На мгновение все погрузилось в оглушительную тишину. Слева и справа, в зигзагах залитой недавним дождем траншеи, замерли в ожидании сотни сослуживцев. Нервно стиснутое оружие, грязная форма, обращенные к небу глаза – кто-то беззвучно молился, а кого-то била дрожь. Над избитым войной полем плыли свинцовые тучи.

               По окопам и траншеям растекся пронзительный, вгоняющий сердце в пятки свист. Приказ!

               Самокрутку – долой! Втоптать ее в грязь, а самому поспешить на одну из грубых лестниц. Кто-то должен быть первым, и кто-то, вольно или невольно, стал. А следом устремились вверх остальные. На ватных ногах, со страхом в груди и потаенной верой в артиллерию.

               Не зря ведь она добрые два дня перепахивала позиции фрицев?

               На поверхность выбрался еще один солдат. Ноги понесли его вперед и в сторону, руки стиснули ухоженную винтовку с блестящим штыком еще сильнее, а глаза не хотели видеть. Но видели. Унылую коричневую равнину с редкими, чудом уцелевшим деревцами, мили колючей проволоки, разнокалиберные воронки и грязь. Уж чего-чего, а грязь была повсюду. И, конечно, спины сослуживцев.

               Теперь – вперед! Бежать, убивать и умирать!

               — Быстрее, быстрее! — подгоняли командиры. — Пока гунны не опомнились!

               Заскочить в чавкающий грунт. Одну за другой миновать линии колючей проволоки через заготовленные проходы. Не смотреть на мертвецов. Мчаться, как мчались все, с пятью дюжинами фунтов за спиной. Ждать в движении.

               Уши солдата забил рев сотен, если не тысяч глоток. Он сам орал что-то невнятное, выплескивая страх. Немного помогало. Бежал ведь туда, где две недели назад бесславно полегли три роты.

               Но тела своих – на той стороне ничейной земли. А здесь одни только враги. Висевшие на колючке, засыпанные взрывами, утонувшие в грязи. Кто-то лежал здесь уже год, кто-то был совсем свеженьким, полуторанедельной давности. Воняло… привычно.

               Нещадно болела сведенная челюсть, но солдат не обращал внимания. Некогда, черт побери! Вперед и только вперед, пока волну пехоты не отхлестали смертоносные бичи пулеметов. А фрицы-то парни стойкие…

               Фут за футом, ярд за ярдом. Все дальше от невзгод окопной жизни.

               То вниз, в залитые мутной водой низменности. То вверх, по оплывшим и избитым стенкам воронок. Иногда под ногой чавкала гнилая плоть. Не по-человечески это как-то, но солдат не мог углядеть на бегу мертвых фрицев или своих, уж точно не посеревшие, изъеденные крысами тела под вязкой жижей.

               Война представлялась иначе.

               А солдат все бежал. Худощавый и высокий, он мог видеть немного больше прочих. Жилистое, наработанное на ферме тело не торопилось уставать. Бледный, раскинувшийся по всей левой щеке шрам от старого ожога кривил и без того перекошенное лицо еще больше.

               Последняя треть ничейной земли. Еще немного! Королевские артиллеристы похоже, перемешали врага с грязью!

               Может быть. Но эти позиции возводились без малого два года. А фрицы умеют готовиться.

               На горизонте заплясали крохотные звездочки.

               Чпок-чпок-чпок-чпок… Вжик! Вжик! Дзинь! Тра-та-та!

               Первый ряд скосило в мгновение ока. Парни и понять ничего не успели, как пулеметы с отвратительной легкостью оборвали их жизни. Только могли, что безжизненным комом повалиться в грязь. Или, что хуже, затихавшими голосами молить о помощи.

               Вниз! Воронка – сойдет! Привет, подгнивший соотечественник! Ты не против? Конечно нет.

               Солдат, заботясь только о собственной шкуре и винтовке, плюхнулся на живот. И торопливо подполз к краю воронки. Все, захлебнулась первая волна. Часть перебило, часть изо всех сил вжалась в землю – но, какого-то черта, упорно ползла дальше. Парню с перепачканными лицом тоже бы стоило.

               —Ты как, жив!? — басовито громыхнуло за спиной. Солдат обернулся. — Дьявол, ты бы сам видел, как упал!

               Лицо незнакомое. Грубое, словно выточенное из камня, все в оспинах. Короткая рыжая бородка выглядела неестественно аккуратно для такого-то окружения.

               — Нормально! — крикнул в ответ солдат. — Вроде живой!

               Где-то справа взлетели фонтанчики от пуль. Да и над головами просвистел десяток-другой. А размеренный стук пулеметов мог бы заколачивать гробы десятками в минуту – но никто не собирался хоронить погибших как следует.

               Только бы не заметили. Солдат осторожно выглянул из-за края воронки. Мешали широкие поля каски, но не снимать ведь ее. Выше, чуть-чуть выше, еще немного… И обратно!

               — Я не хочу! — нервно сказал парень. Пальцы отозвались болью – настолько сильно он стиснул винтовку. — Черт, черт, черт!

