Лучшее, что можно сделать с гномами, которые бегут на тебя, — это увернуться от них. В этом смысле гномы удивительно похожи на валуны, мчащиеся с горы под откос: никто в здравом уме не встанет на пути ни тех, ни других.
А вот что касается поощрительного пинка на удачу…
Эльфийское тело повиновалось с удивительной прытью. Видимо, тоже не хотело, чтобы его отметелили разъярённые карлики. Я отпрыгнул в сторону, позволив воинственной парочке промчаться мимо, — а затем приказал воздуху ускорить ногу, которой и пнул ближайшего коротышку. Кажется, это был Абб.
Результат превзошёл ожидания — не во всём в положительном ключе, к сожалению.
Во-первых, я сломал ногу.
Во всяком случае, я думаю, что сломал её. Она определённо издала хруст, который здоровые ноги издавать не должны. Воля на живые объекты не действует, укрепить с её помощью кости нельзя. Ну, по крайней мере, нельзя, если я хотел остаться при этом эльфом. А посему моя конечность попала между иносказательными молотом и наковальней — то бишь очутилась между спиной гнома и отвердевшим воздухом, придавшим ей импульс.
Боль была дикая, и я быстро передал ощущения Атананиэлю-младшему (прозвище временное). Если уж вознамерился провести столетия, похныкивая в моей голове, отныне у него хотя бы найдётся для этого причина.
Так вот, вернёмся к нашим подгорным баранам. Счастливчик, что получил пинка, так им воодушевился, что буквально окрылел от счастья. Гномам редко выпадает возможность полетать, и конкретно этот воспользовался предоставленным случаем сполна. Он преодолел добрых двадцать метров, прежде чем его лоб встретился с подвернувшимся деревом с громким БУМ!
Абб (ли? Всё же Эбб?) сполз к переплетенью корней очень тихим и очень сосредоточенным кулём. Я оценил его старания, немного похлопав, а затем шагнул к его ещё хранящему вертикальное положение сородичу.
Это была ошибка. Не стоило наступать на сломанную ногу. Ступня подвернулась, и я чуть не вспахал носом землю, по чистой случайности устояв.
К счастью, пусть-будет-Эбб оказался так напуган, что ничего не заметил. Для него моё приближение выглядело так, будто сама смерть маршировала по его душу.
И не то чтобы он сильно ошибался.
Я решил постоять на месте. Нога одобрила решение и послала новый ослепительный укол боли, намекая, чтобы я убрал с неё вес. До меня он, впрочем, не дошёл, а значит, всё было в порядке.
— Извинись, и останешься жив, — сказал я беззлобно. Пусть я не смог бы догнать гнома, если бы тому вздумалось бежать, с помощью воли можно убить коротышку десятком способов, прежде чем он успел бы повернуться ко мне спиной.
Что? Зачем я выбрал пинок? Признаюсь, во мне взыграла тяга к артистизму. Приятно почувствовать себя эдаким крушителем, хорошим парнем, который сгибает злодеев в бараний рог во славу самоопределённой справедливости. Ну и кроме того, у меня при себе не было вещи, а я уже почти постановил для себя, что до поры до времени не хочу убивать здешних. Без вещи сдержаться на паре мертвецов, когда вокруг пахнет кровью, трудновато даже для меня, высшего демона.
Пусть-будет-Эбб разжал кулаки и заплакал. В перерывах между всхлипами он причитал:
— Юный мастер, вы не так п-поняли наши намерения!.. Мы п-просто переборщили с выпивкой!.. Никто не хотел оскорбить вас, мы подумали... перепутали, заете, тут ходит один идиот, вот его, про него мы говорили, а вовсе не про вас, светозарный мастер... опора Дома эт'Мениуа, великий господин!.. Мы глубоко уважаем вас и вашу семью и ни за что не стали бы!..
Коротышка даже упал на колени и пополз ко мне, намереваясь поцеловать ботинки, но я это пресёк. Сломанной конечности только лицемерных лобызаний и не хватало! Вообще, исходящие от пусть-будет-Эбба страх и ненависть в иной ситуации сошли бы за изысканный букет. К несчастью, эмоции гномов с детства отравляли алкогольные пары, а потому на вкус они были весьма посредственны. Словно уха, сваренная из одних лишь рыбьих глаз.
В общем, я потерял к ним интерес. Немного хотелось свернуть им шеи, но я никогда не выступал за убийства ради убийств, а в качестве жертв ради их чувств гномы подходили откровенно плохо.
