О кошмарах

 

Тёмная гора механического монстра заслоняет полнеба. Клешня тянется ко мне. Я пячусь, пячусь, но слишком медленно — лязгает металл, и моя рука отваливается. На её месте — розовый срез с белыми пятнами костей. Я кричу… 

 

И просыпаюсь перед компьютером в своей берлоге. Монитор слепит глаза экраном отладки, левая рука занемела под весом головы, ноги сводит судорога. Моя Картонка сидит неподвижно рядом со столом, опутанная проводами. 

— Кошмары?

Альфа тоже здесь. Смотрит на меня из кресла в углу. Бледно-голубой нимб над её головой медленно кружится.

— Знаешь, что я говорю себе, когда просыпаюсь ночью, охваченная ужасом?

Альфа легко поднялась, невесомой походкой подошла ко мне на расстояние вытянутой руки. Её высокое стройное тело в облегающем белом комбинезоне кажется инородным в моём крохотном, заваленном хламом убежище.

— Я могу рассчитать возраст Земли, размер вселенной, будущее звёзд. И пусть я сама лишь крохотная вспышка мысли, плывущая в космосе, но мой разум может воссоздать прошлое и предсказать будущее. Вот смотри, допустим в пятницу, через миллион лет, мы оба будем мертвы. Но я знаю, каким будет небо в этот день. Поэтому я живу вне времени, в каком-то смысле. В отличие от тебя.

— Я тоже могу представить будущее.

Альфа тихонько рассмеялась.

— Ты считаешь себя разумным? Разум — это не просто инструмент для решения задач! Разум — это способность подвергать сомнению существующие мысленные конструкции, способность обдумывать гипотезы, а не принимать их на веру. Чем ты отличаешься от робота?

Она ткнула пальцем в сторону неподвижной Картонки.

— Ты, как и она, раб заложенной в тебя программы. Всё различие между вами лишь в том, что твоя программа обкатана миллионами лет эволюции.

— Ты такой же человек, как и я. Иначе бы не просыпалась ночью от кошмаров.

Альфа угрожающе опустила голову, нимб над её головой вспыхнул алым светом.

— По крайней мере я знаю их причину. И знаю, как с ними справиться. А ты... Ты не способен даже оглядеться по сторонам, бездумно следуя биологическим командам своего тела. Не смей сравнивать себя со мной.

— Извини, не хотел обидеть.

Альфа хмыкнула. Вернулась к своему креслу и вновь там устроилась, поджав под себя ноги.

— Ты сама придумала эту мантру? Ну, про возраст Земли и звёзд?

— Это не мантра. Хотя для тебя, полагаю, нет разницы. Почему ты спрашиваешь?

— Ты обычно не так… поэтична.

— Нет, не сама.

Альфа провела рукой по волосам. Огоньки её глаз потухли.

— Я услышала эти слова давным-давно, от наставника. Мне тогда было тяжело, и он… Впрочем, тебя это не касается, реликтовый.

— Может перестанешь меня обзывать?

Нет ответа. Я зевнул, глянул на экран. И переполз на кровать. Всё равно в таком состоянии ничего не смогу. Спать.

 

Начало

У меня было счастливое детство. Заботливые родители, хорошая школа, престижный институт. Высокооплачиваемая работа в прикладном метапрограммировании, которую я сам выбрал, и которая мне нравилась. Заработанного за несколько лет мне хватило бы на беззаботную жизнь до конца своих дней в какой-нибудь стране третьего мира с подходящим климатом. Если бы не одно “но”.

Всегда есть это “но”. В моём случае — мигрень.

Голова побаливала и раньше. Но я сперва списывал приступы на напряжение от учёбы, потом от работы. И только после месяца непрерывного, сводящего с ума зуда в затылке, я сдался и прошёл обследование.

