Индустриальное гудение - удивительная по своей природе музыка, звучала у меня в ушах ритмичными гулом огромного поршня. Словно подчиняясь этому машинному ритму, покачивала бёдрами, плечами и прочими частями тела, моя напарница, юная эльфийка Эйли.
Эйли белым пятном выделялась на фоне стали и латуни, выглядя здесь несколько неуместно. Её тонкие пальцы, предназначенные для лёгкий касаний, каллиграфического письма на звёздных картах, изящных пассов сложных магических рун... сжимались на невероятно обыкновенном вентиле паровой машины.
-Выключаем? - крикнула она мне, не оборачиваясь. Я кивнул. Потом, осознав, что мой кивок не был замечен, крикнул нечто утвердительное. Надавив всем телом, Эйли повернула вентиль и спрыгнула с подмосток машины ко мне. Наверху медленно затихали сотни швейных машинок. Рабочий день одёжной фабрики, затерянной где-то на просторах Талмассы, заканчивался.
Эйли, совершенно не соответствующая характером своим предкам из сказок, подошла ко мне, вытаскивая из волос спицы и позволяя длинному серебряному водопаду локонов обрушиться на плечи, разлетевшись брызгами выбивающихся прядок. Эйли, облачённая в кожанку и холщёвую рубаху, с вымазанными машинным маслом лицом и руками, всё ещё выглядела как эльфийка. Глядя на неё, не верилось, что такие, как она, будут работать на заводе. Операторами паровой машины. Но это произошло.
Тяжёлая промышленность сначала уложила магию на лопатки, после чего, улюлюкая, избила её труп. Заклинание произносится секунду, либо колдуется взмахом руки. Сложные заклинания требуют начертания рун. Ещё более сложные - нескольких операторов. Пулемёт “Пеночка” палит со скоростью пятнадцать патронов в секунду. У магии не было шансов. И тогда высшая раса сначала признала своё поражение, а потом эльфийские владыки пришли проситься к нам на работу. Сначала, разумеется, на высокие должности, советниками да подсказчиками у наших владык. Только их тысячелетняя мудрость с каждым днём становилась всё более и более бессмысленной, и государственные советники стали писцами да чиновниками, а после - и вовсе оказались на производствах, в услугах, в общем - на не самой квалифицированной работе.
И Эйли, одна из тех, для кого расклад был таким с рождения, не то, что бы горела идеями реваншизма, скорее напротив, наслаждалась нынешним положением.
-Сумпо-ор! - протянула она, размашистым движением руки прислоняя палец к моему солнечному сплетению. - Поможешь с обмотками?
Я кивнул. Повернувшись спиной, Эйли скинула куртку и рубашку, демонстрируя широкую обвязку груди, стягивавшую её, на деле довольно обширный, бюст. Глянув на жуткий узел, я просто поддел его ножом, позволяя повязкам упасть на пол.
-Ах-хааа! Как же хорошо.... - Эйли подняла рубашку, вновь надевая её на себя. - У нас ещё есть время?
-Полно.
Я закрыл заслонки вентиляции и дверь. Подошёл к паровой машине и, крутанув огромную рукоять стравливания пара до упора, позволил горячей струе рвануть наружу. Через несколько секунд вся наша операторская превратилась в огромную баню. Хорошо.
-Хэ-эй! Ты бы предупредил! - донёсся голос из-за пелены пара. Когда, наконец, в раскалённом молоке я нашёл свою спутницу, она была уже раздета.
-Всё! - театрально-приказным тоном, с не сходящей с лица улыбкой, заявила она - Отмывай меня! А то свалил на меня всё смазывание! Мужчина, тоже мне!
-Я мясо таскал. И кормил им дракона. Мне за такие моральные страдания должны платить две зарплаты, а ты ещё меня попрекаешь. Представляешь, что значит покормить дракона? Почему мы не пользуемся углём, как нормальные фабрики?
