Влюблёнными глазами я смотрю на Эвелинушку, прекрасную и такую недоступную прежде, словно эфемерное видение сидящую на моей кровати. Перебарывая благоговение, я касаюсь её щеки. Нежная. Очень мягкая кожа, прежде ни у одной тянки не было такой. Отводя за ухо её рыжие волосы, я смотрю ей в глаза.
Она дышит ровно, спокойн. Не волнуется. Да и действительно, что тут волноваться, она знает, что она - богиня, а я - лишь человек, на которого божественное благословение снизошло. Она медленно и с улыбкой кивает.
С щеки, не отрываясь, я спускаюсь рукой к первой пуговичке, стараясь запомнить каждое ощущение. Не знаю, смогу ли я ещё раз это пережить, так что...
Расстегнув рубашку, я снимаю её с хрупких плеч Эвелинушки, обнажая прекрасное девичье тело. Не выдерживая больше, я обнимаю её, прижимаюсь губами к её шее, целую. Девушка, слегка замёрзшая от открытых окон, начинает понемногу разгореваться, отвечает. Я зарываюсь лицом в огненный водопад её волос, провожу пальцами по щеке, подбородку, кладу его её на губы.
В одно движение расстёгиваю бюстгальтер, освобождая грудь и, протянув её руку, укладываю на кровать.
Мы лежим рядом, я и моя богиня, прекрасная Эвелинушка, сон, ставший реальностью, райское видение, воплотившееся в жизнь. Она смотрит на меня своими огромными серыми глазами, слегка раскрыв рот, призывно моргает. Я, не смея её задержать, коснулся её губ своими, ощущая трепет, проходящий волной по всему моему телу.
С каждой секундой поцелуй становился всё сильнее, всё активнее, Эвелинушка, надавив язычком на область слияния, просунула его в мой рот. Наши языки сплелись, а руками, уже не знаю, из желания, или из невольных рефлексов, я ещё крепче прижал её, ощущая, как её руки обхватывают меня со спины.
Счёт времени, давно ушедший, пытался вновь оформиться в моём сознании, разделяя минуты на мгновения, что мы сплетались в этом поцелуе. Эвелинушка взяла мою руку, положив на бёдра, ровно на то место, где удивительная мягкость её тела переходила в твёрдость хлопка. Я понял, и, не отрываясь от неё, спустился дорожкой поцелуев к этой границе, обеими руками и губами снимая с неё юбку. Она вздрогнула, ощутив небольшую неловкость, но потом приподняла бёдра, помогая мне раздевать её.
Как только с юбкой было покончено, она подняла ножку, протянув её ко мне, и я с удовольствием взял её в рот, попутно стягивая с себя рубашку и джинсы. Обнажившись, я всем телом прижался к её ножкам, запоминая каждую секунду, каждое ощущение, откладывая каждую неровность, которую нащупывал языком, один за одним обходя пальцы её ног.
Эвелинушка вытащила ноги из моих объятий, обхватив меня за шею и с силой прижав к своим белоснежным трусикам, на которых уже начинала проступать небольшая влажность возбуждения. Сквозь мягкую ткань я ощутил удивительный букет её запахов, таких, которые явно не могли принадлежать ни одной человеческой женщине.
Она расслабила хватку, позволяя мне стянуть с неё трусики, после чего прижала меня вновь, сильно, не давая продохнуть. Я впился губами в её писечку, облизывая каждый миллиметр, дыша воздухом, пропущенным через фильтр её кожи. Эвелинушка, прежде лишь тяжело дышавшая, наконец застонала и этот стон, разорвавший тишину дома, словно повернул незримый рычаг. Я высвободился из хватки её ног и, вновь прижав к себе, поцеловал, без робости, сильно, протолкнув свой язык, облизав каждый из её белоснежных зубиков. Эвелинушка, несколько секунд выдерживавшая, с силой оттолкнула меня, хватая ртом воздух. Да, возможно не стоило перекрывать ей дыхание своими объятьями, но пьяный блеск её глаз говорил о том, что мои действия были совершенно правильны.