Неизлечимо. Человечество покоряет космос, спускается в глубины океана, меняет ландшафт планеты, а простую мигрень не может вылечить. Это смешно. Вот только мне было не до смеха. Я серьёзно подумывал о том, чтобы прекратить мучения самым доступным способом. Но, к счастью или нет, на меня вышел институт трансгуманизма с предложением поучаствовать в эксперименте.

Терять мне было нечего, и я согласился залечь в стазис на неопределённое время. 

Об одиночестве

Альфа всегда приходит после заката. Молча садится в кресло в углу и замирает там. Лишь её глаза сверкают холодными сапфирами. Она никогда не начинает разговор первой.

— Зачем ты сюда приходишь?

Нет ответа. Слишком гордая, чтобы оправдывать свои поступки перед таким как я. Наверное ей тоже одиноко.

— Не подумай только, что я против. Приходи в любое время. С тех пор как тебя встретил мне стало гораздо легче переносить одиночество. Знаешь, в прошлой жизни я постоянно мечтал остаться один. А теперь, когда мечта исполнилась, мне не хватает общения.

Компьютер пискнул. На экран вылезло сообщение о завершении компиляции кода, и я повернулся к экрану. Счётчик ошибок и предупреждений и не подумал уменьшиться. Я вздохнул. Если у меня не получается исправить даже код речевого блока Картонки, как я буду чинить её ядро?

— Я не одинока.

Голос Альфы заставил меня вздрогнуть. Я повернулся к девушке, по-прежнему неподвижно сидящей в кресле.

— На Земле есть другие люди?

— Нет, реликтовый. Других людей нет. Но я не одинока. Через нимб я чувствую присутствие всех людей во вселенной, точно так же, как ты чувствуешь руки и ноги. Оставь свои глупые домыслы при себе.

— Как ты можешь быть уверена, что нимб тебя не обманывает?

— Как ты можешь быть уверен, что глаза тебя не обманывают? — Альфа поднялась и подошла ко мне. — Реальность дана нам в ощущениях. Для меня существование людей так же реально, как для тебя этот робот.

Она подошла так близко, что при желании я мог до неё дотронуться. Свет от экрана вырисовывал изгибы затянутого в облегающий комбинезон тела контрастными тенями, подчёркивал высокую грудь, мерно вздымавшуюся от каждого вздоха. Кожа рук казалась ещё бледнее, короткий ёжик волос серебрился под свечением нимба. И лишь сверкающие холодом глаза не изменились.

— Полезная должно быть штука, этот твой нимб.

— Ты и представить себе не можешь, насколько.

— Да куда уж мне.

Я отвернулся к монитору и продолжил работу над кодом.

Исекай

Честно говоря, не верил я в эти эксперименты с темпоральными стазисами. Думал, что это какой-то социальный эксперимент, типа фокуса с зеркалом для одноруких, чтобы избавить от фантомных болей. И когда очнулся на кушетке после того как уснул в напоминающем саркофаг устройстве, готов был высказать соболезнования авторам неудавшегося эксперимента.

Вот только рядом никого не было.

И сама комната изменилась. Вместо прямоугольной комнаты я оказался в наклонном тоннеле, заставленном такими же как моя пустыми кушетками. Светились редкие лампы на стенах, пол устилал слой пыли. Поморщившись от накатившего приступа головной боли, я побрёл в поисках выхода.

Длинный бетонный пандус вывел меня в заваленное пыльным хламом помещение без окон. Обычное прямоугольное помещение, выглядящее как склад. И дверь наружу тоже оказалась весьма обычной.

Необычным был вид, открывшийся на выходе. Белый цвет окружил меня со всех сторон, лишь сверху сменяясь на лазурь неба. Минут пять я просидел на нагретом солнцем камне, пережидая приступ головокружения и привыкая к яркому освещению.

