Тени на стенах пещеры играли, менялись, принимали причудливые формы фантастических зверей. Костя проморгался и попытался отогнать наваждение. Кажется, недосып начинал его догонять. Последние три дня сон к нему не шел — тяжело было заснуть под китайскую пытку капель воды срывающихся со сталактитов, думая о миллионах тонн камня над головой, об абсолютной темноте, от которой защищал только фонарь. О том что неизвестно сколько им еще здесь оставалось находится.
— Ты точно уверен что она здесь? — спросил он Алекса.
— Нет, не уверен — Алекс уже разулся, и массировал ноги, опухшие после целого дня в тесных скальных ботинках. — В таком деле можно было быть уверенным если бы мы не были первооткрывателями, если бы Аркадию уже нашли, подробно описали и водили туда экскурсии.
— Но почему здесь, в Афганистане? А не где-нибудь в Греции.
— Ты меня совсем не слушал? Это же бывшая Бактрия, одна из осколков империи Македонского. Здесь почти тысячу лет был греческий анклав. И это одна из наименее исследованных археологами частей мира. Я три года гонялся по библиотекам за крохами информации. Уверен? Нет. Но если бы у меня не было хорошего повода, я бы не потащил тебя сюда.
Банка тушенки, разогретая на газовой горелке, с черствыми сухарями — вот и весь ужин. Костя завернулся в спальный мешок, с завистью глядя на округлую тушу друга, которая до треска швов наполняла его спальник. Алекс уже храпел, ему все нипочем. А Косте оставалось только пытаться думать о славе которая его ждет, пока усталость не сморит его окончательно.
— Вставай. Утро на дворе.
Вот ведь наглая ложь. Время будто не двигалось — что день, что ночь, пещера оставалась неизменной и мертвой. Закрыл глаза, открыл — и все то же самое, будто и не спал. Костя перед экспедицией читал о спелеологах, которые потеряв счет времени бодрствовали по двадцать часов, сами того не замечая.
Сам он спелеологом не был. Даже сталактит от сталагмита он мог бы отличить только при помощи википедии. Скалолазание — да, и он предпочел бы оставаться с наружной стороны гор, не имея никакого желания изучать их внутренности. Но Алекс как-то все же сумел уговорить его. Алекс мог быть очень убедительным, когда ему было что-то нужно, и он не хотел делиться ни с кем чужим своим будущим открытием.
Они будто спускались по титанической лестнице — одна и та же рутина каждый раз. Закрепиться, бросить фальшфейер с уступа, спустить рюкзаки, спуститься самим, отталкиваясь ногами от неровной влажной стены. Алекс каждый раз шел вперед. Хотя Костя и знал, что запас прочности у снаряжения такой, что на веревке вполне мог бы повеситься депрессивный слон, вид друга, который висел на тонком шнуре, как жирный паук на невидимой паутине, каждый раз заставлял живо вообразить как со скрипом разгибается карабин, как крошится камень, как со звоном рвется натянутая струна.
Ступень за ступенью все глубже проникали они в сердце тьмы. Наконец нисхождение кончилось. Они находились в жерле огромной пещеры, стены которой не мог найти слабый свет их фонарей. Уставшие тела просили о привале, но Алекс не хотел останавливаться.
— Я чувствую, мы близко.
Он шел вперед наугад, по наитию. И предчувствие оказалось верным — скоро они остановились перед огромным круглым камнем, похожим на мельничный жернов, слишком правильным, чтобы быть чем-то кроме творения человеческих рук. Сверху из-за него сиял слабый свет.
— Посмотри — Алекс указал на низ камня, опиравшийся на выбитый в скале желоб, где его удерживали два клинообразных куска мрамора. — Кажется это дверь.
— И как ты предлагаешь ее открыть.
— Если я не ошибаюсь… — он не закончил, вместо этого с кряхтением отодвинул опоры которые удерживали “дверь” на месте. Ничего не произошло.
— Секунду… — он задумался, осмотрелся, освещая пещеру фонарем. — Ага!
Пятно света выхватило из темноты бронзовый лом, лежащий на полу.
— Помоги!