               — Как тебя зовут? — неожиданно спросил рыжебородый, повторив маневр солдата.

               — Рик! — выдохнул тот. — Рик Салливан!

               — А я Купер Фокс! Так вот, Рик! Вылезай из объятий дохлого Томми и вжимайся в землю! Как к матери родной, не поднимай головы и задницы, тогда можно подобраться ближе или свалить куда подальше!

               Рик это понимал. Не первый раз в бою – но раньше он только оборонялся. Фрицы умудрялись пробраться через пулеметный огонь, таких он и отстреливал. Даже, вроде бы, в кого-то попал. Но наступать? Сейчас? Чего ради!?

               — Надо… надо подождать! — выкрикнул солдат.

               А над полем боя вдруг расцвели зеленые огни сигнальных ракет. Сигнал! Что он значит, что он значит… из головы вылетело!

               — Подождать! Черт, они тебя услышали! — хохотнул Купер и перехватил «окопную метлу», помповый дробовик. Рик вдруг заметил утканную гвоздями дубинку на поясе соотечественника, всю в засохшей крови.

               Где-то в тылу, силясь перекричать пулеметы, раздались свистки. Один… два… три… Остановиться и ждать!

               Горизонт полыхнул вспышками стрельбы. Само небо разукрасилось красными, желтыми и оранжевыми цветами – на юге, на севере, на западе. Бог войны собрался исправить недоработку.

               Ни слов, ни мыслей. Только влажные, чавкающие объятия грязи, запах смерти и липкий страх. Солдаты вжались в землю как могли, до того, что во рту появился отвратительный, но прилипчивый вкус грязи. Только бы не дважды в одну воронку…

               Землетрясение. Не больше и не меньше. По линии укреплений выросли цветки попаданий, ахнула и содрогнулась земля, а пронзительный свист снарядов штопором ввинчивался в уши. Залп! Еще один! Еще! Пока дюймовки и фунтовки не раздробят дерево и бетон, не выгрызут фрицев из их нор!

               Пулеметы заткнулись, но ярость Империи сыпалась и сыпалась с небес. За грохотом фугасов спрятались тихие хлопки шрапнели – а там, из траншей на западе, уже торопилась новая волна.

               Что-то падало опасно близко. Что-то обдало солдат грунтом, кровью и древесными щепками. Обдало твердым воздухом, словно подгоняя их встать на ноги и ринуться вперед – на бесчисленные ряды колючей проволоки. Но еще немного, и обстрел закончился.

               — Нам повезло, а! — воскликнул Купер. — Можем сдохнуть не так глупо, как остальные!

               А Рик только-только оторвал голову от земли, повернулся – и сердце вновь ухнуло в пятки. Мертвец. Обстрел ли, или, может, солдат зацепил его рукой. Но мертвый Королевский Стрелок пялился прямиком на Салливана. Подгнивший, изъеденный крысами и непогодой, без одного глаза – но мертвый Томми, черт возьми, ухмылялся! Недвижимо, заползая своей улыбкой куда-то в душу, дергая за все ниточки страха разом.

               — Господи, какого! — вскрикнул Рик и торопливо отполз в сторону. А затем нервно пнул убитого. — Вот же! Надо ж было такое увидеть!

               — Рассмотрел? — Купер взглянул на солдата и осторожно высунулся из воронки. — Так им! А я на таких не смотрю, и тебе советую!

               — Не так он лежал! — из Рика вырвался нервный смешок. — А, к дьяволу!

               Солдат тоже высунулся посмотреть. По всей вражеской линии, насколько дотягивался взгляд, оседали клубы пыли и дыма. Никаких пулеметов. Никаких смертоносных звездочек, размеренного стука и редкого треска винтовок. Позади же надвигалась коричневая стена из новой волны пехоты.

               — Дождемся и пойдем? — полуутвердительно спросил Рик.

               — Я даже не капрал, парень! — хохотнул Купер. — Но так и собирался.

              

               Вторая волна бежала мучительно медленно. С одной стороны, это была передышка перед боем, с другой же… Рик с замиранием сердца смотрел то на своих, то на перепаханные позиции врага. А ну как оживут пулеметы? И продолжат хлестать по толпе, срезать коричневые колоски!

               Не ожили. Даже не тявкнула какая-нибудь винтовка.

               Уцелевшие в первой атаке понемногу вливались в следующую. То из воронки, то из-за мертвой лошади или крохотного «бруствера» поднимались грязные, но живые солдаты и шли вместе со всеми.

               И Рик с Купером тоже. Стараясь держаться поближе, они затесались в середину волны и продолжили наступление с остальными. Но теперь – по своим. В окопах ходили байки о том, как не выдерживали и сходили с ума пулеметчики, отбивая волну за волной – и, с мурашками по всему телу, Рик понимал, что это похоже на правду. Бойня.

               Мертвецы лежали спокойно. А тяжелораненые вопили со всей мочи, надеясь привлечь внимание. Или просто от боли. Некоторые захлебывались кровью изо рта, некоторые тянулись к людям и отчаянно сжимали раны, некоторые отползали в тыл.