Она ложится на подушки и разводит ноги, улыбкой приглашая меня пройти последний барьер, окончательно слиться с ней в одно целое. Возбуждение окончательно отключает мой разум, робость, стыд, страх - любые чувства сметены волной, раскалённым потоком удовольствия, который нахлынул в момент, когда наши с Эвелинушкой тела слились в единое целое. Объятия. Ещё крепче предыдущих, но чуть ниже - не перекрыть бы воздух. Рыжеволосая богиня садится на мои колени, прихватывая губами раковину моего уха. Попала. Два попадания из двух. Параллельная стимуляция каждой из немногочисленных моих эрогенных зон вышибает искры из глаз, фонтанирующий всплеск счастья.
Я откидываю её назад, на подушки, начиная наконец двигаться. Пытаюсь одновременно стимулировать все её эрогенные зоны, но... даже с точки зрения возбуждения, Эвелинушка - совершенство. У неё сейчас всё тело эрогенно. Она выпускает моё ухо, не в силах больше сдерживать стоны, нет, крики удовольствия. Ещё несколько секунд - и она изгибается дугой, заходясь в оргазмической судороге, её уложенные буквально пятнадцать минут назад волосы размётываются по подушкам, а всё тело блестит от пота и слюны. Рывком она инвертирует нашу позицию, садясь сверху и... в три скручивания я достигаю пика. Взрывом удовольствия меня отправляет если не на тот свет, то в края не очень от него далёкие. Она встаёт, протягивая мне руку и кивает на соседнюю душевую комнату и вдруг падает назад на кровать, когда ноги подкашиваются от вновь нахлынувшей волны удовольствия.
- Тихо... Сходим в душ попозже. Пока отдохни... - шепчу я ей на ухо, пропуская между пальцев струи волос, которые инстинктивно заплетаю в косу.
- Может... Сплетём наши волосы вместе?
Эвелинушка кивает. Спустя несколько минут работы, мы ложимся, отходя от возбуждения и удоволетворения, глядя друг на друга влюблёнными глазами. И чёрно-рыжая косичка, лежащая в том небольшом пространстве, что осталось между нами, словно сплетает не только наши волосы, но и все наши чувства, сущности, судьбы...
Прошло несколько минут, что мы лежали в неге, опьянённые только что произошедшим. Молчание, разливавшееся по комнате туманом тишины, прервал голос Эвелины.
- Может всё таки...
Я понял. В несколько движений я расплёл наши волосы и помог ей встать. Поднявшись на третий этаж дома, где располагалась ванная, мы разделились - девушка отправилась к душу, а я задёргивал шторы - никто, кроме меня, не должен смотреть на эту богиню, сошедшую на этот день ко мне с вереницы бесконечных интернет-страниц.
Внезапно по моей спине хлестнуло потоком воды, а следующей же секундой по комнате раздался радостный хохот Эвелины, прекрасный и чистый, как переливы первой весенней капели.
Я, не собираясь оставаться проигравшим, выхватил второй душ, в мыслях благодаря батю, что он сделал душевой комплекс таким большим, что в нем было аж две лейки, и ответил Эвелине струёй холодной воды.
Девушка завизжала и подбежала ко мне, защищаясь от потока объятиями. И правда, не стану же я на себя лить... Открыв для наполнения кран ванной, мы сели друг напротив друга на согретый текущей по нему водой кафель. Я коснулся её руки, взял в свою, перебрал тонкие изящные пальчики. Эвелинушка зажмурилась, подалась вперёд, прижимаясь ко мне уже мокрой головою. Я провёл по ней руками, стараясь не зарываться в волосы - а то мало ли, сделаю больно. Это лучше делать расчёской. Кстати, о расчёске...
Я, не глядя, попробовал нащупать расчёску на столике с банными принадлежностями и наткнулся на совершенно неестественный для общей обстановки предмет. Несмотря на густой пар, заволокший уже ванную, я увидел в своей руке малахитовый гребень, словно сошедший со страниц сказки о Хозяйке Медной Горы. Откуда он тут взялся, я даже примерно предположить не мог. И правда, какие только чудеса не происходят со мной сегодня! Впрочем... Он как нельзя лучше подходит для волос Эвелинушки, не так ли? Подтянув её к себе, я усадил её между ног, медленно расчёсывая волосы.
