— Просыпайся, Мелкий, — Полкабана, лучший охотник из семьи Шрама ткнул лежащего на камнях мальчишку тупой стороной копья. — Славные охотники вернулись с добычей!

Мелкий с трудом разлепил глаза, проводив уходящего в предрассветную темноту охотника взглядом. Сел. Растёр окоченевшие за ночь тело. И поплёлся к радостно гомонящей у входа в пещеру семье.

Оленя уже разделали. Шрам и Безглазый подвешивали большие куски мяса над тлеющим костром, а женщины перебирали потроха животного. Мелкий достал из-за пояса скребок и уселся в стороне, подтянув к себе пахнущую свежей кровью оленью шкуру. Отчистить её от жира и кусочков мяса лучше сразу, пока шкура ещё мягкая.

— Держи, Мелкий, — к нему подбежала Листик и сунула в рот горячий кусочек мяса. — Вкусно.

— Спасибо.

— Помочь со шкурой?

— Ага.

Листик плюхнулась на камень рядом с Мелким, прижавшись к нему. Дело пошло медленнее — девушка всё время толкала Мелкого, мешая водить скребком по коже, без умолку болтала и то и дело срывалась с места к костру за новыми порциями жареной оленины. Мелкий терпел неудобство молча.

Мелкому нравилась Листик. Она всегда подкармливала его вкусняшками — найденными корешками, жирными гусеницами или, вот как сейчас, кусочками мяса. Остальная семья Мелкого, мягко говоря, недолюбливала. Может быть из-за его низкого роста. Может из-за того что он был слабее Однорукой, и не принёс с охоты ни одного зверя с тех пор как прошёл обряд взросления, а это было ещё в прошлые холода. Может из-за того что держался в стороне ото всех. Из семьи его не выгоняли только потому что с выделкой шкур он справлялся лучше остальных.

— Уже придумал, что из этой шкуры сделаешь? — Листик отложила скребок и потянулась. Солнце, успевшее подняться высоко в небо, сверкнуло в капельках пота на её лице.

— Надо подумать, — Мелкий поднял очищенную шкуру и покрутил в руках. — Наверное одежду для Полкабана. А то старая у него вся шитая-перешитая.

— А мне из остатков сделаешь что-нибудь?

— Что ты хочешь?

Листик обхватила его за плечи и прошептала:

— Удиви меня.

После чего вскочила и убежала к женщинам.

 

***

 

— Просыпайся, малыш! На работу опоздаешь! — мамин голос вырвал Антона из объятий Морфея.

— Ага, сейчас. Ещё пять минут, — пробормотал он, переворачиваясь на другой бок. За окнами было темно, как обычно в это время года, и просыпаться нисколько не хотелось.

— Вставай, я тебе уже и завтрак приготовила. Манную кашку, как ты любишь.

Антон вздохнул и с кряхтением выбрался из-под тёплого одеяла.

За десять минут он успел принять душ, почистить зубы, позавтракать и надеть пахнущую кондиционером для белья одежду. Поцеловал маму на прощание и выбежал из квартиры. Лифт как всегда по утрам был занят, так что Антону пришлось спускаться пешком с девятого этажа по узкой лестнице.

Добравшись до центра города в переполненной маршрутке, Антон побежал к офисному центру.

— Доброе утро, — на бегу поприветствовал он охранника, безразлично пялящегося в мониторы на проходной.

— Доброе утро! — это уже начальнику отдела, грузному пожилому еврею с вечно недовольной миной на лице.

— Опаздываешь, Иванов, — проворчал Айвазовский, когда Антон плюхнулся в эргономическое кресло своего кубикла и включил компьютер. — Вот получишь в этом месяце голый оклад, не удивляйся потом.

— Виноват, Лаврентий Палыч, исправлюсь!

Антон погрузился в работу, привычно игнорируя жизнь в офисе — разговоры, хлопанье дверей и гудение кондиционера. 