               Волей-неволей, но по ним то и дело пробегал взгляд Рика.

               Шаг за шагом. Все ближе к колючке.

               Первые ряды уже пытались перебраться через нее. Шквал снарядов, конечно, снес опорные столбики, но проволока подло не хотела рваться. Искореженные, перекрученные, спутанные металлические нити все так же закрывали проход – но шел далеко не первый год войны.

               Вздохнув, Рик вытащил кусачки и ускорился. Рыжебородый остался за спиной, ну и черт с ним. Протолкавшись сквозь солдат, подойдя к заграждению и найдя подходящее место, Рик принялся за дело.

               Грязную, чуть ржавую нить в заточенную пасть инструмента, со всей силы надавить на ручки… дзынь! Перекусил. А затем еще и еще, расчищая дорогу для своих. Торопливо, но аккуратно, без желания, но так нужно. И постоянно следить за руками, каждый миг, ведь уколоться о проволоку легче легкого. Для того и сделана.

               Особо лихие проскакивали вперед других. В ход шло все – мундиры убитых, винтовки, рюкзаки. Лишь бы продраться через заграждения и нырнуть во вражескую траншею с оружием наперевес. Спереди уже разгорался бой.

               Все, путь свободен! Долой кусачки, винтовку в руки и вперед! Под громогласные вопли солдат, под бешеный стук сердца и торопливое дыхание, со сведенным в пугливой ухмылке лицом.

               Стрельба. Качается в такт бегу кончик штыка. А чертовы колбасники уже опомнились, уже подтянули свеженьких фрицев и гансов по поперечным траншеям!

               Рик бежал как мог. Перепрыгивал через свежие, еще дымящиеся воронки, вдыхал сгоревший тротил и отчаянно хотел домой. Хотя бы на время. Он проскочил мимо груды дохлых, разорванных на части лошадей. Едва не упал, когда нога скользнула на влажной грязи. А затем – скатился в темный провал окопа.

               Стало тесно. В воздухе, казалось, еще витала кровавая пыль – один из снарядов пришелся аккурат в скопление фрицев. Отупев от страха и возбуждения, Рик мельком взглянул на рваные куски мяса, на бурые стенки траншеи и двинулся дальше. Вглубь. Первой волне приказывали идти по низам.

               Он был не один. С коротышкой, с наспех перевязанным бедром. С седым, измазанным в грязи парнем.

               Теперь они никуда не торопились и шли со всей внимательностью, выглядывая врага или, что хуже, внезапную гранату. Прислушивались, но грязь чавкала слишком тихо.

               Вот он!

               Три выстрела слились в короткую дробь. А мужчина, в мышиного цвета униформе, вздрогнул и, прямо на ходу, рухнул лицом в мутную жижу. Выбросить гильзу, дослать патрон – идти дальше.

               Осторожно переступив через убитого, Рик прижался к стене и выглянул за изгиб хода. Дзынь! Перед глазами расцвел яркий сноп искр. Парень отшатнулся и рухнул на спину, пополз назад, хватаясь во все подряд.

               — Ублюдок! — выплюнул он. Взгляд все не хотел проясняться. — Чертов ублюдок!

               Что-то мягкое под рукой? Плевать! Фриц уже мертв, ему все равно.

               — Руку! Дай мне руку! — раздался крик со спины.

               Нащупав ладонь солдата, Рик вцепился в нее так, словно лез на дерево. Мощный рывок оттянул его подальше от поворота. Мимо прочавкали ботинки. Нужно было вставать, да поскорее!

               Куда легче перевернуться на живот. И поползти как животное, на четвереньках. Так Рик и сделал. Помчался куда подальше, не разбирая дороги, пытаясь проморгаться и радуясь тому, что ремешок на каске успел подгнить. Теперь, правда, каска осталась позади. А короткие черные волосы – не защита от пуль и осколков.

                Позади трещали выстрелы. Как вдруг…

               — ГРАНАТА! — истошно заорал кто-то из солдат.

               По телу разлилась отвратительная слабость. Но такое предупреждение… Рик пополз, казалось, еще быстрее. На дрожащих руках, за которые что-то уцепилось, на подгибающихся коленях. Дальше, дальше, дальше! За изгиб траншеи!

               Встреча со стеной оказалась жесткой. Зато ориентир – теперь вправо, так, словно за ним гонятся черти! И в глазах немного прояснилось.

               Бух!

               Успел! А кто-то нет – пронзительный, срывающийся крик боли походил на паровозный свисток. Но куда лучше Рик слышал скрип зубов. Собственных. Прошла тьма в глазах, остались только разноцветные пятна.

               За левую руку уцепился ремешок, на другом конце которого нашлась винтовка. Его винтовка. Нашлась – и немедленно перекочевала в руки, уставилась дулом и штыком куда-то в сторону врага. Для этого парень сел и подпер стену спиной.

               — Давай, ублюдок, только покажись! — горячо зашептал он. — Давай, давай! Я вернусь домой, а ты нет!