— Ладно, так и быть, можешь уже заткнуться. Теперь его очередь, — сказал я, ткнув в лежащего без сознания пусть-будет-Абба.
— Но он ведь…
— Так приведи его в себя, — пожал плечами я. — А затем приведи ко мне. Нечего мне за вами бегать.
Опасливо оглядываясь на меня, пусть-будет-Эбб на карачках подполз к брату и стал расталкивать его. Шло время, но все попытки разбудить его пусть-будет-Абб сбрасывал с себя элегантным храпом и сладким причмокиванием губ. Не то в полёте, не то после поцелуя с деревом этот засранец умудрился заснуть! Под конец его небрежное отношение к собственной жизни вывело пусть-будет-Эбба из себя, и тот зарядил ему серию пощёчин. Их хлёсткий свист доносился даже до меня: братец не постеснялся прибегнуть к отчаянным мерам ради спасения родича.
Тот соизволил наконец распахнуть глаза, чтобы зарядить в нос надрывавшемуся ради него пусть-будет-Эббу. Некоторое время гномы ожесточённо лупили друг друга, пока я не напомнил о себе вежливым покашливанием. Тогда пусть-будет-Эбб соизволил объяснить брату, в каком положении тот очутился.
Пусть-будет-Абб прополз от своего дерева путь ко мне на коленях, и я осознал, что гномы окончательно мне надоели.
— Всё, проваливайте, — бросил я, и они убежали, сверкая голыми пятками. Я остался наедине с нытиком-эльфом и ногой, которой с каждым мгновением становилось всё хуже.
Я доковылял до крошечного пруда и с облегчением улёгся на его берегу. Надо было двигаться обратно к особняку, чтобы разыскать там необходимые инструменты для излечения. Но, по правде говоря, нога не так сильно меня беспокоила. Я всё равно поправлю её магией, когда достану всё нужное. Боль исправно поглощал Атананиэль-младший (прозвище временное). Можно и понежиться под ласковыми солнечными лучами…
Так я и валялся, ни о чём не думая, пока меня не накрыла тень. Я недовольно пошевелился, и тень подала голос:
— Ты в курсе, что скоро обед? Хотя нет, откуда тебе-то знать.
Рядом со мной плюхнулась Лютиэна, с наслаждением вытянула ступни к воде.
— Меня послали разыскать тебя, потому что ты, о чудо, выбрался из своего кабинета. Мама с папой надеются, что ты согласишься поесть с нами. Явление отшельника из пещеры — масштабное событие!
Я что-то неразборчиво проворчал. Может быть, у сестрицы найдутся магические инструменты, чтобы излечить меня?
— Что ты тут забыл, собственно?
— Убиваю время.
— Напрасно, — серьёзно сказала Лютиэна. — Время может обидеться и оставить тебя.
— Вот и славно, — ответил я, — лёгкий способ обрести бессмертие.
— Скорее, безвременье. Мгновение, растянутое на вечность. Один волшебник, по слухам, как-то добился чего-то похожего. В этот миг он пил чай вместе со странной компанией. В течение следующих столетий он рассказывал всем посетителям, как его тошнит от чаепитий.
— И чем всё кончилось?
— К нему перестали приходить, — сказала Лютиэна. — Он всех достал нытьём про чай.
Безвременье. Одна секунда, что никак не отличима от следующей. Идеальное описание Эфирия, где постоянна лишь одна сущность — непостоянство. И в этом своём непостоянстве Эфирий бывает удивительно утомителен. Недаром же демоны так любят смертный план. А вот смертные к нам в гости не заглядывают совсем.
Устав от праздных размышлений, я положил ладонь на колено Лютиэны и прошёлся пальцами по её бедру. Едва ощутимые прикосновения, но как ни крути, я лапал свою сестру, — уж это-то должно выжать из неё вкусные эмоции.
От Лютиэны ко мне донеслось удивление, приправленное насмешкой, но главное было не оно. От сестры исходили тёплые, светлые эмоции, которые я не стал идентифицировать — от одного их наличия меня затошнило. Такую дрянь ни один уважающий себя демон не отважится есть. Я отдёрнул ментальный щуп и убрал руку, на что Лютиэна покачала головой.
— Мне опять пришло приглашение навестить замок от’Танов. Наследник точно положил на меня глаз. У него хороший вкус, — сказала она, излучая чистое ехидство. Я обвёл её глазами и признал.
— Действительно хороший.