 

***

 

— Мелкий! Пойдём на реку! 

Листик потянула его за руку. Мелкий оставил недоделанную куртку и побежал со всех ног, чтобы успеть за неугомонной девушкой.

Река текла недалеко от пещеры, за узкой полосой леса. Листик, однако, повела его мимо песчаного пляжа, на котором обычно плескалась семья, дальше по берегу, к изгибу реки.

— Только тихо, — прошептала Листик, проводя его по звериной тропинке к краю воды. — Смотри. Птицы.

В заводи, возле зарослей высокой травы, Мелкий увидел двух огромных белых птиц. Они кружились по воде, переплетая длинные шеи, расправляя крылья, кланяясь друг другу.

— Хочешь их поймать? — шепнул Мелкий, вытягивая из-за пояса скребок. Если точно попасть в голову, можно оглушить и поймать голыми руками.

— Нет! — Листик стукнула Мелкого по голове. — Смотри. Такие… красивые.

Она села на корточки, обхватив руками колени и неотрывно глядя на танцующих птиц. Мелкий спрятал скребок и, подумав, вытащил из сумки сплетённый из обрезков кожи ремешок.

— Ты просила удивить, — он взял руку Листика и завязал ремешок на её запястье.

Листик радостно взвизгнула, вспугнув птиц. Те, оглушительно хлопая крыльями по воде, улетели.

— Спасибо, — девушка обняла Мелкого, уронив его на влажную почву, — ты такой славный. Хочешь…

Листик навалилась на него всем телом, прижимая к земле.

— Хочешь, я буду твоей белой птицей? — спросила Листик.

Мелкий кивнул. И обнял девушку.

 

***

 

Боль в желудке и потянувшиеся к выходу коллеги оторвали Антона от проектирования серверной.

— Ой, Тоха, а ты чего на обед не идёшь? — из соседнего кубикла высунулась конопатая голова Пестриковой, коллеги Антона. — Война войной, а обед по расписанию.

— У меня с собой, — Антон достал из рюкзака контейнер, который ему перед уходом из дома вручила мама.

— Мама приготовила? — Пестрикова обошла перегородку и втиснулась в кубикл, отодвинув Антона. — Что это тут у тебя? Пюрешка с котлетой? Салатик капустный? Домашняя еда, я так по ней соскучилась!

— Могу поделиться, — Антон протянул контейнер Тане.

— Ой, спаси-и-ибо! Слушай, Антоша, мне так неловко просить, но можешь мне рубль до зарплаты занять?

— Аванс же только вчера был.

— Ой, я вчера в Мегу заехала, весь аванс там и оставила. Ну, я же знаю что ты не жадный.

Антон вздохнул и вытащил из кармана тысячную купюру.

— Вот спасибо! Вот удружил! — расплылся в улыбке Пестриков. — Ой, я тебе там на почту доки скинула — сможешь по ним проектик быстро начеркать? А то на меня Берия наш кучу отчётов свалил. Ну, обедай, не буду мешать.

И коллега исчезла раньше, чем Антон успел хоть что-то сказать.

 

— Опять на работе задерживаешься? — грустно спросила в трубке мама.

Антон позвонил ей в шесть вечера, когда коллеги дружно отправились по домам.

— Да, на пару часов. К ужину вернусь.

К его кубиклу подошёл начотдела.

— Очень плохо, Антон Сергеевич. Сначала опаздываете, потом засиживаетесь допоздна. Не умеете вы планировать работу. Очень плохо.

— Извините, Лаврентий Павлович, — Антон уставился на лакированые туфли начальника. — Идите, я всё закрою.

Айвазовский ушёл, а Антон со вздохом вернулся к чтению документов Тани.