               Никто не выходил, так что Рик попробовал встать. Получилось на удивление легко. Пара шагов тоже без проблем. Не задело! И на лице проглянула кривая, но все-таки улыбка. Еще бы не этот холодок по всему телу…

               Свистки. Первый, второй, третий, четвертый… все. Отступление? Сейчас!?

               — Отходим! Возвращаемся на позиции, леди! — послышались отовсюду приказы. Близко, далеко, разными голосами, но говорили они одно и то же. Ну, раз так…

               — Уходим! Эй, слышите!? Забудьте о фрицах, мы отступаем! — закричал Рик и попятился. Проверить бы своих, но парень не хотел вновь выглядывать из-за угла.

               Шаг за шагом. Еще пара поворотов – и бежать! Бежать со всех ног, подальше от лающих выкриков колбасников. Промчаться весь путь в обратном порядке. До самых траншей по ту сторону линии фронта.

               По пути Рик наткнулся на других солдат. Раненых, и здесь оправданий быть не могло – потому он впрягся под первого попавшегося, едва перебиравшего ногами, и потащил его. Тот шипел и ругался. Неумело, без изысков.

               Отступление прошло словно в тумане, размывшем Рику воспоминания. Отдельными картинками запомнились колючая проволока, страх на нейтральной полосе и привычный, в чем-то родной уют траншей полка. Все то же самое, как у гансов – но другое. Другие названия «улочек» и «проспектов», кругом родная речь и мимолетное, обманчивое, но все же чувство спокойствия.

               Сдав раненого санитарам, парень поплелся на свой участок окопов. Поредело. Людей было заметно меньше, чем какой-то час… или когда? Меньше, чем утром. Это уж точно. И все усталые, вымазанные в грязи и крови, с хмурыми лицами и самокрутками во рту.

               — О, живой! — негромко обрадовался один из солдат. Он залез за пазуху и вытащил небольшую поделку из пяти гильз. В ней зияла вмятина. — Гляди, спас твой талисман! Вот как чуял, у сердца таскал, туда-то и попали!

               — Ага… рад за тебя, Оливер, — Рик грузно опустился на землю, откинулся на спину и снял с пояса флягу. — Скольких недосчитались?

               — Три четверти, если не больше, — откликнулся другой сослуживец. — Дьявольски жаркий денек.

               — Господи! — выдохнул Рик и выдул с половину фляги. — Господи, и чего ради? Просто так прогулялись на пулеметы и дубинки? Ох, вернуться бы сейчас домой, хоть на денек…

               — Еще не понял, да? — мрачно усмехнулся Оливер. — Мы не вернемся домой, Рик. Никто из нас никогда не вернется домой.

*

               Врезать бы за такие слова. Но солдату хватило тяжелых взглядов сослуживцев, и он, переменившись в лице, закрыл то ладонями. Тихо всхлипнул и задрожал. Сорвался. Рано или поздно, такое бывало со всеми – и вырытые полтора года назад траншеи повидали немало таких же молодых парней, столкнувшихся с Великой Войной.

               Но Рик еще держался. Трясущимися руками он сбросил ранец, достал из-под одежды отвратного табака и сделал самокрутку из агитки. Только вздохнул, увидев, что добрая половина просыпалась в грязь. Еще и подмокшие спички все не хотели загораться. Но он справился.

               А горький дым напоминал об остроте тротила. Или шимозы. Или чем там еще начиняла снаряды Королевская Артиллерия.

               Солдаты ждали, одновременно отдыхая после утренней бойни. Даже не полдень. Новых приказов не было, командиры, похоже, погибли – оставалось только жить привычной окопной жизнью. Приходить в себя. Дремать, забившись в укрытие. Доедать остатки завтрака, прожевывая каждый кусочек. Нервно вздрагивать, поймав раскаты далеких залпов и взрывов. Слушать свист беспокоящего огня над головой. Да мало ли дел!

               В беспокойной дреме время шло как-то странно. То растягивалось на часы, когда прошел всего десяток минут. То, за на секунду прикрытыми глазами, пролетали часы. И колбасники притихли. Ни артиллерии, ни попытки контратаки.

                — Эй! Это ты рядовой Рик Салливан? — дотронулся кто-то до локтя Рика.

               Рик приподнял каску и взглянул на разбудившего. Незнакомый младший капрал. Все тот же рядовой, по сути.

               — Обед давали? — вопросом ответил солдат. А собеседник-то был ранен, судя по бинтам на поясе.

               — Рано еще. Так это ты?

               — Верно, — зевнув, Рик поправил каску и отстранился от стенки окопа. — Что-то хотели?

               Капрал вытащил руку из кармана – та была сжата в кулак. Осторожно разжал ладонь и показал небольшую пулю, слегка мятую и покрытую бурой, подсохшей кровью. Все ясно.

               — Сегодня утром, когда отступали, — слегка усмехнулся капрал. — Прямо в задницу, представляешь? Застряла там, но коновалы расковыряли рану и вытащили. Можешь мне…

               — Конечно, — с кивком перебил его Рик и аккуратно, кончиками пальцев, взял пулю. — Покурить или шоколад, что найдется. Тебе на шею или как-нибудь еще?