Костя послушался. Вместе они уперли конец лома в пяту камня и налегли изо всех сил. Со скрежетом, он откатился в сторону, открывая выход. В глаза им ударил свет, настоящий солнечный свет, а легкие наполнил густой, полный цветочных ароматов воздух.
— Что я тебе говорил? Мы в Аркадии.
Щурясь, слепые, как новорожденные котята, они вышли под сень деревьев, качающих тонкие ветви в дуновении Зефира. Между стволов, молодой олень поднял голову, посмотрел на пришельцев внимательными умными глазами, грациозно подошел к ним и остановился, будто чего-то ожидая.
— Дай ему сахара. — прошептал Алекс, боясь спугнуть благородное животное.
— Он на самом дне рюкзака.
— Ладно, потом. Надеюсь, это не какой-нибудь обидчивый бог в оленьем обличье, который карает путников за жадность.
Разочарованный, олень удалился, гордо подняв рога.
Найденная лесная тропинка влилась в широкую тропу, которая через час превратилась в настоящую мощеную дорогу. Путешественникам пока еще никто не встретился, но человеческое присутствие чувствовалось вокруг — дорога была ухоженной, ни одна травинка не пробилась между камнями брусчатки. Вдали виднелась зеленая масса деревьев, которые они сначала приняли за рощу, и только подойдя поближе осознали, что перед ними стоит город.
Тенистые улицы были безлюдны. Наугад, Алекс и Костя зашли в один из многих опрятных домиков, у которых даже не было дверей. Внутри в прохладе, местный житель лежал раскинув тощие волосатые ноги, укрывшись с головой козлиной шкурой и блаженно храпел.
— Я извиняюсь… — начал Алекс.
Аркадиец почавкал, пробормотал что-то во сне и повернулся на бок.
— Я не хотел бы вас побеспокоить…
Всклокоченная голова показалась из-под желтой шерсти. Абориген встал, сказал что-то на певучем, непонятном языке.
— Мы не понимаем.
— Ах, русские. — в голосе аркадийца не было слышно ни малейшего акцента. — Простите что не понял сразу. Мы сорок лет не видели русских людей.
Костя и Алекс переглянулись. Им одновременно пришла в голову одна и та же мысль — если они видели русских сорок лет назад, то славой первооткрывателей тут не пахло. Но с другой стороны, если они не слышали об Аркадии, как о чем-то найденном, то, значит, те кто побывал здесь до них, почему-то не стал никому о ней рассказывать.
“Или не вернулся”. Не самая воодушевляющая мысль
— Пойдемте, я познакомлю вас с архоном. Кстати, меня зовут Иолай.
Вместе они двинулись вверх по извилистым узким улицам, пока не вышли на агору.
— Вы немного неудачно попали. Обычно здесь полно людей, но вчера как раз кончился симпозиум, поэтому все отсыпаются у себя дома.
При этих слова он широким жестом обвел рукой площадь. Всюду были видны следы грандиозной попойки — черепки разбитых амфор, обглоданные кости, розовые винные пятна, лужи чего-то, к чему не особенно хотелось внимательно приглядываться, несколько бесчувственных тел, которым не хватило сил добраться до родных стен.
Единственным на Агоре кто кроме них находился в вертикальном положении, был архон. Приподняв нижний край туники, он увлеченно полировал свой лиловоголовый скипетр. Иолай поморщился:
— Деми, я знаю что у нас полная свобода, но иногда мне кажется что ты перегибаешь палку. Что подумают о нас гости?
— Гости? Замечательно! У нас лет двадцать не было новых лиц. — Архон оправился, протянул ладонь. Рукопожатие у него было крепким. И влажным. — Сейчас я подумаю что нам с вами делать. Нельзя ли вас заинтересовать в профессии раба? Работа стабильная, график удобный, оплата сдельная.
— Мы пожалуй откажемся.
— Жаль. С тех пор как умерли последние потомки рабов с которыми мы пришли сюда, мы никак не можем найти им замену. Что ж, придется принимать вас в соответствии с законами гостеприимства. Думаю вас устроит ночевка со мной во дворце? Отдохнете с дороги, я знаю, что пусть сюда неблизкий. А завтра вы сможете увидеть совершенное общество во всем его благополучии. Иолай, проводи их, а я пока закончу здесь.