 

***

 

От семьи ничего не спрячешь, и его близкие отношения с Листиком тут же стали главной новостью. Старшие беззлобно шутили над ним, младшие стали звать уважительно, по взрослому имени — Скребок. Даже Однорукая, вечно донимавшая его, поутихла и просто игнорировала. Листик же светилась от счастья. Её радость передалась всей семье, и ежевечерние посиделки у костра с этого времени то и дело разрывали сумрак смехом и песнями. Мелкий теперь тоже не сидел в стороне. И его голос всё чаще присоединялся к хору семьи. Только Полкабана не изменил отношения к пареньку, по-прежнему не считая за взрослого.

Так шли дни. Солнце всё ниже поднималось над скалой, а живот Листика округлялся всё больше.

Мелкий в ту ночь на спал, прислушиваясь к звукам, доносящимся с женской половины. Стоны Листика, ворчание Однорукой, хруст веток в костре. К утру стоны перешли в крики. А потом крики прекратились. Мелкий понял, что случилось. Но не желал даже думать о том, что...

— Она умерла, Мелкий, — Шрам присел рядом с застывшим как камень Мелким. — Так бывает. Ничего не поделать.

— А ребёнок?

— Тоже, — Шрам похлопал Мелкого по плечу. — Держись, сынок. Все мы знаем, как вы друг друга любили. Но это жизнь.

 

***

 

Мама позвонила, когда на часах было уже девять.

— Извини, заработался, — попытался оправдаться Антон, слушая о подскочившем давлении и переживаниях мамы. — Всё, я уже одеваюсь и бегу домой.

Последняя маршрутка давно ушла. Антон задумался, вызвать такси или пойти пешком, но вспомнил, что последние деньги отдал Пестриковой. Вздохнув, он зашагал в сторону дома по заметённым снегом улицам. Ему осталось дойти до дома всего квартал, когда он услышал за спиной оглушительный вой мотора, визг покрышек по асфальту и глухой удар металла о бетон. Обернувшись, он успел заметить летящий в него тёмный предмет. И всё утонуло в вспышке боли.

 

***

 

Вечерние посиделки у костра в этот раз были тихими. Никто не смеялся, не пел. Мелкий, весь день копавший могилу, без сил повалился на камни, даже не поев.

— Это он виноват, — проворчала Однорукая, показывая на лежащего в отдалении Мелкого. — Мать его, помните, померла при родах, а он выжил. А ведь не должен был. Листик связалась с ним, и умерла. Он колдун, как есть колдун. Сколько раз он должен был умереть, но выжил? И нас всех в могилу сведёт, вот увидите.

— Молчи, старая, — рыкнул Шрам.

— Может она и права, — Полкабана поднялся. — Надо убить колдуна.

— Да, убить! Колдун! Смерть! — зашумела семья.

— Тихо! — Шрам дёрнул Полкабана за рукав, заставляя сесть. И поднялся сам. — Колдуна нельзя убивать. Ведь тогда дух колдуна будет мстить нам.

— И что? Предлагаешь терпеть его рядом? — завопила Однорукая.

— Нет, — Шрам обвёл взглядом собравшихся у костра. — Мы уйдём отсюда, оставив Мелкого здесь. Собирайтесь.

— А если он пойдёт за нами? — Полкабана недовольно нахохлился.

Шрам пожал плечами.

 

***

 

Очнулся Антон в белой палате, облепленный датчиками и капельницами. От слабости не мог не то что пошевелиться — даже говорить. И к тому же большую часть времени спал под действием лекарств. В те краткие моменты, когда он приходил в себя, единственное, что занимало его мысли — пустота на том месте под простынью, где должны были быть его ноги.

Прошло две недели. Ему пришлось свыкнуться с мыслью о том, что он инвалид. Как и с тем, что остался один — мама умерла от сердечного приступа, когда узнала что Антона сбил пьяный водитель. Единственным человеком, навестившим его в больнице, оказался начотдела. Пожелал скорейшего выздоровления и тонко намекнул, что как только больничный Антона закроют, его выставят из компании.