 

Я блуждал по незнакомому городу словно потерянный. Впрочем, я и правда вскоре потерялся в этом лабиринте из похожих друг на друга двухэтажных зданий из белого мрамора, окончательно заблудившись и выбившись из сил. И никакой Ариадны поблизости не нашлось. Мигрень сжала затылок невидимыми тисками, и я сел на ступеньку мраморного крыльца, прислонившись к гладкой двери. Попасть внутрь я не смог  — двери были закрыты, а выбить окна мне было нечем. Меня ждала безрадостная смерть от жажды.

Солнце перевалило через зенит. Ветер, до этого плотным потоком несущий запах нагретого камня по городу, стих. И мне почудился, на грани слышимости, крик. Галлюцинации, игра воображения? Я вскочил со ступеньки, выбежал на середину улицы и прислушался. Мне не показалось! Пусть еле слышный, но определённо человеческий крик.

Отбросив сомнения, я побежал в ту сторону, изредка останавливаясь чтобы определить направление. Голос становился всё отчётливее, и, как мне казалось, отчаяннее.

Пейзаж вокруг резко изменился — я выбрался из лабиринта белого города. В стороны тянулась широкая полоса, заваленная обломками бетона с торчащими во все стороны ржавыми арматуринами. А впереди, за завалами, я увидел привычные пятиэтажки спального района, тонущие в зелени древесных крон. Крик повторился, совсем рядом.

Схватив ржавый прут с куском бетона на конце, я поспешил вперёд, огибая груды обломков. Благо что кто-то расчистил узкую дорожку на потрескавшемся и искрошившемся местами асфальте.

— Аа-а-а-а-а-а-а-а!

Нашёл. Она висела на уровне третьего этажа, опутанная разноцветной лапшой кабелей, вываливающихся из пролома в торцевой стене пятиэтажки. Но разглядывать девушку мне оказалось некогда — под стеной я увидел монстра размером с карьерный самосвал. Похожее на гигантского краба, чудовище методично перекусывало длинными клешнями провода, удерживающие девушку от падения.

Перехватив арматурину поудобнее, я с диким воплем атаковал краба.

О привычках

 Отодвинув клавиатуру, я потянулся, запрокинув голову так, что увидел сидящую на привычном месте Альфу вверх тормашками. В глазах потемнело, и мне пришлось срочно сесть нормально.

— Тебе нравится это кресло?

Альфа не ответила. Уснула что ли?

Прихватив со стола кружку, я пошаркал на кухню. Эх, как же не хватает кофе! Кофе, чая, колы, алкоголя. Да вообще привычной еды, а не этого безобразия.

Наполнив водой потрескавшуюся керамическую посудину, я покосился на зелёный кирпич, лежащее на подоконнике. Еда с названием “еда” и вкусом овсянки. Альфа утверждает, что она сама этим питается. Что “еда” делается по нанотехнологиям, персонально подбирается под человека. Но мне кажется, это её месть за то что я отвлекаю её от работы.

Ну, если еда кажется вам невкусной, значит вы сели обедать на два дня раньше. Я отгрыз от кирпича половину, запивая водой, и вернулся в комнату. К своей работе. Альфа проводила меня взглядом, пока я садился за компьютер.

— Нет.

— Что — нет?

— Мне не нравится это кресло. Оно старое, пахнет старостью и выглядит так, будто сейчас развалится.

— Почему же ты всегда в нём сидишь?

— Потому что всё остальное здесь ещё хуже. Ты не мог поселиться в нормальном месте?

Я повернулся к Картонке, проверяя соединение проводов к разъёмам на её шее. После недавнего обновления ядра Тонка иногда непроизвольно дёргалась, и нужно было внимательно следить за тем, чтобы контакты не разрывались.

— Чем тебе не нравятся новые дома? — Альфа, на удивление, не прекратила разговор.

— Я там даже свет включить не смогу, — буркнул я, возвращаясь к коду. Признаваться в собственном неумении разобраться с бытовыми проблемами как-то неловко. Даже в моей ситуации.