Путники снова последовали за своим гидом. Перед ступенями дворца, Иолай вдруг резко дернул Костю за рукав.
— Осторожнее!
— Что…
И тут он увидел. Прямо перед ним, хищно нацелившись наконечником в кадык, в воздухе висела стрела. Насколько он мог видеть, ничто ее не удерживало, и тем не менее она не спешила никуда лететь и не собиралась падать.
— Как известно, стрела в воздухе в любой момент времени занимает отрезок пространства равный ее длине и соответственно никуда не движется. Правда обычно это известно только людям, но эта стрела, кажется, тоже начала о чем-то догадываться. Мы все хотим поставить вокруг нее какую-нибудь оградку, но местные и так знают что ее нужно обходить, а иноземцы… ну вы уже знаете, что они бывают у нас не так уж часто.
На самом деле называть стоящее перед ними жилище дворцом было бы смертельным оскорблением для Версаля, Царицыно и даже провинциальных дворцов культуры. Построенный из камня, а не из дерева, в отличие от остальных домов Аркадии, двухэтажный — тем самым гордо возвышаясь над другими хижинами, он все еще скорее походил на хибару, которую построил себе последний кулак вымирающей тамбовской деревни. Иолай, кажется прочитал в их взглядах некоторое разочарование.
— Вы должны понимать, что в обществе, где царит равенство, было бы странно слишком выделять из толпы избранного лидера. К тому же местный камень совершенно не подходит для монументального строительства, мы потеряли всех аркадийских архитекторов под развалинами, когда они, по традиции, рискуя собственной жизнью проверяли устойчивость своего творения.
Внутри пахло козлиными шкурами и горящим жиром. Тусклые коптящие светильники уже были зажжены. В их свете, молодая девушка в простой тунике стояла у кипящего котла, помешивая содержимое, а полуобнаженный парень бронзовым тесаком рубил мясо.
— Знакомьтесь, это Флора, — девушка не оборачиваясь кивнула, — А это Фавн, дети архона. Они сделают так, что вы ни в чем не будете нуждаться. Ведь так?
Флора бросила быстрый взгляд на путников, густо покраснела и снова уделила все внимание своему вареву. Фавн же радушно улыбнулся.
— Разрази меня гром, если это не лучшее вино что я пил в своей жизни! — Алекс дошел до той своей стадии опьянения, когда он начинал изъясняться как пиратский капитан в приключенческом романе. — Скажу честно, поначалу я был разочарован, но что-то стоящее у аркадийцев все же есть.
Они сидели на крыльце после ужина. Сыр, лепешки и похлебка из козлятины, Костя сам себя удивил аппетитом с которым проглотил это угощение. А вино и правда было замечательным, прямо-таки трансцендентальным. И что-то такое было в вечернем воздухе, в лучах закатного солнца прорезающих облака, от чего смутно ворочалось в груди желание остаться в Аркадии навсегда. Он чувствовал что сегодня будет спать как убитый и улыбался, предвкушая.
Впрочем, когда он вернулся в свою комнату, он понял что сон пока придется отложить. Флора, нагая, распростерлась на его грубой лежанке. Когда он подошел, она робко взяла его за руку и сказала:
— Будь нежен. Это мой первый раз.
Только за полночь, она поцеловала его на прощание и тихо выскользнула из комнаты. Костя смотрел в темноту, вспоминая касания и движения предыдущих часов.
С шорохом отодвинулась дверная занавеска. Мягко ступая, вошел Фавн. Лампа, которая он держал в руке четко очерчивала рельеф его точеных мышц, стройное тело юного Аполлона. Костя встал ему навстречу, робко прикоснулся к его кудрявой бороде, мягкой и золотистой, как легендарное руно. Васильковые глаза, такие яркие на бронзовой коже, смотрели ласково и слегка насмешливо.
— Будь нежен, — прошептал Костя, — это мой первый раз.
— Вставайте, вставайте. — Иолай колотил деревянной ложкой о какую-то посудину — В Аркадии не принято залеживаться. Вы уже пропустили забег.
