группы он сделал немало. Дисциплинированно выстроившиеся в ряды эйнхерии получали оружие и броню. Вместе с хирдманнами, у них было больше роты солдат.

Хирдманны были местными, давняя закладка, частная охранная фирма “Коростель”, которой повезло получить контракт на охрану стройки переросший в охрану всех терминалов. У хирдманнов было свое собственное снаряжение, Хускарл проверял его и давал советы, кому-то, как вооруженным травматическими пистолетами охранникам, выдавал Карл-Густав-М45. Снаряженные они подходили к Конунгу, и он в качестве последнего напутствия вешал им на шеи молот Тора, амулет, заряженный на превращение в перун в час нужды. Перуны, были разрушительным и мощным оружием, но часто одноразовым. Смертным было трудно совладать с ними, но даже так, это делало хирдманнов более чем опасными.

Другим доставался трискелион, сила ветра и его скорость, или глиф трикветра, щит, закрывающий от невзгод. Подобные игрушки в руках смертных давали им не столько шанс воспользоваться ими, сколько уверенность. Даже с учётом ритуала шансы были не в их пользу, только у очень немногих останется достаточно искры, чтобы инициировать магию, запечатанную в этих талисманах.

Другое дело эйнхерии, в них было более чем достаточно энергии. Конунг всего несколько раз создавал такие большие армии, и если бы не Альфаблот, он бы не рискнул делать это просто ради засады. Но выброс энергий на переломе осени, в Петербурге был огромен. Это было словно пиршество Лукулла, и он создал максимум слуг, который мог единовременно контролировать и которых Хускарл сумел бы обучить за сутки.

Эйнхерии деловито снаряжались, подходя к нему за амулетами и к Хускарлу, чтобы тот проверил и подогнал справу и выдал боеприпасы. Несколько были вооружены флэтбоу, современными спортивными луками из Америки, к которым полагались древние, рунические наконечники. Эйнехерии по старой памяти помнили и умели стрелять из лука, а правильно сделанный наконечник, прожигал даже самую прочную броню, словно термит. Это сочетание старых навыков и магии вместе с мощностью новых технологий по созданию таких луков, делал их страшным оружием, даже для гоплитов вроде Хускарла.

Возрожденные воины были тенями прошлого, привязанными к материальной реальности через посредника, ритуал, вселявший их души в подходящий сосуд из подготовленных материалов. Конунг использовал, особым образом сплетённые куклы из ясеневых веток и шерсти, которые были наполнены мхом, крицей и кусочками плоти покойника, принесенного в жертву на болоте.

В отличии от призванных в виде буйных духов эйнхериев, эти были более человечны, почти не отличимыми от обычных людей. Для них эта их новая после-жизнь была лишь временным отголоском бесконечных битв в Вальгалле, шансом упрочить свою прижизненную воинскую славу. Их тела-сосуды, позволяли им существовать не минуты и часы, а дни и недели, даже не истощая жизненные силы призвавшего их. Возрожденные воины, отличались между собой. Одни из них были горячими и раскалёнными внутренней энергией, выдающиеся души с прижизненной славой. Другие были более скромными, обычные воины, павшие в бою, не показав спины.

Особо горячих, Конунг выдергивал для личной гвардии хускарлов, особо доверенных телохранителей, которые будут выполнять только его приказы охраняя вождя. Таких не могло быть более восьми. Ими должны были быть самые сильные и умные, которым можно доверить нечто большее. Каждому, давался не просто бронежилет или кольчуга, а настоящий штурмовой панцирь и прочный пуленепробиваемый щит. Эйнхерии были сильнее обычных людей, обычно в полтора-два раза, многие из них отличались высоким ростом даже по современным временам.

Даже не входящие во внутренюю гвардию эйнхерии были опытными воинами, не испытывавшими шока и трепета при виде огнестрельного оружия. Многие из них предпочли рунные мечи, кинжалы и топоры, щиты и шлемы, пусть порой и представлявшие собой самоделки и переделанное реконструкторское снаряжение. Но такого привычного оружия хватило только третьей части, и остальным пришлось принять обучение у Хускарла. К счастью или к сожалению, большинство оружия, которое было доступно «Раубриттерам» здесь и сейчас было старым, ещё времён Второй мировой войны. Это было простое, надежное оружие с которым мог управится и ребёнок.

