«Я понимал, что если не перестану писать о войне, уеду шить варежки в Мордовию». Интервью с бывшим сотрудником ВГТРК, которого выжили из Вьетнама за антипутинскую позицию

А вообще в тот период на ⁠телевидении было очень много конфликтных ситуаций. Например, мы едем ⁠на съемку: корреспондент, ⁠оператор, ассистент, ⁠звуковик и водитель. И водитель включает, ⁠например, «Вести FM», где рассказывают новости ⁠с точки зрения России, ⁠и комментирует: «Хорошо мы хохлам накидали». Ему говоришь: «Слушай, давай ты так высказываться будешь на кухне, здесь не все с этим согласны». А он начинает: «Ты чо, ты на российском телевидении работаешь и еще не согласен?» У меня была ситуация, когда ассистент и оператор чуть не подрались на съемке из-за взглядов на Крым и на Украину. Я буквально их растаскивал.

— Как складывалась ваша жизнь во Вьетнаме?

— С первой женой я через некоторое время развелся, она уехала в Россию. В 2016 году я женился на вьетнамке, у нас двое детей. У меня был вид на жительство, хорошая стабильная работа учителем, нормально оплачиваемая. Пандемия уже заканчивалась, и в будущее я смотрел очень уверенно. Но 24 февраля вся жизнь оказалась перечеркнута буквой Z, как поет Noize МС.

Во Вьетнаме бывший журналист нашел новую жену, начал работать в детском саду

Фото предоставлено Сергеем Куроповым

Я, как и все нормальные люди, первые дни был в прострации. Потом начал что-то постить в фейсбуке (компания Meta признана экстремистской и запрещена в России. — Republic). Там у меня 5–6 тысяч подписчиков — не так много, плюс 5 тысяч друзей. При этом к убийству рашистов я не призывал, на ВСУ тогда донаты тоже не собирал. Просто описывал свои мысли по поводу того, что происходит. Перепощивал материалы Би-би-си, комментировал то, что сделали российские войска в Буче. То есть писал о вещах, о которых писал весь мир, никаких ультраэкстремистских вещей там не было. Хотя с точки зрения российских властей все это — экстремизм.

До июня 2022 года ничего не происходило. Но меня насторожила одна вещь. В начале февраля я подал документы на продление загранпаспорта в российское консульство. Паспорт делается три месяца, то есть в начале мая мне должны были его выдать. Но из консульства мне писали: ваш паспорт не готов по техническим причинам. При этом люди, которые подали документы в это же консульство после меня, свои паспорта уже получили. То есть техническая проблема была исключительно со мной. В мае мне паспорт не выдали, в июне тоже.

А 9 июня в детский сад, где я работал, пришли четверо полицейских и начали меня допрашивать. Не об Украине, а просто спрашивали документы, просили показать трудовой контракт.

Парадокс заключается в том, что большая часть — наверное, 90% — россиян во Вьетнаме работают нелегально, у них никаких трудовых контрактов нет. А я — исключение, у меня был контракт с этим садиком, и я там работал абсолютно законно. При этом, согласно вьетнамским законам, мне разрешение на работу не нужно, потому что я муж гражданки Вьетнама. Я полагаю, они планировали заявить, что я незаконно работаю, и на этом основании выслать меня в Россию. Не из-за политики, а из-за нарушения трудового законодательства. Но они не смогли к этому придраться, потому что у меня все было в порядке.

На следующий день меня вызвали в миграционную полицию и отобрали карточку резидента. Офицер хотел и российский паспорт у меня отобрать. Он сказал: «Покажи мне свои документы». Я ему их дал, он убрал их в карман и куда-то начал уходить. Я говорю: «Эй, ты куда пошел!» Забираю у него паспорт, открываю заднюю страницу, показываю ему и перевожу — а у меня неплохой вьетнамский: паспорт хранится у владельца за исключением предусмотренного законом случая. И спрашиваю: каким законом предусмотрено то, что ты у меня паспорт забираешь?.

Он разозлился, обещал показать закон и куда-то ушел. Минут через 20 вернулся с видом побитой собаки и разрешил мне оставить паспорт у себя. Я говорю: «А карта вида на жительство?» Он отвечает: «Все, у меня ее уже нет». Я извиняюсь, что скажу грубое слово, но другого не нахожу: они просто сп***или мою карту. Просто отжали, как гопники отжимают телефоны.