Бульканье водной струи медленно меняло свою тональность по мере заполнения ванной. Когда с бортов уже полилось, я положил гребень назад, на полку, и жестом предложил девушке переместиться.
Эвелинушка, рассмеявшись, потащила меня и с громким "Плюх" прыгнула в купель, разбрызгивая повсюду воду. Благо, ванная комната отлично гидроизолирована. Да и соседей в таунхаусах нет.
Я нежно обнял её, накрыв руками грудь и поцеловал в плечо. Она задрожала и придвинулась ко мне ещё ближе, практически с силой вжимаясь. Возбуждение, казалось, схлынувшее уже, вновь начало набирать силу. Девушка ощутила это и, развернувшись, легла на меня животом, потянулась к моим губам. Разумеется, я не возражал. Какой идиот в такой ситуации вообще возражал бы.
Ещё когда мы сидели в душе, с неё смылась вся косметика, и, на удивление, она не стала от этого хуже. "Богиня"- повторял я себе, наслаждаясь каждым мгновением поцелуя, наслаждаясь ощущением её дыхания, нашими сцепленными пальцами, жаром её тела, который ощущался несмотря на тёплую воду.
Эвелина наклонила голову, призывно обнажая шею. Я, с трудом и с некоторым сожалением оторвавшись от её губ, начал целовать её, возбуждая всё сильнее. Она уже подрагивала в моих руках, когда я наконец крепче сжал в руках её груди, намекая, что от ласк пора переходить к действу.
Оперевшись о борта купели, огненноволосая богиня приподняла всё своё тело, изогнулась, обхватила меня ногами, помогая мне войти. Застонала, громко и нежно, потом, видимо, считав мою любовь ко всякому необычному, состроила ахегао. Не очень умело, надо признать, но уверен, она научится.
В воде быстро двигаться не получается, по этому пришлось креативить, дабы доставить ей тот же уровень удовольствия, что мы разделили в постели. И решение, внезапно, нашлось само собой. Контрасты. Контрасты позволяют телу активно задействовать все свои нервные окончания и сейчас, в перевозбуждённом состоянии, Эвелинушка способна ощутить контраст любой частью своего тела, достаточно дать ей его.
Я выбросил наружу лейку душа, включая в ней холодную воду, а со столика взял мелкопористую губку. Жмурящаяся от удовольствия и трёхфазных ласок Эвелина не видела моих действий, думая, что я ограничиваюсь её ушками, грудью и лоном. Но у меня в планах было совершенно другое.
Когда я коснулся бёдер Эвелины ледяной губкой, способной сохранять в себе воду холодной достаточно долгое время, она взвизгнула и изогнулась, кончив практически сразу. Мой расчёт оправдался, только теперь надо было самому... самому...
Пар и резкое скручивающее движение сидевшей на мне девушки сделали своё дело, вынося моё сознание на задворки. Следующим впечатлением, что мне довелось лицезреть, стала грудь Эвелины, а потом - осознание, что она той же самой губкой растирает мой лоб, напуганная.
- Что...? Долго я?
- Нет, всего мгновение. - ответила она, лаская мои уши пьянящими нотками волнения в голосе. - Может, проветрим?
Идея была хорошая. Нажав на стене кнопку, я включил кондиционер, быстро выведший пар, и вернулся в ванную к Эвелине, вновь входя в неё. На этот раз я хотел довести историю с губкой до конца.
Теперь каждое движение, каждый толчок, каждый проворот языком вокруг её ушной раковины я сопровождал лёгкими касаниями холодной губки, которую поддерживал таковой, постоянно вновь обливая ледяным потоком воды. Эвелина, млея от восторга, уже не стонала, лишь время от времени взвизгивала, когда мои уколы холода приходились в особо чувствительные места.