Основу составляло наследие Холодной войны, молчаливо ждущее своего времени, набранное из большой партии советского оружия, которое лежало на законсервированном мобилизационном складе недалеко от границы Карелии с Финляндией. Склад даже не охранялся, Конунгу подумалось, что в хаосе девяностых русские о нём просто забыли. Пусть и старое, это оружие все ещё оставалось смертоносным. Пулемёты ДП и ДТ, которые пришлось переделать чтобы эйнхерии могли с ними управляться, карабины Мосина и СКС, гранаты старых моделей, несколько противотанковых ружей.

Не было только советских пистолет-пулемётов, не потому что их не было, а потому что у «Раубриттеров» был большой доступ к складам хранения шведской армии. Шведы основательный народ, не без амбиций. Во времена Холодной войны, предполагалось что Швеция будет воевать с русскими в регионе, и шведское правительство готовилось к ядерной войне, даже разрабатывало свое ядерное оружие. Как следствие у Конунга был свой личный канал поставок пистолет-пулемётов Карл-Густав М45, старых, но вполне надежных, прошедших от Кореи до Никарагуа в руках не столько шведской армии, сколько различных авантюристов, повстанцев и сотрудников ЦРУ. По тому же каналу он закупал гранатомёты Carl Gustaf M2, старую и тяжелую, но безотказную модель, выступавшую ударной мощью «Раубриттеров».

Хотя многие группировки обладали теми или иными талантами, способными заменить танк в столкновении, большинство из них не было готово к тому, что три-четыре гранатометчика начнут обстреливать их осколочно-фугасными или кумулятивными зарядами. В договорных зонах использование тяжелого оружия обычно табуировалось, но не запрещалось использовать при соблюдении условий компенсации и гарантий прав мирного населения. Глупое требование, волкам заточить свои клыки и щадить овец, но за его соблюдением следили драконы. Хочешь жить волком — не гадь в лесу, Конунг соблюдал эти условия, однако сегодня зона будет свободна от всех гражданских, а значит он в своем праве обрушить огонь и сталь на тех, кто бросит вызов «Раубриттерам».

На восемьдесят эйнхериев у них получилось двадцать семь пулемётов разных моделей, три ПТРС, почти полсотни пистолет-пулемётов, два десятка охотничьих дробовиков и тридцать винтовок и карабинов, огромная огневая мощь, не считая холодного оружия. Конунг твёрдо был намерен выжать из своей засады максимум пользы. Восемь наиболее слабых эйнхериев, которые не смогли бы продержаться и пары дней, получили бронежилеты и рюкзаки со смесью взрывчатки, гранат и артиллерийских снарядов. Возможность уйти обратно за пиршественные столы Вальгаллы, не просто погибнув, а сметая всех врагов на своем пути в огне и взрывах, только обрадовала их.

В личной гвардии Конунга, каждый из эйнхериев был вооружен датским топором, руническим оружием, воссозданным по образцу того, что Конунг получил в предостережение. Каждому Конунг лично вручил по три амулета. Двое были снаряжены гранатометами, двое скорострельными пулемётами МГ-3, собранными из пакистанских и немецких деталей, двое несли автоматические русские дробовики, и двое были вооружены луками. Один из лучников, был снаряжен гранатомётом М-79, легким сорокамиллиметровым, переломным ружьем. Один из вооруженных дробовиком нес револьверный Hawk-MM1, свежий американский трофей, скорострельный револьверный гранатомёт, с самодельными осколочными и шрапнельными выстрелами. Это был тяжелый ударный отряд, призванный сконцентрировать огневую мощь для прикрытия или прорыва.

Продолжая церемонию снаряжения, Конунг одел на голову шлем. Тяжёлый, старый, вендельский шлем, сделанный из металлических пластин с вытесненными на них письменами. Этот шлем был рогатым, Конунг не любил и не понимал в рядах своих последователей, но этот шлем был истинным, королевским. Его когда-то носил конунг Адильс, и два кабаньих клыка, прикрывали полумаску, по краям личины. Единственное что он позволил себе переделать и добавить, потому что оригинальная была повреждена и разрушена. Теперь полумаска была похожа на кости черепа, обнаженная металическая личина скелета, взирала на тех, кто смотрел на обладателя шлема. Иногда его носил Конунг, иногда те, кому он решался доверить этот артефакт. Было в этом шлеме что-то странное, иномировое. Он обладал аурой, непререкаемой власти, вдохновляя тех, кем командовал носящий его, и это было меньшее из того, на что он был способен по мнению Конунга.