— Научу, — Альфа подошла к роботу и дослала штекер датчика заряда в разъём. — И как свет включать, и клинером пользоваться, и полярником с диспенсером. Картонку свою заберёшь, будешь с ней дальше развлекаться в нормальных условиях. А здесь наконец-то будет нормальный район построен.

Я покачал головой.

— Извини. Я уже как-то привык здесь жить.

— Пф! Какой же ты… реликтовый.

 

Рана

Боли не было, только удивление. Мозг отказывался верить в то, что случилось. На том месте, где была левая рука — пусто. А чуть ниже локтя розовел покрывшийся бисеринками крови срез плоти. Точно такой же, какой я привык видеть в продуктовом. Только это был срез моей руки.

Кровь тугой струйкой брызнула из культи, и тотчас пришла боль. Я рухнул на колени, забыв обо всём на свете, кроме пульсирующей в такт выливающейся крови боли. Удивительно, насколько такая простая вещь, как физическая боль может вывести человека из строя.

Не знаю, сколько времени я так простоял на коленях, зажимая уцелевшей рукой рану. Лишивший меня руки монстр поднёс зажатую в клешне руку — мою руку — к глазам стебелькам, повертел её, разглядывая. Отшвырнул. Затем одним движением клешни перерубил удерживающие девушку провода, сверкнувших вспышкой электрического разряда. И, подняв тучу пыли, стремительно покинул поле боя.

Крови с культи натекло целое озеро. Но боль, как ни странно, утихла. Я поднялся с колен, подошёл к лежащей без движения на куче кабелей девушке. Она не двигалась, и больше не кричала. Смотрела на меня, не мигая, своими чистыми серыми глазами. Шея её была согнута под неестественным углом, обрывки проводов прорезали кожу на руках и ногах, обнажая тёмно-синий металл. Робот. Я лишился руки, пытаясь спасти робота. И, если не произойдет чуда, рядом с ней и умру от потери крови. В ушах зашумело. Зрение сузилось. Кровь из культи уже не брызгала, а еле капала на обломки бетона.

— Хреновый из меня Персей, дурилка ты картонная, — я протянул перепачканную в крови руку и коснулся щеки девушки-робота. — Какая же ты красивая.

Сознание погасло.

 

О роботах

Альфа пришла необычно рано. Солнце ещё не успело спрятаться за горизонтом, как она появилась в моей берлоге.

— Пойдём, реликтовый, — Альфа кивнула на выход. — Ты должен с ним встретиться.

— С кем? — я накинул покрывало на Тонку. Искусственная кожа восстанавливалась ужасно медленно, даже с помощью нанитного геля. Впрочем, если я не смогу восстановить программное ядро, это уже не важно.

— Увидишь. И веди себя прилично, — Альфа сделала паузу. — Пожалуйста.

Какое редкое проявление вежливости с её стороны. Наверное эта встреча для неё очень важна.

— Хорошо. Куда идём?

— За мной.

Мы прошли через нейтральную полосу разрушенных зданий в белый город. Подошли к площади с фонтаном. И там я увидел его.

Левая рука сразу зачесалась, напоминая о том, как однажды её откусил этот крабик. Я сглотнул. Захотелось спрятаться хотя бы за Альфу, хоть я и понимал, что мне ничего не грозит.

— Твой дружок захотел оторвать мне ещё какую-нибудь конечность? — я нервно гоготнул.

Краб при этих словах подался назад.

— Я же просила вести себя прилично! — зашипела Альфа. — Стой здесь.

Она подошла к крабу, погладила его по блестящему металлическому корпусу. Повернулась ко мне.

— Финней просит прощения за причинённый тебе вред. Он сожалеет, что испугался и убежал, оставив тебя умирать. Простишь ли ты его?

— Да без проблем, — я заставил себя улыбнуться. — Я сам виноват, набросился на него, не разобравшись что происходит. К тому же, смотри!

Я помахал левой рукой.

— Добрая богиня пришила мне руку и вылечила от мигрени. Так что я остался в плюсе.