               — На шею. Только у меня веревки или цепочки нет.

               — У меня есть. Сейчас и сделаю, если повезет, то управлюсь до обеда.

               Вернув пулю владельцу, солдат достал из-за пазухи небольшой, грубоватый портсигар. Только вместо сигарет там прятался набор крохотных, но удобных инструментов для работы по металлу и по дереву. Дрель, напильник, стамеска и тому подобное. Штука не его – снял с мертвого фрица, тот тоже прятал за пазухой. И, видимо, точно так же от безделья увлекся рукоделием.

               А дальше – терпение и ловкость рук. Не так уж и просто просверлить пулю насквозь, держа все на весу. Но он справился. Аккуратно пробил сквозное отверстие, стараясь не прикасаться к металлу дольше нужного, протянул светлую бечевку, связал концы и своими руками нацепил талисман на капрала.

               — Удачи, — сказал Рик, наблюдая, как капрал сунул пулю под одежду. Рядом с небольшим серебряным крестиком. — Все, что могу пожелать.

               — Спасибо. Говорят, твои поделки спасают лучше молитв, — собеседник вытащил мешочек. Табак, да не худший. — Это тебе, забирай целиком.

               — Говорят, — вздохнул Рик, принимая плату. — Я не Господь Бог, так что держись поближе к земле и не задирай голову.

               Капрал кивнул и ушел. А Рик немного побродил по округе, взглянул на вражеские позиции через перископ да отправился дремать дальше. Его черед часового настанет позже, в стыке между вечером и ночью. Остаток дня промелькнул незаметно.

               К вечеру горизонт окрасился со всех сторон. Где-то заходило солнце, а где-то усердно трудилась артиллерия, озаряя низкое небо вспышками и отголосками прокатываясь вдоль фронта. Привычная картина. Это наступление длилось уже месяц или два – тут Рик был не уверен. Так легко запутаться во времени.

               А колбасники все не подавали виду.

               Час, другой… скука. На смену зашедшему солнцу пришли осветительные ракеты. Их мертвенно-бледный свет разметил недавнее поле боя резкими тенями, заставил воображение работать вместе с подавленным страхом – и видеть что-то пугающее в том, что днем было привычным делом.

               В мертвецах. За краями воронок. У крохотных, чудом уцелевших деревцев. В брошенных, заваленных траншеях и блиндажах.

               И слышался тихий шепоток. Не то свои, не то воображение. Не разобрать слов. А вот шаги точно свои, чавкающие, хорошо заметные.

               — Тихо сегодня, — негромко сказал сослуживец. Из тех, кто днем вернулся от санитаров. — Чего-то да добились, а?

               — Может быть, — Рик пожал плечами. — Только обмен дерьмовый. Сколько, несколько сотен на одну тихую ночь?

               — И это если фрицы вылазку не сделают, — подхватил солдат и, поднявшись чуть выше по стенке окопа, посмотрел вдоль траншей. — О, молнии. Опять все зальет к чертям… черт, да ты погляди, как бьет!

               Рик посмотрел. И принялся чесать затылок, рассматривая далекое буйство стихий. Странное оно было какое-то, а в чем странность – понять не выходило. Затем громыхнуло. Не хуже артиллерийского залпа, а то и чаще. Вспышки и яркие нити с небес принялись бить все чаще и чаще… а затем исчезли.

               На смену им пришло слабое фиолетовое сияние. Будто облако под облаками. Полупрозрачное, оно притягивало взгляд и хотелось смотреть и смотреть, пока что-нибудь не случится.

               — Наши или гансы? — спросил Рик, стряхнув оцепенение. — Как думаешь? Эй, ты слышишь?

               А сослуживец глядел в небо. Под резким светом очередной ракеты его лицо походило на восковую маску, которая, почему-то, шевелила губами – и немигающими глазами пялилась вдаль. Как контуженный, как сошедший с ума солдат или выкопанный из-под заваленного блиндажа офицер-сосунок.

               Резкий щелчок затвора. Поведя плечами, Рик настороженно осмотрел ничейную территорию – чисто. Даже крыс не видно, они пировали где-то в паре миль к востоку. И запахи все привычные. Да что за дрянь-то?

               — Э-эй, ты чего? — сослуживец даже не шелохнулся. — Ангелов увидел? Или дом родной?

               Сработало. После нервной усмешки Рика, раненый медленно повернул к нему голову и кивнул. Рывками, как дверь с ржавыми петлями. Рик отшатнулся. По телу заплясали ледяные мурашки, а в кишках проснулась предательская слабость.

               Крикнуть? Посмотреть самому?

               Любопытство взяло верх.

               Но с предосторожностями. Отшагнув от солдата, Рик перекинул винтовку за плечо и быстро надел газовую маску. Неудобно, но… вдруг поможет? Теперь можно и взглянуть.

               Сияние как сияние. Наверное, как-то так выглядели полярные сияния – лично-то Рик их не видел, только читал в газетах и видел на черно-белых фотографиях. Широкая, полупрозрачная, фиолетовая лента словно колыхалась на ветру, то залетая в серые облака, то выныривая поближе к земле. Вроде и красиво, а вроде – так не на что смотреть.