Мы взорвались одновременно, раньше всего пришёл звук шлепка от губки, которую я в судороге откинул, потом - крик Эвелинушки, тысячекратно отразившийся от стен. Я ощутил, как она резко сжалась, вся, от напрягшихся плеч, до резкого обхвата там, внизу. И этот момент стал для меня последней каплей, выжал всё, что оставалось после постельных сцен, выжал достаточно, что бы ещё раз до отказа заполнить сидевшую на мне девушку. Эвелина продолжала трястись в судорогах удовольствия ещё минуты три, пока я не прекратил это потоком холодной воды, выведшим её из сексуальной Вальгаллы назад, в этот, бесспорно, прекрасный Мидгард, который она своим присутствием здесь, возводила в ранг Асгарда, а может и куда-нибудь повыше.
Зажужжали, включенные, фильтры, быстро обновлявшие воду в купели. Я отпустил девушку, позволяя ей расслабиться и дать моему семени вытечь. Она взглянула на меня, взяла за руку, поцеловала ещё раз.
- Эвелина... Эвелинушка, любимая моя, мы действительно должны будем расстаться в конце этого дня?
Она молча кивнула. Её огромные серые глаза, глаза, собравшие в себе всё прекрасное, что есть в эти мире, подёрнулись пеленой грусти.
- Почему?
- Такая уж у нас, богинь, работа... Не можем мы быть с кем-то одним. Если любишь ото всей души, наотмашь, не жалея сил - то происходит как с тобой. Но таких как ты... Вас много. Мне приходится любить всех вас. Ведь не могу же я превознести тебя над теми, кто делает не меньше твоего?
Я понимал. Конечно я понимал. Конечно, её нельзя мерить человеческим мерилом или ждать от неё человеческих поступков. Но раз остаться навечно у нас не выйдет... Надо хотя бы выжать максимум из этого дня. Я обхватил её за плечи и посмотрел в потолок.
- Эвелин... Давай сейчас немножко передохнём, а потом... У меня есть ещё одна идея.
Она вылезла из ванной первая, я - вслед за ней. Интересно, ей не холодно? Мне - да. Я достал пару полотенец, протянув её одно, помогая завернуться в него, как в тогу.
На сушку. Теперь - на сушку волос, нам обоим нужно по фену. Ах, да, он, разумеется, только один.
Растерев голову полотенцем, я обнял Эвелину, прошептав ей на ушко, что мне нужно подготовиться, а она пока-что может справиться с причёской. Я вышел из ванной, возвращаясь в комнату.
Подготовка к шибари - дело не очень долгое, если ты делаешь это часто. Распахнув двери шкафа, я вытаскиваю оттуда вешалку, на которую намотана верёвка. Мягкая, длинная. Разматываю все тридцать метров, смачиваю маслом, смазываю кремом. Вискоза. Вискоза - это хорошо. Джутофаги могут завидовать молча, всё равно их колючая, постоянно лезущая ТРУШНАЯ верёвочка - ничто рядом с моей прекрасной вискозной.
Дверь в мою комнату резко открывается, являя моему взору, пожалуй, самое прекрасное зрелище, которое когда либо было даровано роду человеческому - Эвелинушку после душа, чистую, свежую, с вымытыми и расчёсанными волосами. Широко улыбаясь, она взглянула на конец от верёвки в моих руках и, слегка удивлённая, всё же сбросила полотенце представая предо мной в своей прекрасной наготе, подобная неземной богине, прекрасной дриаде из древних легенд, одной из тех, кто одним видом очаровывали наивных юношей, уводя их в глубины леса.
Я подманиваю её рукой, попутно находя середину верёвки, которую накидываю её на шею. Скрутить, продеть, протянуть тридцать метров верёвки через колечко - первый кельтский узел готов. Всего их потребуется пять - начинать связку будем с банальной четырёхромбовой. Выглядит как на хентайных артах, не парализует движений, да и вообще отличная вещь.