Другой предмет, который он взял в руки и передал Хускарлу, выглядел как старое, потемневшее от времени весло, точнее обломок весла, покрытый замысловатой резьбой. Это тоже был артефакт, при виде которого, эйнхерии салютовали ударами оружия по щитам. Весло кормчего, второго в походе человека. Признание заслуг Хускарла в подготовке, право командовать эйнхериями и возможность обрушить на противника ярость морских волн. Хускарл принял весло двумя руками, показывая, как он ценит такую высокую честь. Восемь эйнхериев вышли из рядов, построившись по его приказу. Четыре лучника и четыре пулеметчика, с американскими пулемётами BAR и советскими РПД. Второй ударный отряд, которому раздавал амулеты лично Хускарл. Он плохо разбирался в защитных свойствах трискелионов и триквестров, и предпочел повесить на большинство своих бойцов по несколько молоточков Тора, таящих в себе перуны. Пусть и слепец, но способный и сильный. Возможно, боги будут милостивы над ним и откроют ему свои истины. Если они будут ещё более милостивы к Хускарлу, он не познает этих истин никогда.

Обычным эйнхериям-пулемётчикам досталось по три-четыре диска с патронами, граната и какое-нибудь холодное оружие. Почти всем стрелкам с винтовками полагался пистолет-пулемёт или дробовик, пусть в большинстве случаев это и были двустволки с жаканами или крупной дробью. Задача эйнхериев была создать огневой вал, стену из пуль, в которой даже очень шустрый талант не найдет пустого места чтобы увернуться, и даже очень сильный будет ошеломлен количеством целей и шума.

Один из оставшихся гранатомётов взял себе Хускарл, другой — Луидор умевший обращаться с таким оружием, а главное самый не нагруженный снаряжением из всех бойцов. Его магия была его оружием, хотя он не побрезговал взять и Colt SAA, под .44 калибр. Старый длинноствольный револьвер, имел хорошую историю, и Луидор вняв мнению Хускарла и Конунга немало поработал над тем, чтобы быстро и точно стрелять из него, и подготовить особые боеприпасы. Бёльвасмидр и Ветвистый были снаряжены пистолет-пулемётами, и специальными тяжёлыми дробовиками, сделанными из стволов зенитных орудий. Такие самодельные орудия, широко подражающие мощным русским дробовикам и ужасающим картечникам Опричника, были востребованы у опытных бойцов. В них можно было использовать самые разные патроны, от пакостных клеевых, до самодельных зажигательных заменявших на короткое время огнемёт, более чем двадцатиметровым выхлопом из магниевой стружки и фосфора. Бёльвасмидр, не считая дротиков из омелы, взял несколько рунных саксов, и небольшой, сочащийся ядовитой энергией клинок с покрытым зазубринами лезвием.

Покончив с подготовкой, Конунг отдал хирдманнам приказ отправляться. Им предстояло занять посты основной смены и убедиться, что никто из рабочих и оставшихся охранников контейнерного терминала не вмешается в происходящее. С этой же группой хирдманов, на большом туристическом автобусе отправлялась и основная масса эйнхериев, которым предстояло распределится по окружающему терминал лесу, перекрыв два основных подхода, с севера со стороны Выборга и с юга, со стороны железной дороги.

Сам Конунг, зачерпнув окрашенную кровью воду, пошёл к чаше, плеснув красно-бурую смесь на валькнот и высыпав туда горсть вороньих перьев. Чаша затряслась, нагреваясь без всякого костра.

Отпрыски мысли и памяти

Явите сокрытоеПридя повинуйтесьВоле походного лидераПарите во тьмеНаблюдая за землями вражескимиНесите нам вестьО выступлении вороговПируйте их трупамиК вящей славе Одноглазого

 

С воющим звуком, из чаши ударил фонтан, настоящий фонтан из перьев и птиц, гейзер черной блестящей массы когтей и клювов, с карканьем разлетающихся по четырем сторонам света. Три самые крупные, сели на заплечную суму Конунга, словно жердочку оседлав длинное украшенное полосами ткани копье. Прикрыв веки, Конунг услышал их голоса, хриплые и суетливые, как у алкоголиков, нетерпеливо ждущих новую порцию выпивки в баре. Чары работали. Птицы из стаи, призванной помочь «Раубриттерам» повиновались ему.

А затем, тучи над ритуальной поляной, словно раскололись. Ослепительная вспышка молнии, родилась прямо над местом жертвоприношения, разряд энергий огромной мощности, подпитанный влиянием Гиннунгагап, огненно-яркая, рыжая полоса пробороздила небо в сторону Выборга, ветвистым разрядом.

