Баньяны редкие деревья. 

 

Их небольшие рощи, встречаются только на западном побережье Крида. Они огибают горный хребет и растворяются в диких зарослях Массогонских джунглей.

 

Расщепляясь у самого корня на

десятки стволов, они не прекращают расти до самой смерти и раскидывают свою

низкую, но широкую крону с тяжелыми листьями на несколько метров в стороны.Несколько старых Баньянов со стороны легко спутать с целой рощей.

 

Баньян у которого Галеад

остановил лошадь выглядел так, точно западный дэва ухватил каждый из его

стволов одной из сотни рук, а затем в горячечном приступе исступленной ярости

связал в тугой узел. Баньян замер в агонии и его стволы точно клубок змей,

переплетались в попытке задушить друг друга. 

 

Он был болен. 

 

Кору покрывала густая черная масса, пористая как губка и сочащаяся белым гноем. Листва

осыпалась, а оставшиеся редкие листья свернулись иссохшими трубками. Почва

вокруг поблекла до трупной серости, высохла и пошла глубокими трещинами. На

черной проплешине вокруг, не росла трава, ни единой мелкой поганки, ничего

кроме черной, сухой земли.  

 

Галеад спешился и его накрыла волна кислого

зловония. Он отчетливо услышал едва различимый хруст, исходящий от темного клубка стволов. Под влиянием неведомой силы они продолжали медленно скручиваться. В некоторых местах, где губка образовывала толстые наросты уже отчетливо

различались глубокие щели. 

 

Здесь, в отличие от Белингема, он

успел вовремя. Хворь следовала за целью Галеада по пятам, всюду роняя

вредоносные споры. В Белингеме она успела дать уродливые плоды и заражённый

город пришлось предать огню вместе с двумя сотнями больных жителей.

 

Пришлось использовать раскаленную печать, могущественное, уникальное оружие из Схрона Молчания. Ну, ничего. Это всего лишь средство пусть и дорогое, носама борьба и цель важнее. Здесь он справится и без древнего волшебства. Хворь, поразившая Баньян ещё не созрела. Она слаба и Галеад должен справиться. Но даже незрелая Хворь опасна как новорождённый аспидус. Перед лечением всё равно требовалась осмотрительность и подготовка. 

 

Галеад расстегнул серебряные пряжки на груди, снял и перекинул через седло черный траншейный тренч, затем аккуратно пристроил на заднюю луку широкополую шляпу. Из сумки на крупе лошади вытащил две пузатые бутылки темного стекла, и сверток промасленной

ткани.  

 

Клинок – длинную широкую саблю вытащил из пристроенных к седлу ножен и воткнул в землю, на границе с испорченной землей. Последним из сумки появился тяжелый сдвоенный револьвер с массивной рукоятью, переходящей в короткий приклад. Галеад выудил из сумки патроны – шесть пузатых матово-медных бочонков и зарядил по три в каждый из двух барабанов.

 

Теперь настала очередь руки.

 

Пуговицы на рукавах его рубашки тянулись до самого плеча, но только на левой

руке. Галеад расстегнул их все и закатал рукав до самого верха. Он старался не

вспоминать случай, когда ради исцеления Хвори ему пришлось пожертвовать рукой.

 

Увы, но собственная плоть в тот день была лишь малой частью цены за победу над

Хворью.

 

Скорцио Фелли, старый Часовщик из

Белой Башни нашёл для него этот протез в архивах церкви и починил насколько

мог. Он был мудрейшим из нынешних Часовщиков, но даже он не смог разобраться в

устройстве творения рук Старых мастеров. Сделать нечто подобное он не мог, но

мог ремонтировать его и обслуживать, а этого было вполне достаточно для нужд

Галеада.

 

Галеад не был рядовым членом Церкви, и протез под стать ему не был просто инструментом. Он точно был живым. Его покрывала каллиграфическая вязь  древних магических формул. Он был теплым на ощупь и словно  вздрагивал, отзываясь на прикосновения щелчками древних механизмов. 

 

Галеад защелкнул замки на локте и

запястье, снял с шеи ключ на цепочке, вставил в крохотную замочную скважину в

плече и несколько раз провернул. Конструкция ожила, завибрировала и издала

звонкий щелчок, Галеад поморщился от острой боли. Для боя протезу нужна была

его кровь. Гибкие металлические трубки, как вены пронзали тело, связывая его

сердце с нутром устройства. Механизм начал греться жадно впитывая кровь. 

 

Галеаду вдруг почудился зовущий

его голос.  Откуда-то издалека его звали на незнакомом языке, называя

чужим именем. Такое иногда случалось, и он не обратил внимания. Теперь он мог

легко поднять свой монструозный пистолет одной рукой.

 

Одну из бутылок Галеад открыл и

обильно полил клинок остро пахнущей жидкостью. Вторую бутылку он вылил на

изуродованное дерево, под самый корень. 

 

Галеад вернулся к лошади и

вытащил из сумки узкий картонный цилиндр. Оперев пистолет на ногу он отломил

картонную крышку. Цилиндр моментально нагрелся и выплюнул факел белого пламени,

размахнувшись Галеад швырнул его в дерево.

 

Вспыхнуло жаркое пламя.

 

В воздухе запахло не костром, а горящей плотью. Дерево ещё мгновение назад будучи

неподвижным вдруг ожило. Кольца стволов пришли в движение, на землю посыпался

град из сухих веток. Земля под ногами Галеада задрожала, вздулась и лопнула,

открывая казавшийся бездонным, черный пролом. Из-под земли взвились корни Баньяна, ставшие гибкими под воздействием Хвори.