После поцелуя дриады я начал ориентироваться в физической красоте смертных куда лучше. Вернее, ко мне вернулись воспоминания, на что смотреть. Большую часть, правда, пришлось выбросить за борт. Всё же вкусы у разных поколений разных видов смертных сильно отличаются друг от друга.
— Может, мне наконец согласиться…
Я заморгал. К тому, что дразнить будут меня, я не был готов. Что ж, она сама нарывается. Я в своём праве наброситься на неё. Пусть жалеет о глупых инцестуальных предрассудках и всём таком!
Я подтянул ноги… и сломанная не послушалась меня. Я подрыгал ею — бесполезно. Всё равно что пытаться согнуть мачту голыми руками. Развязав пояс, я стащил штаны — Лютиэна наблюдала за мной с возраставшим недоумением. Но когда она увидела посиневшую, вздувшуюся ногу, на которой багровел шар колена, то громко охнула.
— Древо Великое, что с ней?!
— Я не лекарь, но, по-моему, она чуть-чуть сломана, — ответил я. Подумал немного и добавил: — А может, и вывихнута.
— И думать не желаю, что ты ею делал. Нашёл великана и попросил его постучать по ней валунами? Нет, не отвечай, не хочу знать, — бросила она, хотя я и не собирался. С чего бы мне перед ней отчитываться?
— У тебя есть трубка, чтобы исцелить её?
— Трубка? — непонимающе повторила она и раздражённо взмахнула ладонью. — Ложись на траву. Конечно, глупо ждать от тебя даже базовой исцеляющей магии… Но всё-таки, терпеть такое…
Я слабо понимал, что она собирается делать. Нет трубки — нет магии. По-другому Изнанку не призвать. Но в Лютиэне вскипела такая энергичность, что казалось само собой разумеющимся подыграть ей.
Я устроился на локтях, чтобы поглядеть за деятельностью сестры. Наложит компресс из трав? Она же эльфийка, они всегда тяготели к цветочным выкрутасам. Но нет — просто коснулась пальцами. Наложение рук? Встречалось у слабо развитых народов, которые верили, что способны вытянуть заразу. Они считали, что любая болезнь или травма вызвана соответствующим духом. Чушь полная, разумеется.
Лютиэна горячо зашептала. Шелестящие слова сливались в мелодию, вполне приятную для слуха. Я даже немного подирижировал указательными пальцами — и пропустил момент, когда из-под ладоней Лютиэны заструился зеленоватый свет. Поток боли, доводивший Атананиэля-младшего (прозвище временное) до мысленного визга, немедленно прервался. Синюшность отступила, прогоняемая светом.
Опухлость сперва уменьшилась, а затем исчезла вовсе. Нога приобрела такой же вид, что её соседка, за каких-то две минуты.
Лютиэна выдохнула и вытерла со лба пот.
— Ну, теперь ты мне должен.
Я пошевелил исцелённой конечностью. Для эльфийки смело заявлять такое, но я предпочёл проигнорировать её наглое утверждение. Увиденное меня здорово озадачило.
Никогда за все разы, что я побывал на Мундосе, мне не приходилось видеть ничего похожего. Демоны управляли пространством чистой волей, как привыкли поступать в Эфирии. Смертные были вынуждены прибегать к помощи Изнанки. Да и я сам освоил несколько магических трюков — просто на всякий случай.
Но вот так просто исцелить повреждение без воскуривания трубки… без платы Изнанке… это шло вразрез с основополагающими принципами мироздания Мундоса. И эти дурацкие руны в книгах неудачливого демонолога… Этот трёп про дьяволов… От догадки во рту стало кисло.
Не стоит делать далековедущих выводов. Я же говорил на их языке. Он слегка отличался от одного из языков смертных Мундоса, но незначительно. Изменения в языке легко списать на сотню лет его эволюции. Но вот эта таинственная магия, — её не удастся объяснить новейшим изобретением.
Тысячи лет магическое искусство стагнировало, и ничто не указывало на то, что оно не продолжит стагнировать ещё тысячи лет. Если только…
Я с неохотой натянул брюки, вскочил на ноги, попрыгал немного, чтобы размяться. Куда бы меня ни занесло, воля по-прежнему исправно прогибала под себя мир, а следовательно, я всё ещё высший демон.
Раз тут есть чудесные исцеления, почему бы не найтись оружию, которое уничтожит Карнивана?
Я бы справился и без него, но так даже лучше!
— Рада видеть, что ты рвёшься на семейный обед.
Точно. Обед. Желудок обиженно квакнул, жалуясь на то, как его незаслуженно позабыли. Я погрузил ему кулаком: замолчи, не то выдерну! Желудок впечатлён не был и вновь завёл голодную шарманку.