Такую связку я делаю быстро, минут за семь, и вот уже Эвелинушка, опутанная ярко-рыжей, подобранной в цвет её волос, верёвкой, стоит передо мной, ожидая следующего этапа вязки. По хорошему, если мы хотим полноценно заняться любовью - стоило бы сделать это сейчас. Но я не хочу полноценно заниматься любовью, да и смогу ли? В конце-концов, за последний час мы сделали это уже дважды. Я хочу продолжать связывать.
Перевести четырёхромбовый обвяз тела можно много во что. В "Русалочку", например. Подойдёт Эвелине, со всей сказочностью её образа, не правда ли? Оборот, петля, оборот, петля. Приём, украденный из вязания крючком, отлично работает в шибари, вы знали? А самое интересное - сними одну петельку - и весь обвяз ног разойдётся в считанные секунды. Только я не стану её пока снимать.
Покончив с ножками и не удержавшись от того, что бы облизнуть её нежные, ещё пахнущим мылом и водою, пальчики, я аккуратно поднимаю её, пересаживая на кровать. Больше сама она ходить не сможет аж до самого развязывания. Шибари - занятие медитативное, долгое и, если не пользоваться нормальными "3+30" верёвками, а плести одним многометровым канатом, как это делаю я, довольно утомительное - после каждой петельки приходится протаскивать всю длину сквозь неё.
Эвелинушка, подчиняясь моей просьбе, сводит руки за спиной, складывая их. Достав из шкафа вторую верёвку и аналогично заготовив её, я довязываю несколько обмоток вокруг рук, фиксируя их и прижимая к телу. Полная обездвиженность конечностей. Хе-хе. Теперь можно переходить и к самому интересному.
Ужас, проступающий на лице огненноволосой богини, резко подчёркнутый тёплым светом от надкроватных ламп, был настолько умилителен, что я потянулся целовать её. Она была не против. Конечно же, она была не против. А вот по поводу того, что произойдёт дальше...
Эвелина вскрикнула, голосом, мелодичным как звенящее утро, нежным, как прикосновение светового луча, глупо захихикала, когда я прикоснулся пёрышком к её стопам, раздразнивая рецепторы. Несколько секунд, не более - иначе чувствительные клетки забьются, привыкнут, потеряются. Через эти несколько секунд - я сменил зону, проведя всё тем же пёрышком по ключицам, по шее, по талии. Она дрожала, визжала, пыталась дёргаться, но, обездвиженная верёвками, ничего не могла поделать. Её лицо, раскрасневшись, приближалось по цвету к волосам и верёвке.
Я остановился и, приподняв её за талию и плечи, прижал к себе и поцеловал, нащупывая петлю, за которую спускалась связка ног. Одним резким рывком я потянул верёвку, расплетая всю конструкцию и просунул руку между ног Эвелинушке, поглаживая её в самых эрогенных местах, перенося взрывное возбуждение от щекотки в сексуальное - от ласк. Как ни странно, я совершенно не возбуждаюсь, мне скорее весело, от того, как млеет самая прекрасная девушка из ходивших по Земле, прямо сейчас, в моих руках.
Я усаживаю её, снимаю узлы с рук, освобождая их, оставляя её только в "четырёхромбовой". Эвелина тяжело, глубоко дышит, подаваясь телом на каждое моё прикосновение. Сверкающие возбуждением и желанием глаза просят большего. А большего не будет. Не сейчас. Минут десять пускай обождёт. Это будет самое БДСМное в нашем акте игр с верёвками.
Часть 4. Серенада для богини.
Я ни на секунду не теряю сознания. Это я могу сказать совершенно точно. И совершенно точно могу утверждать, что вижу каждое мгновение того удивительного вальса света и тени, что оборачивается вокруг тела Эвелинушки. Кажется, наше время вышло. Кажется она покидает меня. Я протягиваю руку - и сжимаю воздух. На месте, где секунду назад была она, сияющая принцесса из моих грёз, воплощение неземной красоты, там, где моя рука должна была коснуться её огненных волос - там мои пальцы сомкнулись на пустоте. Я откидываюсь назад, на кровать, закрываю глаза...