Губы Конунга растянулись в улыбке. Хороший знак. Боги услышали и будут на их стороне в этой битве.

[1] Авторское пояснение. Автор не разделяет позиций персонажа и взгляд персонажа на события, автор не пытается оправдать или обелить фашизм и нацизм. Это художественное видение определенного типажа, а не репрезентация реального человека.

[2] Имеется ввиду крупное собрание командиров группировки, как и многие другие «Раубриттеры» имеют ячеистую структуру, и формально Конунг лидер не всей группировки, а значительной её части по принципу вассалитета.

[3] Персонаж подозревает сотрудничество криминала и госкоманд аналогичное тому, что практикует его собственная банда, либо расовую солидарность, но помимо этого есть множество вариантов. The Bloods в реальности мира так же является одной из крупнейших преступных группировок с обширной базой сочувствующих и поддерживающих, субкультурой выстроенной вокруг банды. TCT являясь городской ячейкой подобной банды, имеет более чем достаточно средств и возможностей воздействовать на молодежную аудиторию, от простого образа парней с улицы которые не делают ничего плохого, до вполне конкретных угроз семье и родным.

[4] Может показаться, что автор слегка преувеличил количество бандитских группировок в регионе и городах.

All America Boys — Мальчишки Всея Америки — у банды есть реальный аналог ИРЛ

Роткопф-Коллинз — еврейско-ирландская мафия, есть аналог ИРЛ, действовавший в более ранние годы,

The Bloods — бладс, реально существующая банда афроамериканцев, одно из крупнейших преступных образований

Twin Cities Tribes — Племена Городов-Близнецов, выдуманная банда, основанная на Bloods

Milkvans — Молочники, выдуманная банда, частично основанная на Ангелах Ада

Mníssota Riders — Всадники Мутной Воды, выдуманная банда частично основанная на The Native Mob

The Native Mob — существующая в реальности индейская мафия, точнее обобщенный термин таковую обозначающий

Road River, Brutal Bisons, Smokin Tomahawks — Дорожная Река, Жестокие бизоны и Дымящиеся томагавки, выдуманные банды частично основанная на The Native Mob и Bandidos

Wolves of Manitoba, Kinnikinnick Twister — Волки Манитобы, Торнадо Кинникинник выдуманные банды частично основанная на The Native Mob

[5] По прямому курсу 2 400 000 долларов. По фактическому округляя в большую сторону, в пользу «Ландскнехтов» от 2 500 000 до 3 000 000 ровно, в зависимости от отношения между «Ландскнехтами» и группой.

[6] То есть на свои деньги заказчик обеспечивает фактическую стоимость 25 000 000 пиастров, которые «Ландкснехты» выпускают в свою систему. При этом четверть остального заказа оплачивается строго пиастрами, которые покупаются у «Ландскнехтов». Входит ли четверть в оплаченный залог, зависит от отношения «Ландскнехтов» и группы либо государства, с которым они работают. Для примера США платят залог и докупают пиастры отдельно, КНР платит залог и может выкупить половину, РФ платит залог, из которого получает четверть, Британия платит залог и ограничена в количестве пиастров, которое она может купить напрямую, Германия платит четверть залога, Дания, Норвегия и Исландия покупают пиастры напрямую без залога по сниженному курсу.

[7] Шпага драбанта

[8] Не стоит этого делать

[9] Михайловский, он же Инженерный замок. Место встречи подобранно не просто так, фишку без пояснения поймут только жители окрестных районов. Совсем рядом фактически напротив замка расположено несколько офтальмологических клиник в том числе городская офтальмологическая травма. Поэтому люди с повязками на глазах, конкретно в этом районе обыденность, а не что-то из ряда вон.

[10] см. глоссарий. Когда персонаж упоминает Поборников — он имеет ввиду Виндикаторов. Их корректнее переводить, как Мстителей или Защитников, но у меня есть причины не делать так.

[11] «Ауксилия Пи/Пифагорейцы», «Ауксилия Эпсилон/Эол», отряд «Эшелон»

[12] В комитетской классификации, сообщники-миньоны-клевреты-питомцы-рабы т.д.,т.п записываются в таланты, поэтому, например если талант умеет создавать четыре голема, то его могут обозначить, как группу из пяти талантов, внутри которой уже идет подклассификация. Определенные таланты такое не особо поддерживают и разделяют чистых талантов — собственно обладателей способностей, и всех остальных кого они не могут считать чистым талантом.

[13] Именно там издавался трактат Молот Ведьм, он же Malleus Maleficarum.