Офицер сказал, что забирает карту на проверку. Самое смешное, что этот же полицейский мне ее и выдал три месяца назад. А без карты резидента жить во Вьетнаме очень сложно: ты не можешь купить билет на самолет, не можешь заселиться в отель — везде нужно удостоверение личности. В самом паспорте визы нет — когда выдается карта резидента, в паспорт ее уже не ставят. Так что, согласно паспорту, я был просто нелегалом, нарушающим визовое законодательство Вьетнама.

Полицейские мне тогда сказали, что проверяли все детские сады. Это было вранье, потому что у меня куча друзей работает в детских садах, и к ним полиция не приходила, только ко мне. Вопрос, что они делают и в чем меня обвиняют, я задавал им миллион раз, но ответа так и не получил.

Неофициально один полицейский — это был знакомый подруги моей жены — позвонил ей и попросил передать, что у меня проблемы. Он сказал: сейчас дело Сергея передо мной, и это запрос из РФ на его экстрадицию в Россию. Причем запрос не по прокурорской линии, а по дипломатической, то есть по линии консульства.

— А вы сами видели запрос об экстрадиции и вообще какие-то документы?

— Разумеется, нет, кто же мне их покажет. Но я получил четыре свидетельства из разных, совершенно не связанных друг с другом источников. Первым был звонок того самого полицейского. Вторым — сообщение от дружественного сотрудника российского консульства в Дананге, я не могу назвать его имя, потому что его уволят. Третье подтверждение — от дружественного сотрудника вьетнамского МИДа. Ну и самое главное, четвертое подтверждение — от организации, в которую я обратился, — UNHCR (УВКБ, Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев. — Republic). Там по своим каналам также убедились, что из России поступил запрос о моей экстрадиции. Потому что если бы его не было, меня бы не взяли под международную защиту.

«Мы тебе вежливо напоминаем, что между Россией и Вьетнамом существует договор об экстрадиции»

— Что было дальше?

— Дальше меня четыре-пять раз вызывали в полицию: и в сам отдел, и в кафе возле отделения. И там со мной беседовали. Мне говорили, что я доставляю проблемы Вьетнаму. Они не говорили прямо, что на меня поступил запрос, но намекали: «Из России за тобой следят, и мы тебе вежливо напоминаем, что между Россией и Вьетнамом существует договор об экстрадиции». Они требовали, чтобы я замолчал: скрыл все свои посты, ничего не писал и просто сидел тихо. Начальник миграционной службы Нячанга прямо мне сказал, что запрещает любую публичную деятельность во Вьетнаме, а если я этого не понимаю, то отправлюсь в Россию. Эти его слова я записал на аудио, и это тоже стало одним из аргументов, когда я получал политическое убежище.

При этом, несмотря на моральный прессинг со стороны вьетнамских властей, каких-то грубостей, повышения голоса или рукоприкладства не было. Они себя всегда ведут очень корректно.

В какой-то момент мне позвонил вьетнамец — я не понял, кто это, потому что он не представился — и сказал: «Решение о твоей экстрадиции уже принято, готовься и собирай вещи, изменить ничего нельзя». Я тогда положил себе в подкладку кроссовки лезвие. Думал, если меня арестуют и повезут в аэропорт, я просто вскрою себе вены, и это по крайней мере отсрочит экстрадицию, потому что когда у тебя хлещет кровь, тебя же не поведут на самолет, а повезут в госпиталь. Представляете, в какой психологической ситуации я находился. Я тогда прекратил писать о войне, потому что понимал, что если не перестану, то просто уеду шить варежки в Мордовию.

Я принял решение обратиться в УВКБ ООН. Во Вьетнаме представительства нет, и я связался с ближайшим офисом в Бангкоке. Описал свою историю, прикрепил всевозможные доказательства, и началась работа, которая продолжалась полгода. Это были многочисленные видеоинтервью, которые могли длиться по восемь часов, то есть весь рабочий день. У меня выясняли все нюансы. Такие организации обязаны убедиться, что ты не врешь и не решил просто свалить в хорошую страну. Они разговаривали со мной, с моей женой, задавали тысячу вопросов. В итоге мне дали статус международного беженца ООН.

В ноябре 2022 года мне сообщили, что Канада согласилась предоставить мне политическое убежище. С этой страной я до этого вообще никак не контактировал. Но когда ты получаешь статус международного беженца ООН, страну не выбираешь. Тебе говорят — вот эта страна готова тебя принять. Консульство Канады пригласило меня на собеседование. Там также было очень длинное интервью с консулом. В декабре мне дали визу.

