Финская война началась для Советского Союза неудачно. Красная армия демонстрировала далеко не тот уровень боевой выучки, какого от нее ожидали. Войска несли тяжелые потери и двигались вперёд в черепашьем темпе. Атаки против укреплений линии Маннергейма кончались болезненными локальными неудачами. Однако самая кровавая катастрофа Финской войны подстерегала советских солдат вовсе не перед лесными дотами. Пока шли бои за бетонные бункеры Карельского перешейка, наступающая армия истекала кровью севернее Ладожского озера. Самым известным поражением РККА той зимой стала операция при Суомуссалми. Но это была не единственная проигранная красноармейцами битва на окружение. Ударная группировка севернее линии Маннергейма оказалась разгромлена в целой цепочке «котлов» или, как их называли по-фински, «мотти». Эта серия сражений составляет самую мрачную страницу Зимней войны, а характер битв выявил ряд опасных, даже фатальных слабостей РККА.

Приладожье. В тыл линии Маннергейма

Мысль о наступлении в обход укрепленных линий была вполне разумной. Севернее Ладожского озера было мало дорог и населенных пунктов, однако продвижение в этом районе позволяло при удаче выйти на тылы финских войск на линии Маннергейма, а прорвавшись еще севернее, к Ботническому заливу, красным и вовсе удавалось разрезать Финляндию надвое. Командующий Ленинградским военным округом Кирилл Мерецков не ограничился одним направлением для удара. Севернее Карельского перешейка планировались сразу несколько самостоятельных наступлений. От Петрозаводска на запад шла 8-я армия с задачей двигаться правым флангом на Куопио, а левым — на Миккели. То есть от армии ожидали, что она выйдет глубоко во фланг и тыл Карельскому перешейку: Миккели находится на северо-запад от Выборга, а Куопио — примерно в 135 км по прямой к северу от Миккели. Это довольно сложная задача: армии предстояло действовать на широком фронте, причем взаимодействие с соседом справа — 9-й армией — только предстояло установить. Общая протяженность фронта армии насчитывала сотни километров, но фактически войска шли вперед дивизионными колоннами. Каждая действовала на узком фронте, часто не имея связи с соседями. В общей сложности в Приладожье наступала внушительная группировка в 70 тысяч человек.

ГРИГОРИЙ ШТЕРН

 

С середины декабря 1939 года армию возглавлял Григорий Штерн. Военная биография Штерна была довольно бурной, хотя его трудно назвать однозначно успешным командиром. В Гражданскую войну и во время борьбы с басмачами он служил комиссаром, затем в качестве советника воевал в Испании, однако его действия на озере Хасан оставили больше вопросов, чем ответов. Хотя РККА сумела вырвать победу, Дальневосточный фронт, где Штерн служил начальником штаба, был по итогам боев признан плохо подготовленным. Несколько восстановить реноме Штерну удалось позднее, на Халхин-Голе, где он координировал действия советского и монгольского контингентов. Как бы то ни было, на момент начала Финской войны он еще считался перспективным командиром.

Финский план предусматривал отход на небольшую глубину с обороной на своей территории. Финны резонно полагали, что слабое место РККА — коммуникации, и что в глубине страны обороняющиеся получат преимущество. Так завязалось самое длительное сражение войны.

Наступление осложняла местность, бедная на дороги, и плохая погода с частыми оттепелями, туманами и обилием снега. Что касается финнов, то их в Приладожье поначалу было две дивизии с частями усиления (позже — больше).

Толваярви

Бой завязывался вполне обычно. Советские дивизии втянулись на финскую территорию. Местные власти сжигали деревни и хутора, эвакуировали население, оставляя красным только головешки среди лесов. Финны активно минировали дороги, устраивали завалы, и исключительно арьергардными боями смогли сократить темп наступления до 3–4 км в сутки. Однако само по себе сопротивление оценивалось как слабое.

ПОЛКОВНИК ТАЛВЕЛА

 

Трудности начались в районе Толваярви, где наступала 139-я стрелковая дивизия. Поначалу она успешно шла вперёд, охватывая финские редуты и вынуждая противника уходить с занятых рубежей. Своего рода признанием заслуг дивизии стала переброска против нее значительных финских сил. Операцию в районе Толваярви возглавил полковник Талвела, в 1921 году потерпевший поражение во время вторжения финнов на территорию России. Теперь он жаждал реванша и не сомневался, что способен переломить ситуацию в пользу финнов. Талвела всю жизнь положил на изучение этого края с военной точки зрения, и даже его дипломная работа была посвящена именно возможным операциям в Приладожье.

139-я шла тараном, сминая финские заслоны. Ей удавалось догонять отходящих и серьезно трепать их. На финской стороне начались вспышки паники и даже оставление позиций целыми батальонами. Казалось, что планы близки к осуществлению.