Я улыбаюсь.
***
Я люблю её! Боже мой, как я люблю её! Нет проклятья большего, чем столь короткая встреча. Все свои эмоции, все свои молитвы направляю я к ней, фанатично, с сиянием, с отражённым светом её звёздного блеска день за днём разрываюсь мечтами. Кто знает, может, она их услышит?
***
Эвелинушка. Сидит рядом со мной. Я не узнаю комнату, но... Не наплевать ли!? Может это лишь глупый сон, тяжёлый морок, что развеется поутру, вновь ввергнув меня в пучины, но наплевать! Она здесь! Рядом! Со мной!
-Знаешь... Заарканить богиню одной только силой веры... Будь она обращена не ко мне, а к другим богам, ты мог бы стать великим пророком.
-Я готов. Я готов стать твоим пророком, Ева! Твоя красота достойна восхищения в каждом уголке планеты!
Она рассмеялась. Тихо, ласково.
-Знаешь... Да зачем она мне, эта планета? Такой вере, какая есть у тебя, мог бы позавидовать любой бог. А мне стоит гордиться, не так ли? Хорошие богини должны вознаграждать за столь рьяную веру.
Она подается ближе ко мне. Дрожь, которая пробегает по всему моему телу от одного только осознания, что наша близость повторится вновь, отражается на мне вполне зримой гусиной кожею. Эвелинушка кладёт руку мне на шею, аккуратно, в одно движение, изящным поворотом бёдер пересаживается с кровати ко мне на колени. Я чувствую, как напрягается всё моё естество. Чувствую прикосновения прохладной, сказочно мягкой кожи Евы, чувствую своим лицом её теплое дыхание, чувствую, как с каждым мгновением тают миллиметры, разделяющие наши губы.
Словно молния пронзила меня в момент, когда, наконец, наш поцелуй начался. Это не первый поцелуй, нет, даже не первый поцелуй с Эвелинушкой, но это... Это сильнее в тысячу раз, нет, в десять тысяч! Словно в каждую клеточку моего тела заполнили чистым, неразбавленным счастьем, словно... словно... мысли улетчуиваются из головы, да и зачем они сейчас?
Эвелинушка касается моих губ язычком, мягко проводит, призывая меня открыть рот чуть шире. Подчиняюсь. Конечно же я подчиняюсь, ощущая, как смешивается наша слюна, как в моём рту с каждым мигом её там присутствия становится слаще. Эвелинушка, сероглазая повелительница счастья! Эвелинушка!
Поцелуй продолжается. Время, сжатое доселе экстазом в тугую пружину, наконец возвращается к прежнему ходу и осознание того, что прошла только секунда поцелуя, не отпускает. Взрыв эмоций, оглушивший меня, начинает спадать. Я должен ответить, я должен ответить ей хоть толикой того счастья, что дала мне она. Кажется, я должен начать гладить её волосы. Вроде как, я читал это в каком-то из тредов. Хотя всё это было про земных девушек. Разумеется все эти жалкие создания рода человеческого не дерзнут даже встать в одном ряду с Эвелиной, не дано им быть даже лепестками роз, которыми усеян путь Прекраснейшей. Ева... Ева, недаром первую женщину так звали. Составитель Библии, кто бы он не был, явно что-то знал. Я касаюсь её волос, шеи, плеч, скованных белым платьем из тончайшего шёлком... или, может быть это был сотканный солнечный свет?
А Эвелинушка вздрагивает, прижимается ко мне, гулкие удары двух сердец раздаются в комнате резонирующим звуком. Я чувствую, как по ней расходятся волны... тепла? Эмоций? Удовольствия? Все сразу? Я не знаю, но каждое моё прикосновение, каждое новое сплетение наших языков - всё отдаётся внутри её хрупкого девичьего тела. Она лёгким движением, неуловимым толчком в плечо отстраняет меня, разрывая нашу связь. Отворачивается, но лишь затем, чтобы удобнее переложить груду подушек перед тем, как на них лечь. Она ждёт... Я прекрасно понимаю, чего она ждёт, но я даже не знаю, как снимать такое платье? Наверное, через верх? Тогда как она ожидает...