               Где-то на стороне колбасников застучал пулемет. Затем еще и еще. Затем проснулись и союзные, открыли пальбу в сторону врага. Опять беспокоящая стрельба, погремят и перестанут. А вот сослуживца лучше бы отвести вниз.

               — Эй… господи! — Рик обернулся – и увидел, как солдат трясущимися руками держал нож. — Пошли вниз, слышишь!? Тьфу, дьявол!

               Долой маску! Кое-как на пояс, винтовку в руки – и вмазать прикладом по пальцам! Еще раз! И спихнуть вниз, подальше от сияния! Наверняка это оно!

              

                Солдат мешком рухнул в грязь на дне окопа, укрывшись тенью осветительной ракеты. С характерным шлепком, но тот был с легкостью заглушен стрельбой. Что-то пальба все разгоралась и разгоралась. Не к добру. Как и то, что парень вполне мог свернуть шею.

               Торопливо соскользнув вниз, Рик чуть ли не нос к носу столкнулся с разбуженным сослуживцем. Судя по ругательствам и плевкам, тот получил хорошую порцию вязкой, липкой жижи, заполнявшей все чертовы траншеи поперек континента – и хотел как следует потолковать с тем, кто это сделал.

               — Это я, — бросил Рик, выглядывая упавшего. — Какая-то дрянь на ничейной земле, Айзек засмотрелся и чуть не полез, спихнул его.

               — Какого дьявола вы там увидели? — прошипел сослуживец. — Черт, это ж надо было так упасть! Все глаза мне…

               Его перебил Айзек. В свете очередной ракеты видно было, как солдат извернулся, встал на корточки и… завыл. Яростно, так, как обычно воют в очень глубоком подпитии. Как бурлящая смесь коровы и козла, приправленная весенней кошачьей похотью и собачьей тягой к Луне. Как безумец.

               А затем солдат рванул к подъему на сторону фронта. Растерявшись, Рик попытался встать на пути, но Айзек оказался быстрее и проскочил мимо. Словно обезьяна ухватился за грубую, усыпанную занозами лестницу и в пару рывков взобрался на бруствер.

               — Черт возьми! — воскликнул сослуживец.

               — Стой! — не сдерживаясь, заорал Рик. — Стой, кретин, там же фрицы!

               Он ринулся следом – а у Айзека была изрядная фора. Тут и там слышались недовольные и удивленные восклицания перебуженных солдат. Быстрее, быстрее! Влажная лестница, липкий бруствер…

               Не успел. Не стал вылезать из траншеи. Но проследил за тем, что происходило в резком пляшущем свете ракеты.

               — Айзек! Стой! — безнадежно выкрикнул Рик.

               Чудом ли, но солдат не поймал пулю, хотя позиции гуннов еще не укутались в утренний туман. А Айзек рванул именно туда. Не разбирая дороги… или разбирая ее слишком хорошо.

               Подбежав к линиям колючки, солдат сжался как пружина – и прыгнул в самую гущу. В адское хитросплетение нитей из ржавого металла, в созданный артобстрелами и непогодой клубок. Непонятно как, но попал в самый центр. И забился в припадке, запутывая себя еще больше.

               Раздирая одежду о еще острые колючки. Разрывая кожу, не обращая внимания на ярко-алую кровь, столь хорошо заметную в мертвенно-бледном свету. С каждым движением, с каждым мгновением – Айзек делал только хуже.

               А пронзительный визг стоял на весь фронт.

               — Матерь Божья! — выдохнул кто-то из солдат. — Да бедный ублюдок с ума сошел!

               — Что с ним, Рик!? — пораженно воскликнул другой, разбуженный падением. — Ты про эту дрянь говорил, да!?

               Выход оставался один. Парень этого не заслужил – но домой ему уже не вернуться.

               Рик привычно встал на позицию. Будто готовясь отражать атаку. Сбросил с плеча винтовку и прицелился в соотечественника – а прицел совсем не плясал. Напротив, прилип к бьющемуся от боли телу.

               Безумная минута. Винтовка Энфилда могла стрелять чертовски быстро, если знать, как это делать. Солдат Империи учили так делать. Практика номер 22, быстрая стрельба.

               Держать щеку прижатой к прикладу, держать взгляд на линии прицела и передергивать затвор ладонью, а не пальцами. Звучит просто. Но, как и везде, нужна тренировка.

               Хлоп – пуля выбила из Айзека облачко пыли. Хлоп – мимо! Хлоп – и еще облачко! Хлоп – затих. Безжизненно повис в комке колючей проволоки. С рук стекали тонкие струйки крови, она же капала с одежды.

               Рик опустил винтовку, выдохнул и посмотрел на правую руку. Даже не тряслась, а дрожала. Вот и первый. По-настоящему первый, а не разделенный с кем-то еще.

               — Вы… — хрипло сказал он и кашлянул. — Вы… Я… Не оставлять же его так? Нет, это были фрицы. Вы согласны?