После вчерашней долгой ночи, в которой было много разнообразных физических упражнений и только пара часов сна, виды города совершенно не привлекали Костю. Он хотел запустить в навязчивого гида ботинком, чтобы тот отстал, не смог найти свою обувь, под лежанкой стояли только легкие сандалии из сыромятной кожи, которые были гораздо менее убедительным аргументом. Обреченно, он вяло поплелся за Иолаем. Откуда-то из глубины дома, к ним присоединился Алекс. Вид у него тоже был изрядно помятый. Мрачным кивком они поприветствовали друг друга.
Гонку они действительно пропустили, застав только церемонию награждения. Атлеты, взмокшие, еще не до конца отдышавшиеся, окружили кольцом черепаху, на панцире которой возлегал лавровый венок. Черепаха сосредоточенно жевала лопух. Бегуны сосредоточенно вспоминали рецепт черепахового супа.
— Каждый год они соревнуются и каждый раз Кселус побеждает. Не знаю даже, на что они надеются. Кстати, Кселус был знаком с самим Эсхилом. Правда их первая и последняя встреча закончилась трагедией.
Вдруг в стороне, откуда они пришли, послышалась перебранка и тонкий, девичий визг. Увлеченные толпой, Костя и Алекс двинулись в сторону шума. Там, окруженная кольцом зевак, извергая звучные аркадийские проклятия, стояла Флора, возвышаясь над поверженным Фавном, который, всхлипывая, лежал на земле, свернувшись и закрывая голову руками. В руке у Флоры был виден большой клок нежной рыжей бороды.
Подошел, опираясь на посох, архон. Увидев его, Флора разразилась долгой гневной тирадой, указывая то на Фавна, то на Костю и Алекса. Толпа окружающая их расступилась, и они тоже оказались в центре кольца. Аркадийцы смотрели на них осуждающе и мрачно. Кто-то выкрикнул одно короткое слово. Кто-то подхватил, и еще один, слово расходилось по площади как круги на воде. Скоро все собравшиеся скандировали его в унисон.
— Что они говорят? — Спросил Костя Иойлая, который неловко застыл на полпути между ними и остальным народом.
— “Суд”. Вас будут судить по всей строгости закона, как растлителей.
Аркадийцы не теряли времени. Пришельцев препроводили в амфитеатр на окраине города, где они остались под стражей, пока гонцы собирали мудрейших членов общества, из тех, кто не был сегодня на площади, потому что еще не воскрес после симпозиума. На это ушел всего час. Старейшины являлись один за другим, занимая свои места полукругом в нижних рядах, многие — с мокрыми волосами и бородами, будто их окунули в корыто, чтобы хорошенько разбудить и протрезвить.
Архон первым взял слово:
— Чудовищное преступление чужаков до самого основания потрясло всю Аркадию. Мои собственные дети оказались жертвами сладострастцев, злоупотреблявших скромным даром гостеприимства. Простим ли мы подобное вторжение в наше счастливое общество?
Рев толпы ответил вполне однозначно.
— Кто хочет первым выступить с обвинением?
Мудрые старцы разом все подняли руки, подобно классу, полному отличников, услышавших легкий вопрос. Некоторые даже подпрыгивали на своих местах от возбуждения.
— Ты, Ксенофонт.
Мрачный скелет с глубоко запавшими глазами вышел на сцену.
— Добрые люди Аркадии, рассудите сами. Разумное существо обладающее полнотой знания всегда поступит этично. Стоящие перед нами злодеи, даже зная преступность своих действий, не смогли удержаться от удовлетворения своих низких потребностей. Из чего можно сделать вывод — они существа неразумные. Далее, наш закон не запрещает употребление неразумных существ в пищу. Потому, в качестве наказания для этих двоих, я предлагаю отправить их в котел с похлебкой и подать их к столу на следующем симпозиуме.
Бурные овации поддержали это предложение. Оратор кивнул и уступил место другому.