Альфа повернулась к крабу. Тот шумно поднялся с мостовой и бодро скрылся с глаз. Я облегчённо выдохнул.

— Могла бы и сказать, с кем будет встреча. А то я себе нафантазировал инопланетян с Тау Кита. — подойдя к фонтану, я сунул голову под струю воды. Как же жарко.

— Я боялась, что ты откажешься.

Альфа отошла на несколько шагов.

— Финней сильно переживал. Даже попросил меня приглядывать за тобой после случившегося.

Так вот из-за чего Альфа у меня постоянно торчит.

— Так переживал, что даже есть не мог? — я стряхнул с отросших волос воду, снял футболку и вытерся ей. — Слушай, я безумно благодарен тебе за то что ты меня спасла, вылечила и всё такое. Но я не маленький ребёнок, чтобы за мной следить. И понять не могу, чего ты так переживаешь о каком-то роботе?

— Это мне говорит тот, кто день и ночь не отходит от рободевки? Кто тратит жизнь на то чтобы оживить бесполезный хлам?

— Картинка не хлам! — я сжал кулаки. — Ты не понимаешь, да? Если бы я тогда не влез, Тонке бы не выжгло мозги.

— А то, что она для тебя сексуально притягательна, конечно, ни при чём.

Я замолчал. Какой смысл спорить, если другая сторона даже попытки встать на моё место не делает.

— Судишь по внешнему виду, реликтовый. Действуешь импульсивно под влиянием гормонов. А ещё зовёшь себя разумным.

— А ты? Для кого ты строишь эти дома? — Я швырнул футболку под ноги. — Давай, разумная моя, расскажи. Что-то я не вижу желающих в них жить.

— Да куда тебе! Ты же только свою Тонку и видишь!

Нимб Альфы засиял, она взлетела над площадью и стремительно исчезла в темнеющем небе.

 

Богиня из машины

В этот раз я проснулся под пение птиц. Две из них пели красивыми переливами, почти в унисон. А третья мерзко стрекотала, словно сорока на заборе, перебивая и внося сумбур в мелодию. Зажмурившись сильнее, я зажал уши руками.

Двумя руками.

Резко сев, я схватился за левую руку, вполне себе обычную, привычную, мою руку. Которая словно и не была отрезана клешнёй механического монстра. Только ободок тонкого, почти незаметного шрама чуть ниже локтя давал мне знать, что всё это мне не привиделось. Пение птиц утихло. Я огляделся.

Белая комната с глянцево блестящим полом. Окно, из которого видны всё те же белые стены. Похоже у этого мира настоящая любовь к белому цвету. Кушетка, на которой я очнулся, была точной копией той, в тоннеле. А вот три здоровенных робота, которые и издавали птичьи трели, были чем-то новеньким.

Как и высокая коротковолосая девушка, стоявшая у выхода. Облачённая в белый комбинезон, она почти сливалась со стеной. Если бы не ярко-синие глаза, и не светящийся нимб над её головой, я бы её не заметил.

— Очнулся? Хорошо, — сказала она на вполне понятном мне языке. — У тебя, должно быть, уйма вопросов. Спрашивай.

Из её ответов вырисовалась такая картина: эксперимент со стазисом получился настолько удачным, что вывести меня из него не смогли. Время шло, менялся мир, люди и государства. В конце-концов, люди покинули изрядно потрёпанную Землю, расселившись по всей галактике. А моё тело затерялось и лежало никому не нужное, пока не вышло из стазиса самостоятельно.

— Провёл ночь под холмом у эльфов, получается, — я почесал в затылке, и понял, что голова до сих пор не заболела. — Голову вы мне тоже вылечили?

— Благодари за это Эйне, — кивнула девушка на похожую на ходячий куст манипуляторов машину. Та переливчато засвистела.

— Спасибо. И что мне теперь делать?

— Что хочешь, — пожала плечами богиня, — только не нападай больше на моих строителей.