               Но слова солдата утонули во вспышке стрельбы. В трещотке, которая заиграла со стороны врага – а пули все так же редко свистели над головой. Затем мерно застучали пулеметы, новые и новые. Весь фронт стряхнул притворство беспокоящей пальбы и открыл огонь по-настоящему. Только вот куда?

               А осветительных снарядов в небе поубавилось.

               И над всем этим неслось фиолетовое сияние. Слабенькое, но заметное. И вдруг – оно пропало, будто никогда и не было.

               Рик торопливо осмотрелся по сторонам. Вдоль чертовых траншей, по которым, как говорили, можно было пройти от моря до моря поперек всего континента. Чем дольше парень жил в окопах – тем больше это казалось правдой.

               Никто уже не спал. Крики, возня и стрельба выдернули остатки подразделения из беспокойного сна, заставили взяться за оружие и встать на позиции. Завороженно полюбоваться сиянием в небе, вслушаться в слабые, почти незаметные обрывки криков и во все глаза следить за вражескими позициями. А там… почти и не было характерных вспышек.

               — Черт, черт, черт! — нервно проговорил солдат неподалеку. — Только не атака, только не артиллерия!

               Ствол его винтовки гулял так, что и в упор бы в амбар не попал. Из Рика же рвалось нервное хихикание. Никто даже не обратил внимания на то, что он хладнокровно пристрелил сослуживца! Или сделали вид – или все поняли.

               А затем смех как отрезало. Фрицы. Неровный свет выхватил из тьмы как вылезали из окопов фигуры в сером. Без пушек? Но смысл? Слишком далеко, чтобы углядеть детали.

               Тук-тук-тук-тук… это отдавался в голове Рика стук сердца. Пересохли те крохи слюны, которые еще отдавались во рту. Тело само собой втянуло голову в плечи, надеясь защититься от пуль и осколков. А руки застыли как вкопанные – и прицел винтовки недвижимо глядел на врага. Пусть подходят. Стрелки доделают работу за пулеметами.

               Не доделают.

               Ослепительная вспышка. Где-то далеко левее. Где было острие наступления. Где артиллерия грохотала, не сделав ни секунды перерыва после артподготовки. Где наверняка погибло и покалечилось столько, что просто так и не сосчитать.

               — Господи… — потрясенно прошептал Рик, закрывшись рукавом. — Это еще что такое!?

               Жар. Несильный, но заметный. Все вокруг будто солнце осветило. Доли секунды – и по траншеям прокатилась тугая, почти каменная волна воздуха. Солдаты с потрясенными криками полетели на дно окопов. Сама земля застонала от мощности взрыва.

               И вышибла из Рика дух, приняв во влажные, чавкающие объятия. Отдышаться оказалось сложно. Понять, где парень сейчас и что вообще происходит – еще сложнее. Зато, пытаясь вдохнуть, Рик видел, как неохотно отступало свечение, позволяло звездам занять законное место на небосводе.

               — Х-хорошо… кх! Рвануло! — прокашлял кто-то неподалеку. — Прямо… кх! аж сюда дотянулось.

               С этим Рик спорить не мог, да и не пытался. Он кое-как сел, уперевшись в стену окопа, и тряс головой, пытаясь выбросить звон из головы. Или то был шепот? Что-то посередине. Неприятное, такое, чего там быть не должно.

               Не получалось. Ну и ладно. Рик осторожно встал на ноги и прислушался к телу. Ныла спина, затылок побаливал, вот и все. Терпимо. Можно утолить свое любопытство – тем более, что снайперам сейчас точно не до стрельбы.

               Пошатываясь, Рик подошел к другой стороне траншей и огляделся, прежде чем встать на стрелковую позицию. Солдаты приходили в себя, погибших в этом изгибе окопа не было. Один изо всех сил сжимал уши, другой баюкал руку, остальные расползались по позициям.

               Фрицев не видно. Пропали осветительные ракеты, на ничейную землю падал только бледный лунный свет, да светили редкие огни в окопах. А стрельба не прекращалась.

*

               Вскоре от винтовок фрицы перешли к артиллерии. Легкие и тяжелые снаряды обрушились на уже побитые траншеи первой линии, тут и там вспышками поднимая в воздух столбы грязи и дыма. Привычная картина. Но Рик смотрел с довольной ухмылкой – враг избивал сам себя. В голове, тем временем, настойчиво бился вопрос – почему?

               Что вообще происходило, там, на другой стороне ничейной земли? Бунт? Какой-нибудь батальон, а то и полк, решил сбежать с фронта? Да нет, еще утром гунны сражались как следует. Или какой-нибудь чертов боевой газ, который они нечаянно выпустили на себя? По окопам ходило много вариантов.

               Сколько бы Рик не вглядывался вдаль – рассмотреть не получалось. Темно, слепили собственные осветительные ракеты, а фронт окутывался в подступавший утренний туман. Только и видно было, что разрывы снарядов.