 

***

 

Мелкий дождался, когда семья соберётся и уйдёт. И только когда ветер перестал доносить до него крики Однорукой, позволил себе пошевелиться. Он не боялся смерти, нет. Ему нужно было лишь закончить последнее дело.

Листик с младенцем лежали возле выкопанной могилы. Мелкий поразился, насколько мёртвая Листик не похожа на себя живую. Как будто часть её, настоящая, лучшая часть улетела из ставшей ненужной оболочки, как птица из гнезда.

Мелкий пошёл к реке. Туда, где его жизнь на краткий миг сменила чёрную полосу на белую. К заводи с белыми птицами.

Она была там. Большая белая птица с длинной шеей и ярко-красным клювом. Одна. Мелкий зашёл в воду по колено, но птица словно не заметила его присутствия, медленно кружа по заводи. Когда птица подплыла к нему на расстояние вытянутой руки, Мелкий достал из-за пояса скребок и со всей силы ударил птицу по голове.

Он выстелил крыльями убитой птицы дно могилы, чтобы Листику с ребёнком было мягче в ней лежать. Положил Листика на белые перья, голова к голове с младенцем. И до вечера закладывал могилу камнями. Закончив выкладывать камни, Мелкий сел возле могилы и принялся ждать смерти.

Смерть пришла вместе с Полкабана. Охотник бесшумно вышел из леса и молча пригвоздил Мелкого копьём к земле.

 

***

 

Попасть на могилу мамы Антон смог только в мае, когда сошёл снег и высохла дорога. Неказистое инвалидное кресло, выданное ему в центре реабилитации, с честью выдержало дорогу от такси до осевшей могилы с покосившимся деревянным крестом над ней. Антон поблагодарил таксиста, который помог ему добраться до места и попрощался с ним. После чего надолго остался один на один с собственными мыслями.

— Здравствуйте.

Антон с трудом развернул коляску. Перед ним оказалась стройная женщина с тюльпанами в руках.

— У вас всё хорошо? — спросила она, поправляя выбившуюся из-под косынки седую прядь.

— Нет, — ответил Антон, уставившись на подошедшую. — Разве по мне заметно, что у меня всё хорошо?

— То есть, — женщина покраснела, и Антон внезапно понял, что она не такая и старая, как он подумал вначале. — Я хотела спросить, нужна ли вам помощь?

— Воскрешать умеете? Или, может, ноги мне новые вырастите? — Антона понесло. Вся накопившаяся ненависть к несправедливости этого мира полилась через его рот на совершенно постороннюю и ни в чём перед ним не виноватую женщину. — Чем вы можете мне помочь?

— Я… — его собеседница резко присела и положила тюльпаны на соседнюю могилу. — Извините. Я уже ухожу.

Пелена ярости спала с глаз Антона, и ему стало стыдно.

— Нет, это вы меня извините, — он развернул коляску. — Расщеперился тут, место занимаю только. Я сейчас отъеду, сейчас…

Как назло, колесо провалилось в мягкую почву кладбища, и никак не желало выехать.

— Похоже мне всё-таки удастся вам помочь, — женщина схватилась за рукояти кресла и толкнула коляску Антона. — К кому вы приходили?

— К маме. Инфаркт, полгода назад. А вы? — Антон скосил взгляд на гранитную плиту, перед которой лежали тюльпаны. Выгравированные портреты, мужчина и мальчик лет пяти. — Брат?

— Муж и сын. Автокатастрофа. Я должна была тут, с ними лежать, но вот. Врачи с того света вытащили.

Наступило неловкое молчание.

— Меня Мариной зовут.

— Антон.

— Очень приятно.

Антон поднял руку и коснулся холодных пальцев собеседницы.

— Если вам не сложно, поможете мне добраться до выхода?

— Конечно, — Марина улыбнулась. — Я только плакать буду, вы не обращайте внимания.

— Если вы не будете обращать внимания, как плачу я, — тихо ответил Антон.

Они медленно двинулись к выходу, а над их головами кружились белые птицы.