Эйли сочувственно погладила меня по голове, после чего расстегнула пуговицы на моей рубашке.
-Тьфу... - продолжал жаловаться на жизнь я. Не совсем понимая, кому: эльфийке, через силу раздевающей меня, или темнеющему за пеленой пара колоссу паровой машины, под которым, где-то внизу, лежал дракон. Наверное он, как и утром, пыхтел клубами дыма и вылизывал и без того сверкающую чешую.
-Пойдёшь, называется, на заводскую стажировку, познакомиться с машинами в работе, а тебя отправляют драконов кормить. Тьфу...
Я наконец обратил внимание на Эйли, упорно пытавшуюся стянуть с меня остатки одежды.
-Сумпо-ор! - проныла она. - Оно всё уже отсырело, хочешь, чтобы и пропотело к тому же?
Вняв ей, я наконец встал, снимая брюки. Эйли, выдохнув, пропала с пачкой моей одежды где-то в пару.
Не знаю, как влияет на кожу мытьё технической водой из водопровода, предназначенной для очистки котла паровой машины, но, думаю, явно лучше, чем машинное масло. Посему, налив в лохань прохладной воды, я усадил вернувшуюся Эйли к себе на колени и начал старательно оттирать густую тёмную смазку. Но если вы когда-нибудь пытались оттереть водой присохший гудрон - должны понимать, насколько тяжёлая это задача. Так что, когда я закончил, лицо Эйли было красным от трения.
-Я думала, что ты с меня кожу сдерёшь. - заявила она.
Вряд-ли кожа сдирается так просто...
Я разглядывал обнажённую эльфийку, сидевшую на лавочке возле меня и истекавшую конденсирующимися на коже каплями. Светившиеся золотом газоразрядные лампы, находились где-то там, за непроглядной пеленой пара, так что свет, тысячекратно рассеянный, казалось, исходил отовсюду, из этой колышущейся завесы, скрывающей нас двоих от машины, от промзоны, от всей Талмассы и, пожалуй, от всего мира. И Эйли, подсвеченная со всех сторон равномерным сиянием, словно сама сияла аурой латунного света, полностью вписываясь в эту картину.
Я подался к ней и поцеловал.
Эйли закрыла глаза, приоткрывая рот. Помимо её губ, скользкого от слюны языка, я чувствовал ещё десятки микроощущений: мягкие флуктуации окружающего пара, капли, текущие по моим щекам, призрачный треск остывающей паровой машины, и Эйли... Я обнял её, каждой клеточкой тела ощущая мягкую эльфийскую кожу, лёгкую дрожь, проходящую по всему телу, мимолётные касания прядками волос, которые - то ли от колебаний пара, то ли от эльфийской магии, вскрытой возбуждением девушки, то ли от неуловимых мне движений головы Эйли - двигались.
Эйли наклонила голову, прижимаясь ко мне ещё сильнее, сильнее, чем позволял поцелуй, ловким движением - с небольшой помощью моих рук - пересаживаясь на мои колени и - лёгким, плавным толчком бёдер - насаживаясь на меня. В момент, когда, видимо, я задел у неё внутри одну из чувствительных точек - или несколько чувствительных точек, кто их знает, эльфиек, она резко выгнулась назад, так сильно, что я чуть не отпустил её от неожиданности.
Её перламутровая кожа всё сильнее блестела, от парового жара и от возбуждения, вода конденсата струилась по нашим телам, смешиваясь с потом, слюной и этим невероятным составом стекая на пол, чтобы затеряться в бездне гидроконвекционных систем завода.
А Эйли вновь полезла целоваться, на этот раз сильнее, страстнее, она целовала так, словно старалась выкачать из меня душу вакуумным насосом. Я не стал сопротивляться, и сам увеличил напор. Резко образовавшийся перепад давления уравнялся горячим паром, который с тихим, но отчётливым свистом вошёл в наши рты, и мы - синхронно, словно не раз репетировали это - разъединились и расхохотались.