С получением убежища в Канаде помогло Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев

Фото предоставлено Сергеем Куроповым

Но я не мог выехать из Вьетнама, потому что у меня не было карточки резидента — мне ее так и не вернули. Когда у тебя нет подтверждения, что ты во Вьетнаме находишься легально, ты не можешь из него выехать — такой парадокс. Если у тебя просрочена виза, ты должен оплатить штраф. Я был даже согласен на это, но у меня штраф не брали, говорили: «У тебя нет просрочки, у тебя же карта резидента». Я говорю: «А где она?» Они отвечают: «Ну, где-то…» То есть такая карта резидента Шредингера — она как бы есть, но в то же время ее нет. А в результате я не могу уехать.

Я постоянно писал начальнику миграционной полиции. Сначала по-хорошему, потом говорил, что подниму шум. Ничего не работало. Сработало, когда моя жена взяла наших двух дочерей и вместе с ними просто ввалилась к нему в кабинет. Она сказала: «Вы взрослым можете врать, но детям — не имеете права. Скажите им: их папа арестован, заблокирован здесь?» В общем, был скандал, мои дети там плакали. Но результатом стало то, что мне поставили штамп о разрешении на выезд из Вьетнама, и 12 января я улетел.

«Отказать России прямо, открыто — это откровенно недружественный жест, который Вьетнам себе позволить не может»

— У вас есть понимание, почему именно к вам так прицепились? И кто мог быть заказчиком?

— Есть подозрение, что это личная неприязнь со стороны сотрудников посольства РФ во Вьетнаме. Это уникальное посольство, и чтобы убедиться в этом, можно просто зайти в их телеграм-канал или на страницу в фейсбуке. Вы увидите, что про посольские дела там ничего нет, а лента новостей напоминает сайт RT. Просто кондовая российская пропаганда. Они не должны этим заниматься — они должны помогать соотечественникам. Тем не менее они на русском и вьетнамском языках каждый день публикуют по 10 материалов, как Россия «побеждает нацистскую Украину», и весь этот бред, который не стоит даже пересказывать

Я был с ними в онлайн-конфликте. Я пытался указывать им, что они должны заниматься дипломатической работой, а не пропагандой. Тем более, они пишут это все в фейсбуке, который в России признан экстремистским ресурсом. Да, у меня была с ними долгая и достаточно эмоциональная переписка в комментариях. Я полагаю, что именно это сыграло роль — ненависть со стороны представителей посольства, у которых есть связь с правительством Вьетнама. Но это только предположение, я не могу этого доказать.

— А почему вьетнамские власти пошли у российского посольства на поводу?

— Я же не в Мордовии, я все-таки уехал, поэтому мы не можем говорить, что они пошли на поводу. Отказать России прямо, открыто — это откровенно недружественный жест, который Вьетнам себе позволить не может. У Вьетнама и России, к сожалению, много стратегических связей: Вьетнам до сих пор покупает российское оружие, и у него перед РФ финансовые долги. И из-за какого-то чувака портить межгосударственные отношения Вьетнам не мог.

В то же время выдать меня, отца двух вьетнамских детей, в страну, которая половиной мира признана фашистской, они тоже не захотели, потому что это ущерб международной репутации, ведь я не стал бы молчать. Я действительно стал для них проблемой, и когда Канада дала мне убежище, полагаю, они свободно вздохнули и дали мне уехать.

Могу рассказать две важные истории о неофициальных связях России и Вьетнама. В Нячанге есть популярный у русских ресторан «Москва». Мой приятель как-то сидел там с другом и разговаривал о хреновом финансовом положении, потому что сейчас в Нячанге действительно нет туристов и работы, плюс куча расходов, потому что вьетнамские власти ужесточили визовый режим.

Парни собирались на подработку в Южную Корею. Это распространенная практика: многие из Вьетнама ездят туда нелегально на уборку сельхозпродукции. За соседним столиком какой-то мужик грел уши, а потом подошел к ним и говорит: «Блин, вы здоровые мужики — чо вы третесь в этом Вьетнаме и в Южную Корею ехать собрались? Записывайтесь в ЧВК "Вагнер"! Я прямо сейчас ваши данные могу записать. Мы оплатим вам билеты до России, и поедете родину защищать, хохлов мочить». Друзья в а**е ушли оттуда. То есть ЧВК «Вагнер» во Вьетнаме открыто вербует людей в ресторанах.

История номер два. В Нячанге есть популярная у русских шаурмичная. Мой друг пришел туда поесть и увидел двух здоровенных мужиков с выправкой — видно было, что военные. У одного на футболке буква Z. По их разговору стало понятно, что это российские военные летчики, которые, грубо говоря, только что отбомбились по Украине и поехали в отпуск — Минобороны отправило. Вообще, я давным-давно перестал во Вьетнаме ходить в русские заведения, чтобы не сталкиваться со всем этим говном, но кто-то еще ходит.