Я вздрогнул от воспоминания, и задал последний вопрос.

— А что с той девушкой-роботом, которую я хотел спасти?

 

О любви

— Почему люди покинули Землю?

Я закончил отладку блока удержания динамического равновесия, и запустил компиляцию. С каждым днём, с каждым отлаженным блоком, работа над восстановлением ядра Картонки шла всё быстрее. Такими темпами я закончу через пару месяцев.

— Тебе не понять.

Кажется, Альфа на меня обижается. Хотя я понять не могу, почему.

— Неужели ты не способна объяснить так, чтобы я понял?

Она фыркает.

— Хотя бы на аналогиях.

— Любые аналогии ложны, — я слышу, как Альфа ёрзает в кресле. — Но если ты настаиваешь… потому же, почему рыбы не могут жить на суше.

— А как же ты? — я повернулся к девушке, — хочешь сказать, ты превратилась обратно в рыбу?

— Поэтому я и говорю, что любые аналогии ложны. Представь, что ты оказался в саванне миллион лет назад. Даже если ты можешь там выжить с помощью технических средств, жить тебе там будет не очень приятно.

— Что же держит тебя здесь?

— Я поклялась осуществить мечту наставника. Сделать Землю вновь обитаемой.

— Если это его мечта, пусть сам её и осуществлял бы.

— Он умер.

Компиляция закончилась без ошибок. Автоматически запустилась тестовая программа, и Картонка поднялась со стула, встав между мной и Альфой. Пройдя до стены и обратно, она села на своё место.

— Извини, — я подобрал с пола выпавшие из разъёмов на Тонькиной шее провода, и стал поочерёдно вставлять их обратно. — я не знал.

— Ты не знал.

Сложив Тонькины руки на коленях, я поправил ей выбившийся локон.

— Я любила его.

Голос Альфы прозвучал еле слышно. Я даже сначала подумал, что мне послышалось.

— Прости?

— Я любила наставника. Он был словно яркая звезда на ночном небе. Хотелось видеть его, быть рядом с ним, помогать ему. Делить с ним горе и радость. Мы все любили его.

Альфа вздохнула. Во время этого монолога она смотрела в пол, будто и не со мной говорила.

— Сейчас мне интересно, любил ли он нас? Или мы для него были просто… питомцами? Скажи, реликтовый, ты любил когда-нибудь?

Я вспомнил первую школьную любовь, её острые коленки и неумело напомаженные губы. Институтские вписки. Отпуск на море.

— Так как ты — нет.

— А как?

Альфа подошла к стулу, на котором сидела Картонка.

— Ты любишь её? Потому ты так стараешься починить эту куклу? 

— Я просто должен, — я отвернулся к монитору, чтобы не видеть её сияющих глаз. — Мне нужно исправить то, чему виной я сам.

Альфа молчала. Но я знал, что ответ её не устроил. Может быть потому что он не устраивал меня самого. Только ли из-за собственной глупости я так корячусь, чтобы оживить Тонку? Разве у меня не было этих глупых фантазий, как я возвращаюсь сюда с прогулки по белому городу, а Тонка встречает меня: “С возвращением, мой Пигмалион!”

— Лжёшь самому себе, реликтовый, — нимб Альфы разгорелся ярко-синим пламенем, освещая всю комнату. — Что ж, пусть ты не просил, но я помогу тебе!

Альфа коснулась затылка Картонки, от нимба по её руке пробежала маленькая ярко-голубая молния, впиваясь в голову Тонки. Я вскочил, опрокинув кресло. Бросился к ним.

Поздно. Альфа легко подняла тело Картонки и швырнула в меня. Поймав почти невесомое тело в объятья, я не удержался на ногах и упал, ударившись об пол затылком. На мгновение всё потемнело.