               Взгляд солдата шарил вдоль фронта, избегая только одного места, стыдливо обегая его. Убитого. Темного тела, запутавшегося в металлической паутине колючки. Одного из многих, но этого прикончил сам Рик.

               И никто, похоже, этого не заметил. Или все молчаливо это одобрили.

               Спутанные мысли прервал Оливер. Снова.

               — Ты как? Получше стало? — обернувшись, спросил Рик.

               Солдат выглядел плохо. Остекленевший взгляд на тысячу миль, зажатые ладонями уши и перекошенное, наполненное страхом лицо, дрожащие губы – все и сразу. Навалилось после взрыва и не отпускало.

               — Нам конец, — пробормотал Оливер, подняв глаза на сослуживца. — Мы умрем, мы все так здесь и подохнем!

               — Да успокойся ты! — раздраженно буркнул Рик и посмотрел вдоль окопа. Все, кто мог, погрузились в беспокойный сон. — Слушай, иди вздремни, а?

               — Нет… нет! — перебив, замотал головой солдат. — Надо понять, о чем они шепчут! Понять, и тогда я смогу выжить!

               Не дожидаясь ответ, Оливер прижался к другой стороне траншеи и торопливо ушел прочь. А Рик вернулся к своим обязанностям. Выпало ведь дежурить в такое время! Ну ничего, собачий час – и можно поспать еще. Новых приказов-то не получили ни взвод, ни рота.

               Спустя десяток минут, если верить старым наручным часам, на той стороне фронта повисла тишина. Умолкли пушки. А винтовки с пулеметами уже молчали какое-то время. Фрицы успокоились – или готовились к привычному утреннему артобстрелу, неизбежному, как восход солнца. Каждый день, в одно время, пару-тройку десятков беспокоящих снарядов.

               Но до него еще час. Главное было не уснуть.

               Рик рассеянно пробежался взглядом вдоль фронта. Одно и то же. Дальние линии колючки утопали в грязно-сером тумане, с небес накрапывал дождик, а легкий ветерок доносил запахи грязи и разложения. Как обычно.

               В стороне, сильно правее, звякнула колючая проволока. Раз, другой, третий... А затем донеслись приглушенные туманом, полные боли слова. Рик не понял ни единого – но характерный лающий язык был слишком очевиден.

               — Тревога! — заорал другой часовой, сообразивший побыстрее. — Тревога! Подъем, парни, гансы на подходе!

               Рик вскинул винтовку, но не стал целиться. Позволил глазам бродить по своему сектору, выискивая любое движение. Враг мог быть не один.

               — Нихт шиссен! Иш гибе ауф! — донеслось из тумана. — Нье стрелять! Я сдаваться! Битте, битте!

               Перебежчик? С чего бы?

               — Иди! Сюда! Медленно! — прокричал часовой. — Будьте готовы, парни!

               Разбуженные остатки подразделения заняли позиции. Защелкали затворы. А кто-то на ничейной земле перестал сдерживаться и зазвенел колючкой, сыпля хриплыми, слабеющими ругательствами. А чем еще могли быть эти короткие фразы?

               — Я выход! — заметно тише крикнул фриц. — Нихт шиссен! Нье стрелять!

               Вот и он. Не удержавшись, Рик скосил взгляд на вышедшую на свет фигуру. Очередная мертвенно-бледная ракета подсветила мышиного цвета форму, с множеством бурых пятен. Грудь, руки, бока, откровенная кровь на шее и голове – да он был весь в крови! Без каски, с дрожавшей в руке винтовкой и неровной походкой.

               — Оружие! Оружие брось! — снова крикнул часовой и замялся. — Эээ… Гевер! Выбрось гевер!

               Винтовка выпала из руки и воткнулась в землю, владелец же побрел дальше. Каждый шаг давался, на вид, со все большим трудом. Один, другой… Так и норовили закрыться глаза, вдоль тела безвольно болтались руки. Встав на бруствер, вражеский солдат рухнул на колени, сплюнул нечто темное и вязкое и завалился в траншею.

               Рик навострил уши.

               — Да заткнитесь, он что-то говорит! — заставил всех замолчать раздраженный голос.

               Внимательный взгляд в свой сектор – никого. Все та же коричневая грязь и тот же туман.

               — Господи, бедный ублюдок! — воскликнул кто-то. — Кто ж тебя так? Харви, за санитаром, быстро! Скажи, что у нас пленник, весь изрезанный!

               Потерев уголки глаз, Рик вернулся к наблюдению. Хотел покинуть пост и посмотреть – но не мог. Да и черт с ним! Стоять осталось немного, можно будет спросить у других, а те расскажут во всех подробностях. Перебежчик, как-никак. Да еще и после тех странностей на вражеской стороне.

               Секунда за секундой, минута за минутой…

               — Все, отмучался! — объявили из окопов.

               Рик почесал затылок, пожал плечами и, оглядев ничейную землю еще раз, вернул винтовку за плечо. Похоже, фриц был один. И торопиться особо некуда – на мертвецов солдат наглядеться успел и подозревал, что наглядится еще.

               Взгляд невольно упал на убитого сослуживца. Он висел немного выше, разве нет?