«Чтобы я мог вернуться во Вьетнам, Украина должна победить Россию»

— Что обычные вьетнамцы говорят о войне? Они вообще о ней знают?

— Знают, знают. Мы не можем говорить за всех вьетнамцев, во Вьетнаме население — 100 млн человек, взгляды разные. Но среди людей моложе 30 лет я не видел ни одного, кто поддерживал бы Россию. Во Вьетнаме смотрят международные новости, здесь многие знают английский. Даже вьетнамские официальные издания хоть и освещают войну нейтрально, все равно делают это с сочувствием к Украине.

Но есть и пророссийская часть — это в основном север страны, Ханой. Там многие жители получали образование в СССР, говорят по-русски, и у них мозги тоже засраны российской пропагандой. Они читают российские новости, и там многие люди, особенно старшего возраста, поддерживают Россию.

В самом начале войны в Нячанге — это центральный Вьетнам — прошел антивоенный митинг, на который вышли человек 15. Среди них было поровну россиян и украинцев и три вьетнамца. Я сам тогда поучаствовать не смог. Их сразу разогнали. Подъехала полиция и сказала: митинги здесь запрещены, расходитесь немедленно, иначе мы применим силу. В итоге они постояли на площади пять минут.

Антивоенный митинг в Нячанге

Фото предоставлено Сергеем Куроповым

И потом к каждому их них домой пришла полиция — на беседу. Сказали, что политические акции в Нячанге, тем более со стороны иностранцев, недопустимы. А в случае повторения пообещали прибегнуть к радикальным мерам. Слава богу, для протестующих обошлось без последствий, но, конечно, второй раз они на такую акцию не пойдут.

— Ваш случай — это тревожная ситуация для тех, кто релоцировался во Вьетнам из-за несогласия с политикой Путина?

— Если вы не публичный человек и просто сидите, занимаетесь IT и не собираетесь выступать против войны — какая разница? Но если вы хотите вести активную деятельность в поддержку Украины и против РФ и войны, то во Вьетнам я ехать не рекомендую.

— Жаль было уезжать из страны, к которой прикипели?

— Безумно. Я не позволил себе плакать, но уезжал с тяжелым сердцем. Для меня это была огромная боль и разочарование.

Родственники моей жены совершенно далеки от политики, но они отнеслись к ситуации с пониманием. У жены прекрасная семья, прекрасная мама — моя теща. Понятно, что когда люди уезжают — это грустно. Но с другой стороны, мы уехали в страну с перспективами, поэтому было исключительно содействие и пожелание удачи. Мы с ними остаемся на связи.

— А как ваши бывшие коллеги с российского телевидения относятся к войне в Украине? Вы с ними поддерживаете отношения?

— Большинство нормальных коллег сейчас за пределами России. Но часть — наоборот. Корреспондент Женя Лямин, который был моим другом, сейчас один из главных пропагандистов Первого канала. Корреспондент Дима Зайцев, с которым мы несколько лет работали вместе, тоже пропагандист Первого канала. Но в то же время есть люди, которые работают в оппозиционной журналистике. Кто-то просто высказывается в соцсетях. В процентном соотношении я бы поделил так: 30% против войны, 30% стали пропагандистами, а 40% — ни туда ни сюда, просто молчат.

Я прекратил общение с такими людьми. Я считаю, что если человек еще числится на государственном телевидении, для меня неважно — делает он репортажи или просто кофе подносит, я просто исключил этих людей их своего круга общения.

Сергей Куропов не выбирал страну, где ему предоставят убежище, но был рад оказаться в Канаде

Фото предоставлено Сергеем Куроповым

— Чем вы собираетесь заниматься в Канаде и хотели бы вернуться во Вьетнам?

— Я смогу вернуться только в случае кардинальных перемен в мировой политике, то есть когда Россия потеряет там такое влияние, какое имеет. Но чтобы Россия его потеряла, она должна проиграть Украине. Такая парадоксальная ситуация: чтобы я мог вернуться во Вьетнам, Украина должна победить Россию.

В Канаде я собираюсь работать и развиваться. Мне ничего не страшно — со мной жена и дочки, у меня здесь легальный статус. С голода я не помру, у меня уже есть предварительное предложение о работе, хотя я здесь всего шесть дней. Свой ютуб-канал я переименую в «Нерусский мир». Буду помогать Украине вскрывать российские преступления и побеждать. Это уже будет не туристический, а общественно-политический канал.