-Сумпо-ор - ткнула она меня в грудь, не прекращая смеяться - может тебе вместо паровой машины поршень двигать, с такими-то помповыми способностями?
Я намеревался уже было ответить, как вдруг по моему телу пошёл разряд, резкий взрыв жара, волна удовольствия, описывайте как хотите... словом, Эйли крутанула бёдрами. Ума не приложу, как она это делала, но когда мы занялись сексом в первый раз, этой своей техникой она меня чуть не отправила прямиком за горизонт наслаждения и значительного усилия воли мне тогда стоило попросту остаться в сознании. Может, у эльфов подобное и было нормой, но для меня это было нечто... Эйли практически не совершала пресловутых “ритмичных поступательных движения”. Она, даже не пытаясь подняться с моих колен, резко скрутила всё тело - и, видимо, все мои нервы вместе с ним, учитывая, что по мне прошла ещё одна оглушительная волна счастья, настигла первую и ударила по моей голове с двойной силой.
А Эйли улыбалась, уже не беззаботно, а слегка перекошено, глаза пьяно блестели, она вновь прижалась ко мне, зажала губами мочку уха, заставив меня вздрогнуть и... крутанула бёдрами ещё раз, запустив третью волну.
Наверное, именно так образуется то, что называется штормом. Образуются в центре, на пересечении наслаждения и наслаждения, словно атмосферный фронт счастья, словно буря из столь неземных ощущений, что я, кажется, снова потерял контроль над своим телом. Перед глазами, даже закрытыми, завертелись калейдоскопы фиолетовых кругов. Выдержать ещё больше одного раза.... да, я не смогу.
Четвёртый проворот разорвался во мне оргазмом, финальным аккордом, завершающим эту непередаваемую канонаду эмоций.
Эйли, тоже слегка пошатываясь, слезла с меня и быстро села рядом.
-Сумпо-ор... - её голос дрожал, звеня непривычными обертонами, такими, какие бывают только у перевозбуждённой девушки. - Устроишь мне растяжку?
-Мх? Да, давай.
Я встал и пошарил в пелене пара под потолком, нащупывая щеколду, закрывавшую люк в антресоль. Щелчок. Люк распахнулся и, встав слегка на мыски, я вытащил оттуда несколько длинных кожаных ремней. В основном это сменные ремни для Машины.
Вслепую, по известному, вбитому в ноги пути, я поднялся на подмостки возле машины, врезавшись в резко возникшую из пара Эйли, уже прислонившуюся к латунной поверхности всё ещё тёплого цилиндра поршня. Золотой ореол, прежде едва различимый, сейчас сиял во всей красе. Латунь, перламутр и серебро! Латунь, перламутр и серебро! Боже, если на этом свете и было что-то прекраснее, чем зрелище предо мной, то я вряд-ли способен был это представить.
Эйли протянула руки, и я связал их ремнём, сформировав своего рода наручники, перекинул свободную лямку через клапан для экстренного сброса давления из камеры поршня и потянул, слегка отрывая эльфийку от земли, вытягивая её по окружности цилиндра. Поймав нужное положение - зафиксировал. Наложил ещё два перехвата - под грудью и между ног, перенося вес с “наручников” в ещё две точки, зафиксировал перехваты, и, наконец, накинул петлю на клапан, окончательно фиксируя связку.
Эйли закрыла глаза. Она любила этим заниматься. Она как-то пыталась мне объяснить ощущения “Удивительного перераспределения мышц... То, что обычно напряжено, расслабляется, то, что расслаблено - напрягается, это как комплексная тренировка по растяжке.”, но, если честно, тут работало правило “Не попробуешь - не узнаешь”. Так что я не знал.
Эйли тяжело дышала, но перламутр её кожи, за исключением щёк и носа, не изменял цвета. У эльфов другая терморегуляция?