 

Галеад дернулся в сторону, не успев схватить револьвер. Тонкие, но сильные щупальца выскочили из-под земли и обвили его стопы, стараясь повалить, но он смог удержаться. Он

ухватил одно из щупалец, сжал, дернул в сторону. Механизм руки завибрировал,

издал сразу два щелчка, мягкая плоть поддалась и лопнула. Галеада окатило вязкой

черной жижей. Он потерял устойчивость и рухнул на землю. Проклятый Баньян тут

же потащил его в разлом. 

 

- Саркас! – рявкнул Галеад, стараясь хоть за что-то ухватиться. 

 

Его конь всё время флегматично

наблюдавший за тем как его хозяина вот-вот разорвут на куски, бросился в атаку.

Всем весом он врезался в скопление корней, встал на дыбы и принялся топтать

извивающиеся корни. Баньян переключился на скакуна и Галеад смог выпутаться. Он вскочил на ноги, подхватил саблю и рубанул объятый огнем ствол.

 

Пламя перекинулось на клинок и Галеад смог прорубить себе путь через кишащие

корни к револьверу. Мельком он успел бросить взгляд на своего напарника. Корни

уже полностью обвили несчастное животное, конь дергался и из последних сил

брыкался, но его неумолимо волокли в пролом. Массивное тело оказалось слишком

большим и корни с тошнотворным хрустом переломили его, мгновение и туша животного

полностью исчезла в чреве Баньяна.

 

Галеад ошибся. Он посчитал, что

Хворь поразила само древо, но видимые уродства были лишь следствием окончившейся болезни. Именно в корнях и был источник заражения, там уже успела

сформироваться и пробудиться Хворная тварь.

 

Закончив с конем, щупальца извиваясь

потянулись к Галеаду, но он уже успел вскинуть револьвер. Грянул сдвоенный

выстрел. Во все стороны полетели объятые белым огнём ошмётки плоти.

 

Дерево взревело от боли и его рёв

звучал так, точно ураган налетел на целую рощу сухих деревьев. Хруст, треск,

грохот. В скоплении щупалец, вьющихся

вокруг пролома образовалась брешь. 

 

Стараясь её затянуть, Баньян уже выпускал

из-под земли новые корни, а сверху потянулись толстые стволы. Галиад выстрелил

дважды. Одна пуля вверх по стволам и одна перед собой по корням. Пользуясь

заминкой, Галиад подбежал прямо к краю пролома.  

 

Яма была наполнена щупальцами, влажными от черной вязкой жижи. Галиад вскинул револьвер. Выстрел выжег в черной массе брешь, которая тут же затянулась. Проклиная себя за неосмотрительность, Галиад выстрелил еще раз и на этот раз удача ему

улыбнулась. Среди копошащихся корней он различил то, что нужно. 

 

Крохотная тварь, чудовищная пародия на человеческого зародыша как крот старалась зарыться поглубже в сплетение корней. 

 

Филактерия Хвори. Концентрированная

суть заразы, обретшая разум. Галеад отшвырнул бесполезный револьвер в сторону,

туда, где не копошились корни, перекинул меч в левую руку и прыгнул вниз. Вязкая масса опоясывала его, щупальца-корни обвивали плечи и тянули вниз, но он нещадно орудовал

клинком. Механизм выдавал целые трели щелков, вкладывая в каждый удар силу

Вечной пружины. Галиад в исступлении кромсал, рубил, колол, каждым ударом

отдаляя собственную смерть.  Он не мог отступить. Сформированной твари не

составит труда найти источник пищи. Это неподвижному зародышу достаточно

питаться живительными соками деревьев. Как только оно начинает двигаться ему

будут нужны плоть и кровь. 

 

Нужно было его измотать и прикончить. Но, что случится раньше – тварь, одуревшая от пожирающего её пламени, в изнеможении

отступит или упадёт и будет раздавлен, как несчастный Саркас сам Галиад?

 

В награду за две ошибки Галиаду

наконец-то повезло. Давление щупалец ослабло. Его больше не тянули вниз.

Щупальца перестали извиваться, а лишь слабо дергались. Не обращая внимания на

невыносимый жар и треск пламени, Галиад принялся раскапывать ошметки плоти в

поисках твари.  

 

Ему доводилось видеть взрослых

особей. Хворь приобретала разные обличья, до неузнаваемости коверкая облик

людей и животных самым чудовищным образом. Но вот только-только

сформировавшуюся тварь Галиад видел впервые. Толстое, бледное тело было в длину

не больше полуметра, покрытое мягкими на вид хитиновыми пластинами с восемью

парами лап. В целом она напоминала огромную сороконожку, если бы не уродливое,

но без сомнения человеческое, изрытое морщинами лицо. Морду (назвать ЭТО лицом

Галиад бы не смог при всём желании) перекосила гримаса ужаса. Круглые, белесые

глаза без зрачков расширились, унизанный мелкими зубами рот изогнулся в попытке

закричать и именно в распахнутый рот Галиад вогнал клинок. Затем наступил на

брюхо, выдернул меч и стал кромсать уродца, стараясь измельчить в мелкую труху.

 

Галиад вылез из пролома, только

когда жар стал совсем уж нестерпим. То, что раньше было, зараженным Баньяном

догорало в огне исполинского костра. Вскормленное больным деревом пламя

грозило перекинуться на соседние деревья, а после и на засеянные поля. 

 

Жители соседнего городка, увидев

зарево, уже спешили сюда. Галиад видел, как над дорогой тянутся столбы пыли от

лошадей и пожарных повозок. Главное сейчас не уснуть от усталости и

изнеможения, иначе местные не разобравшись, что и как, порубят его за поджог.

 

Главное не уснуть.