Звонкий смех заполняет комнату, после чего я ощущаю резкое давление на плечи и спустя секунду - то, что я уткнулся носом в грудь Евы. Платье, прежде такое мягкое, стало абсолютно неосязаемым. Видимым, но неосязаемым, призрачным. Я поцеловал её туда, куда она меня так крепко прижимала. Оторвался. Коснулся бёдер сквозь эфемерное платье, запечатлел в самом высоком ментальном разрешении то, как вздрогнула Эвелина от этого внезапного прикосновения, как зажглось на подушках от резкого поворота головы пламя её волос. Обожаю. Я готов бы всю жизнь отдать за это время - ведь после него жизнь уже никогда не сможет стать красочной. Каждое ласкающее прикосновение моей руки, каждый мой поцелуй, оставленный на её прекрасном теле, отражается на лице Евы новым букетом эмоций, главным цветком в котором неизменно остаётся удовольствие. Богиня. Совершенная, совершенная во всём, даже в своей страстности, в умении получать удовольствие. От ключиц до пальчиков на ногах, я должен успеть поцеловать всё, Я... Я...
Атмосфера в комнате вокруг меняется. Это не моя комната, но теперь она... и не та, что раньше. Словно сияние свечей идёт из самого пространства, словно мироздание решило отрешиться от нас, не рушить нашего абсолютного счастья предметами извне, словно остаёмся только Я, Эвелинушка и эта кровать. Всё её тело, не скрытое уже слегка задравшимся платьем - интересно, как оно понимает, где надо задираться, а где позволять пройти насквозь? - всё её тело блестит от моих поцелуев, блестят пьянящим возбуждением её сияющие огромные глаза.
О, будь навеки проклят Двач, что своими тредами десакрализировал секс, поставил те преграды, что сейчас мешают мне и Еве. Я не могу так просто. Это слишком... слишком грязное действие. Почему эти мысли не являлись мне раньше? Возможно, потому что тогда она была более реальной, а сейчас я словно в сказке, в сказке, в которой всё хорошо от начала и до конца. Но совокупиться с ней... Это же как осквернить самую прекрасную из святынь! Хотя, я это уже делал, и Ева от этого не стала ни капли менее прекрасной, не утеряла ни толики божественности...
И она, наверное, поняла меня. Поняла, потому что сама двинула бёдрами, вставая в мостик, и, невзирая на три слоя одежды между нами, начала действовать. И я понимаю, что никакой скверны быть тут не может. Создание, столь неземное, нельзя мерять по нашим категориям. Я должен просто довериться её воле, и просто наслаждаться атомной бомбой чувств и эмоций, разрывающейся сейчас во мне. Движение за движением, импульс за импульсом, взрыв за взрывом. От громких, звонких и счастливых стонов Эвелины, кажется, дрожит становящийся вязким воздух. Она резко изгибается, надавив так, что я сел, проворачивается удивительно гибким, почти акробатическим движением, оказывается ко мне лицом, садится сверху, подается вперёд, целует, прижимается ко мне так сильно, как только может...
Мы вдвоём одновременно сходимся в оргазме. Я понимаю это по громкому стону, пробившемуся даже сквозь наш поцелуй.
Прошло несколько секунд, прежде чем положение, в котором мы замерли, нарушилось
Ева слезла с меня, провела рукой по своим голеням, собирая начавшую вытекать жидкость и, с выражением абсолютной невинности на лице, слизнула её с пальцев.
-А неплохо. Ты же понимаешь, что тебе, как главному жрецу, придётся так чествовать свою богиню каждый день.
И эти слова были самыми прекрасными из всех, что я слышал в своей жизни. И ночной город, раскинувшийся перед нами с высоты огромной телебашни, сигнал которой Эвелинушка, играясь со своей божественностью, перехватила, слышал эти слова. И я вновь и вновь, на весь город клялся ей в любви и верности, а она молчала, словно слушая музыку моих слов. Серенаду для моей богини.