— В первую очередь, я, Евдох, хотел бы сказать дорогому Ксенофонту, что хотя человеческий закон и не воспрещает употребления в пищу существ одухотворенных, закон более высокий, закон совести велит проявлять милосердие. Говоря о разумности, о том чтобы не потакать низменным инстинктам, Ксенофонт все же сам не вполне справиться со своими порывами к насилию над теми кто слабее его. — Евдох посмотрел на предыдущего оратора с видом победителя, на что тот не обратил совершенно никакого внимания. — Что же до обвиняемых, их преступление уродливо так же, как их души и тела, а их вина очевидна всякому. Я предлагаю напоить их кипящей смолой.
Эта казнь вызвала не меньший энтузиазм у собравшихся. Откланявшись с благодарной улыбкой, Евдох дал слово Кинику. Он единственный в Аркадии кто был гладко выбрит.
— Ну растлили и растлили, чего истерить-то? Вполне естественное дело, в соответствии с природой вещей.Что естественно — то не безобразно, что не безобразно — то законно. Я прошу суд проявить милосердие к пришельцам и всего лишь отрубить им головы, как нарушителям спокойствия.
Его речь амфитеатр встретил гробовым молчанием.
— Да, да, я о вас тоже не слишком высокого мнения. — пробормотал Киник уходя.
Ему на смену явился тучный аркадиец с сонными глазами, который во время речи не переставал отщипывать виноградины с грозди, которую держал в руке.
— Ммм, я хотел бы сказать… Я в каком-то смысле согласен с предыдущим оратором. Ну разве это повод для проявления столь бурных чувств? Эээ, ну что это, как не маленькое невинное удовольствие? Разве из подобных небольших радостей не складывается в огромное целое сам смысл нашей жизни? Разве можем мы кому-то в них отказать? Разве можем мы пройти равнодушно, мимо прекраснооких юношей и девушек, пусть даже и не достигли они какого-то совершенно условного возраста? Что есть возраст? Всего лишь число…
Толстяка поспешно увели со сцены. Следующим речь произносил грязный человек в одной только набедренной повязке, со свалявшимися волосами и безумным взглядом.
— И ВИДЕЛ Я! ВЕЛИКАЯ БЛУДНИЦА ПРОЕДЕТ ВЕРХОМ НА ШЛЕМОГОЛОВОЙ ЗМЕЕ И ТАМ, ГДЕ ОНИ ПРОЙДУТ, ПО ВСЕ ЗЕМЛЕ БУДЕТ ВЕЛИКИЙ СТОН И ВЕЛИКОЕ ТРЕНИЕ ЧАСТЕЙ!
Тут вмешался архон:
— Кто выпустил Иону из клетки? Это не смешно. Это никогда не было и не будет смешно. У нас тут серьезное дело, люди.
Суд тянулся. Ораторы сменяли друг друга, демонстрируя неизменное красноречие и, когда между собственными отвлеченными спорами они вспоминали о подсудимых, изощренную кровожадность. Косте и Алексу оставалось только размышлять, предпочитают ли они быть закопаны живьем или поджарены в бронзовом быке, хотя вряд ли кто-то собирался учитывать их мнение.
Когда солнце уже клонилось к закату, архон выступил с заключительным словом:
— Правом данным мне волей народа Аркадии, я готов вынести приговор. Мы со всех возможных сторон обличили вину чужеземцев. И нам не остается ничего, как приговорить их к самому суровому из всех возможных наказаний.
Тут он взял драматическую паузу.
— К изгнанию!
Иолай вызвался проводить их до выхода, даже взял на себя часть ноши. Вид у него был виноватый.
— Каждый раз это случается. — он вздохнул. — Совершенное общество, сами понимаете. Десятки лет без преступлений. Как только появляется возможность учинить суд на странниками, аркадийцы вцепляются в нее как голодный пес в кусок мяса. Надеюсь это не слишком испортило вам впечатление от визита. Будьте добры, закройте за собой вход, когда будете уходить.
Камень послушно встал на свое место и исследователи снова оказались в пещерной тьме. Указав большим пальцем себе за спину, Костя спросил:
— Ну что, хочешь кому-нибудь об этом рассказать?
Алекс только мотнул головой.
Им предстояло долгое восхождение.