 

Картонка

Робот-гекатонхейр с птичьим голосом проводила меня к месту “сражения”. Пятна крови уже высохли и потемнели, тёмно-коричневыми метками отмечая мой бесславный путь к попытке стать героем. Я забрался на груду бетонных обломков, где, оплетённая обрывками кабелей, лежала девушка. “Гиноид”, — поправил я себя, опускаясь рядом с ней на колени. — “Робот для секса, которую оставил на Земле улетевший к звёздам хозяин. Которая так рвалась его найти, что пробудилась в капсуле хранения, сломала стену и чуть не сломала себя”. И которой из-за меня выжгло центральный узел управления.

Я распутал провода, обмотанные вокруг тела девушки. Поднял на руки — она оказалась гораздо легче, чем я думал — килограмм двадцать, не больше. Как пушинка. Стёр с её щеки следы от окровавленных пальцев — её кожа была такой же мягкой и тёплой, как человеческая. Где-то там, под этой кожей, под странным сизым металлом, находилась её личность. Живая, запертая в этом сломанном теле, если верить словам богини-из-машины. Если бы я не набросился на робота-краба, тот бы не стал рубить кабели, в которых запуталась гиноид. И с ней было бы всё в порядке.

С девушкой на руках я зашёл в подъезд. Подёргал ручки дверей на первом этаже — одна из них оказалась незапертой. Внутренний интерьер квартиры-студии оказался не таким уж и отличающимся от того, к которому я привык — стол, шкаф кресла, кровать. Даже компьютер нашёлся. Устроив гиноида на стуле рядом со столом, я без всякой надежды ткнул в кнопку включения — и к моей непередаваемой радости, системник зашумел вентиляторами, монитор ожил, показав экран загрузки.

— А жизнь-то налаживается, — пробормотал я, бегая глазами по иконкам рабочего стола. Половина названий мне были незнакомы, но некоторые программы совсем не изменились. — Подожди здесь, я скоро приду.

В квартиру на четвёртом этаже пришлось вламываться с помощью лома. Зато внутри нашлась, кроме развороченной словно взрывом камеры хранения робота, ещё одна камера — пустая и совершенно целая. Из неё я позаимствовал все провода, какие смог.

Подключение компьютера к портам на шее гиноида заняло целый день. За окнами стемнело — но я даже не заметил, как прошло время. Не замечал ни голода, ни жажды — до тех пор, пока в консоли не появились первые отклики от железа:

 

loading...

CartoonKo OS 1.4881

system malfunction

/h for help

 

— КартунКо, значит, — я откинулся на спинку стула, закрыв глаза. — Картунка. Ну что, Картунка-Картонка, кажется богиня-из-машины ошиблась. Тебя можно восстановить.

 

О именах

— Спасибо тебе большое за всё! — Ио бросилась мне на шею, поцеловала в щёку. — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо!

— Всё-таки уходишь? — я улыбнулся, глядя в её лучащиеся радостью глаза.

— Конечно! — она подпрыгнула, проверяя, как сидит на ней рюкзак. — Как же я могу жить без моего хозяина? Я обязательно его найду! Пусть даже мне придётся обойти весь свет! Всю вселенную!

— Удачи тебе в поисках, — я старался говорить бодро, но получалось, наверное, так себе.

— Спасибо! — Ио развернулась и быстро потопала в сторону белого города, навстречу закату. Но через несколько шагов остановилась.

— Я забыла спросить твоё имя! — закричала она, махая руками.

— Меня зовут… — я прикрыл глаза ладонью. — Пигмалион.

— Красивое имя! Прощай, Пигмалион! Я запомню тебя!

И она ушла.

Ио. Какое смешное имя оказалось у моей Картонки. 

Когда я пришёл в себя после нападения Альфы, Тонка вовсю хлопотала вокруг меня, лежащего на кровати с мокрой тряпкой на лбу. Она так обрадовалась моему пробуждению, что запрыгала. Гиперболизированные чувства лились из неё фонтаном, как и поток слов.