Я поцеловал её снова, слегка прикусив её губу. Провёл языком по ней, поцеловал в шею, в ключицы... Эйли постанывала. В принципе, я мог отойти от неё на метр - она всё равно постанывала бы, ремни оказывали на неё буквально магическое действие.
Поцелуй за поцелуем я прикасался губами к её телу в самых разных точках, слизывая паровой конденсат, который был, пожалуй, чище всего прочего: в паровые машины заливают дистиллят, а в случае с Большой - фильтрат, поскольку в котёл можно залезть и почистить, если образовалась накипь. Так что эта вода - вполне себе питьевая. Паровая мгла постепенно начала развеиваться, а Эйли, от ласок по доброму десятку точек сразу, уже даже не пыталась сдерживаться в стонах.
Я обнял Эйли и поднял её ещё выше, перенося вес с верёвок на своё тело и ослабляя давление достаточно, чтобы высвободить клапанную петлю. Связка распалась очень легко и быстро и конец ремня с характерным шлепком кожи о воду - с нас уже прилично натекло. Эльфийка обхватила меня ногами, прижимаясь с внезапной силой и с демонстративным желанием взглянула на меня. Я позволил ей соскользнуть с моей поясницы к бёдрам, после чего сел на пол, готовясь к грядущему соитию, как вдруг...
Пространство пронизал лиловый свет. Остатки пара, всё ещё витавшие в воздухе, были сметены бог весть откуда взявшимся ветром. Эйли беззаботно улыбалась, а за ней сияла прямо на баке огромная руна, сложная и витая. Когда она её нанесла? Когда смазывала? Или ещё раньше?
-Мама говорила мне не делать такого с людьми, потому что вы - слишком жалки для этого. Моя мама была писарем в мелкой людской конторке. Не думаю, что её мнение о чьей-то жалости стоит воспринимать всерьёз! - рассмеялась Эйли. Фиолетовый свет становился всё более и более материальным. Бившие из руны лучи словно загустели, воздух вокруг становился вязким. Эйли толкнула меня на пол, заботливо прикрыв затылок от удара рукой, легла сверху, поцеловала. Оторвалась, наклонилась к уху и шёпотом, таким нежным и тихим, что, казалось, со мной заговорил мой внутренний голос, предупредила:
- Осторожно. Всё предыдущее в сравнении с этим покажется тебе плохой прелюдией.
И это было последнее, что я слышал, прежде чем рунический свет из жидкого не стал твёрдым и не ударил мне в голову оглушительным раскатом наслаждения.
Люди с юга в странных одеждах, часто становившиеся героями сказок, называли такое нирвана. Медики в белых халатах - эйфория. Я назвал это восторгом.
Это не был оргазм, это было чувство, стоявшее на недосягаемом для любого оргазма уровне. Я не видел, не ощущал ни мира вокруг, ни Эйли, наверное, всё ещё сидящую на мне, ничего, кроме заполняющего, отключающего, перегружающего каждую клеточку моего тела, чувства непередаваемого восторга, абсолютного концентрата счастья, идеального состояния тела и души, недосягаемого пика, на который взойти можно лишь однажды... И я чувствовал, что там, на этом пике, внутри меня готовится взорваться что-то ещё.
Наверное, идея “Не использовать это на людях” имела под собой некоторые основания.
Возможно, я сам оказался слишком слаб.
Так или иначе, я потерял сознание.
***
Проревел заводской звонок, сигнализирующий, что все работники могут собираться на ужин. Из технического помещения, в котором стояла огромная паровая машина, питавшая весь заводской комплекс, вышли слегка пошатывающийся юноша с фиолетовым блеском в глазах и девушка со слегка заострёнными ушами, облачённые в рабочую одежду комбината лёгкой промышленности № 214 государственного ведения Талмассы. Девушка наклонилась к парню и прошептала ему на ухо: “Да, примерно так это делается у эльфов. Придётся привыкать”.
Парень притянул её к себе и поцеловал.
В последний раз за сегодняшний день.