Всё, чего я добился, — это ухмылки и глубокомысленного покачивания головой от сестры. Тоже неплохо. У Лютиэны была красивая улыбка.
Обеденный зал представлял собой гигантскую комнату, в центре которой умастился весьма скромных размеров стол. Надо полагать, маленьким его сделали, чтобы семья могла ощущать близость, а не глазеть друг на друга с расстояния в полкилометра. Но даже такого стола хватало, чтобы раскинуть четырёх эльфов по разным сторонам. Никаких просьб передать соус ради укрепления семейных уз! Для того за плечом каждого члена нашего клана пристроился слуга.
Я уныло гонял крошечную помидоринку по тарелке, наполненной салатом, и вполуха слушал застольный щебет матушки. Ничего важного, на что можно было бы отвлечься и забыть на минуту о предстоявшей тягостной повинности — жевании.
— Нани, тебе нездоровится? — вдруг спросила матушка. Я не сразу сообразил, что речь обо мне.
— Что-то точно произошло, — поддержала её Лютиэна, — он позволил выбросить из своего кабинета весь хлам.
Ну, не сказать, что позволил… скорее, не подумал, что не стоило бы впускать дриаду. Теперь, когда я подозревал, что нахожусь не на Мундосе, знания, заключённые в книгах по демонологии, могли бы здорово прояснить ситуацию… хотя те страницы, что отпечатались в памяти, всё ещё несли в себе мало смысла.
— Может быть, взялся за ум…
— И даже потрогал меня за коленку, — со смехом прибавила сестра. Отец, до этого просматривавший стопку бумаг и открывавший рот только для того, чтобы слуга сунул туда кусочек кабачка, оживился:
— Как здорово! Мальчик задумался о будущем!
— Ещё слово обо мне, как будто меня тут нет, и я переверну стол, — предупредил я.
Папаша заморгал, как большой взъерошенный филин, а мама торопливо вмешалась:
— Нани, не надо сердиться. Мы все очень рады, что ты завязал с чернокнижием и обратил внимание на то, что происходит вокруг тебя. Поверь, нет ничего радостнее для сердца матери, чем видеть, как её ребёнок взрослеет. А тебе с сестрой осталось до совершеннолетия каких-то семь лет! Подумать только, вам почти сто!
То есть сейчас этому телу девяносто три года? Я украдкой осмотрел его. Совсем молодой, живица на губах не обсохла. Почти ребёнок!
Нет даже ста лет… у эльфов, которые известны мне, совершеннолетие наступало в сто пятьдесят. Местные поистине выпускали в большой мир сущих младенцев.
— Но кое-что стоит прояснить. Гномы Абберд и Эбберд пожаловались мне, что ты ни с того ни с сего побил их, когда они проходили мимо, — в голосе матери появились стальные нотки.
— Они обозвали меня, и я их проучил.
— Гномы? В нашем поместье? Ах, вы про Ториуса? Чудесный парень, и такая густая борода, — вклинился папаша.
— Дорогой, мастер Ториус умер от старости пятьдесят лет назад, — сказала мать.
— Умер? Гм, какая жалость, — пожевав губу, сказал отец. — Я помню нашу встречу, как будто это было вчера… А кто такие Абберд и Эбберд? Что за незваные гости бродят по нашим землям?! — Отец распалился и грохнул по столу кулаком. — Нани, ты должен был убить их! Никто не смеет без спроса вторгаться к нам!
На мгновение сожаление кольнуло меня. И правда, может, стоило прихлопнуть их?
— Дорогой, — на этот раз железом в интонациях матери можно было рубить реи, — Абберд и Эбберд — дети мастера Ториуса, которые появились на свет в нашем поместье. И они мои гости, если на то пошло.
— Вот как? — сдал назад папаша. — Ну, пусть так. Так о чём мы говорили? Ах да, Нани, у тебя такой вид, словно тебя что-то тревожит. Поделишься с нами?
В общем-то, я уже долго думал о том, что делать дальше. С тех самых пор, как заподозрил, что этот мир не Мундос. Я пришёл к выводу, что тут никто не знал об Эфирии. Иначе бы они не вели себя с такой беспечностью. Рано или поздно мне придётся вернуться туда, а для этого необходимы познания в местной демонологии. От записей малолетнего придурка, чьё тело я захватил, избавились, а значит…
— Я хочу отправиться к людям.
Ответом мне стали шесть пар вытаращенных в изумлении глаз.