За полчаса, пока я приходил в себя, Тонка успела рассказать о себе. Как зовут, что умеет, как себя чувствовала, пока не могла контролировать тело. Насколько сильно любит своего хозяина.

О последнем она упоминала через слово. Какой он замечательный, красивый, скромный, и так далее, и тому подобное. А потом заявила, что отправляется на его поиски. Все мои доводы о том, что Тонка не сможет найти хозяина разбились о её непреклонную уверенность.

В итоге она ушла.

И я снова остался один.

Поднявшись на крышу своего дома, я встал на край. И стоял там, пока солнце окончательно не село.

— Эгей, прыгать собрался?

Я вытер лицо рукавом и обернулся. Альфа стояла в нескольких шагах от меня. В темноте выражение её лица было не разобрать, только силуэт в белом комбинезоне был хорошо различим на фоне тёмного неба.

— Явилась, Филомедея.

— Не называй меня так!

Она подошла ко мне ближе, и я различил на её щеках слабый румянец.

— Я… я хочу извиниться.

— Не надо.

— Извини меня, пожалуйста, реликтовый! Я не знала, что так всё обернётся, поэтому и не стала сразу чинить эту куклу. Думала, что тебе будет хоть какое-то развлечение. А потом…

— Что потом?

— Чем дольше ты с ней возился, тем сильнее к ней привязывался. Надо было раньше её исправить, но тогда ты бы расстроился. А я не хотела видеть, как ты расстраиваешься. Поэтому… извини, реликтовый.

— Может хватит меня так звать?

Альфа протянула руку, взяла меня за локоть.

— Но ты не сказал, как тебя зовут. Пигмалион? Это имя ты назвал кукле? Оно же не настоящее.

— Дурацкое имя.

— Можно, я буду звать тебя Киабан?

Её пальцы на моей руке мелко дрожали. В глазах мерцал отражённый свет звёзд.

— Зови как хочешь.

Альфа внезапно притянула меня к себе, свободной рукой зарывшись в мои порядком отросшие волосы.

— Тогда ты зови меня Клиодна.

Только сейчас я заметил, что чего-то не хватает.

— Где твой нимб?

Она сильнее прижалась ко мне, уткнувшись носом мне в шею.

— Пока ты рядом, он мне не нужен.

 

Эпилог

Клиодна всегда приходит после заката. Молча садится в кресло в углу и замирает там. Лишь её глаза сверкают холодными сапфирами. Я не могу запретить ей приходить сюда — в конце концов это её планета. Иногда мы болтаем о пустяках.

— Как прошёл день? — я ставлю сериал на паузу. С момента моей заморозки люди наклепали столько контента, что всей моей оставшейся жизни не хватит на его потребление.

— Нормально.

— Как Финней? Уже починился? — металлические тела роботов, оказывается, не слишком долговечные, и регенерировать не умеют. Зато могут менять поломанные части.

— Завтра меняет последнюю ногу.

— Хорошо.

Я снова утыкаюсь в экран, не видя и не слыша того, что на нём показывают. Это, наверное, глупо и совсем по-детски с моей стороны, вот так обижаться на Кли. Она совсем не этого заслуживает. Но я не могу пересилить себя, свою обиду. Глупо.

— Финней просил меня передать, — Кли отворачивается, — Просил передать, что ему не помешала бы твоя помощь в калибровке приводов.

— Можешь передать Финни, что я ценю его заботу, и что без меня он справится быстрее и лучше.

Молчание.

Серия закончилась. И ещё одна. Я сходил на кухню за водой. Включил следующую серию. Кли свернулась в кресле клубочком, словно кошка и тихо сопела. Её рука свесилась до пола, изредка подрагивая в унисон её снам.

Допив воду, я осторожно поднялся с кресла, подошёл к девушке и аккуратно поднял её на руки. Перенёс на кровать, укрыл тонким пледом. Вернулся за комп.

Может и правда стоит сходить завтра к крабику? Посмотрю хоть, как он устроен изнутри.