Однако так удачно развивающееся наступление РККА быстро застопорилось. На морозе люди быстро теряли силы, тылы отстали. Логистика оказалась самым слабым местом: подвоз по плохим редким дорогам был крайне затруднен. Советские командиры пропустили момент, когда следовало остановиться, чтобы привести войска в порядок, подтянуть тылы, подвезти боеприпасы, просто накормить бойцов. Тем более соотношение сил быстро менялось: финны стянули к Толваярви в общей сложности 11 пехотных батальонов, что делало дальнейшее наступление крайне опасной затеей.

Контрнаступление финнов 12 декабря стало полной неожиданностью для советских командиров. Финны атаковали с нескольких сторон и быстро добились успеха — полностью перехватили инициативу. 139-я стрелковая быстро теряла управление и организацию, и наконец с тяжелыми потерями откатилась. Такая же участь постигла соседнюю 75-ю стрелковую дивизию. 56-я дивизия избежала разгрома, но остановилась. В конце декабря фронт на правом фланге 8-й армии стабилизировался.

Советские войска потерпели неудачу, особенно обидную на фоне недавнего успешного продвижения. Финны, разумеется, не продемонстрировали ничего сверхординарного: они сумели накопить силы перед фронтом атакующих дивизий и неожиданно ударить по ним в момент слабости наступающих. Инерция наступления бросила измотанное правое крыло 8-й армии вперед под удар свежих финских частей. Однако поражение под Толваярви оказалось лишь прелюдией к настоящим неприятностям южнее, у берегов Ладожского озера.

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ХЕГГЛУНД

 

Леса, озёра, «котлы». Серия окружений в районе Леметти

Вдоль Ладоги наступал 56-й корпус из двух дивизий, 18-й и 168-й. Позднее к ним присоединилась 34-я легкотанковая бригада. Красным частям противостоял финский корпус, впоследствии усиленный, под общим командованием генерал-майора Хегглунда.

До середины декабря советский корпус двигался вперед в рутинном режиме. 10 декабря была взята деревня Леметти. Две советских дивизии сомкнули фланги и довольно успешно наступали силами пяти своих полков против двух финских. Вообще просматривается закономерность — операции РККА против финнов оказывались успешными, если удавалось создать двойное численное преимущество в людях. Пока сохранялось такое преимущество, все шло хорошо. Однако 13 декабря красноармейцы перешли к обороне. Финны тут же начали готовить собственную наступательную операцию.

Нельзя сказать, что над РККА довлел какой-то злой рок. Все ее проблемы прекрасно объяснялись пробелами в боевой подготовке и плохой организацией всего наступления. Финскую войну начали солдаты и командиры, слабо представлявшие себе местность, плохо владевшие навыками боя в лесу, не умевшие воевать зимой и вообще не слишком хорошо знавшие свои специальности. Советский Союз был нищим государством, и часто просто не мог обеспечить своим бойцам пристойное боевое обучение. То, что такие войска были всё-таки брошены в бой — уже другой разговор, касающийся скорее политики.

Генеральный штаб 21 декабря уныло констатировал:

Отсутствие должной разведки, непосредственного охранения, внимания охране флангов и неумение действовать в лесу часто приводят наши войска к внезапным ударам со стороны более предприимчивого в этом отношении противника. Особенную беспечность проявляют наши войска в условиях ночи, разведка даже накоротке, не говоря уже о тщательно организованных ночных поисках, войсками не ведется. Ночь для активных действий отдельных отрядов и даже для занятия наиболее выгодного положения для удара с рассветом по флангам противника не используется.

Полковник Раевский, прибывший в Петрозаводск уже в разгар боев, с горечью и гневом писал в докладной записке:

В Петрозаводск я прибыл в 22.00 29.12.1939 г. Возможно, многое я и не знаю, но из первых впечатлений и наблюдений у меня сложилось мнение, что принимаемые меры до сегодняшнего дня не обещают нам победы малой кровью.

Среди военнослужащих, находящихся в Петрозаводске, чрезвычайно низка воинская дисциплина. (…)

Удивительно мне слышать, что наши войска несут огромные потери и не имеют никакого успеха из-за того, что не умеют ходить на лыжах и не обучены лыжному делу. Как же это так случилось, почему же войска северных округов не овладели лыжным делом, когда им на все 100 процентов положено было выполнять требования Полевого устава?

И почему же кто-то не подумал о заблаговременном завозе сюда лыж, и почему кто-то не начал занятий по лыжной подготовке с первого дня, как выпал здесь снег, и даже до сих пор все только собираются начать занятия по лыжной подготовке? (…)

Боевые действия велись до сих пор только по дорогам, а их на петрозаводском направлении, кажется, только пять. Промежутки же между дорогами составляют лесные и болотные массивы, каковые имеют разную ширину, доходя до 50 км. Эти промежутки нашими войсками не занимаются, и там остаются и действуют финские подразделения разной величины, вплоть до полка. У финнов в этих лесных массивах (в промежутках между дорогами) имеются базы. По этим лесным массивам финны заходят во фланг и в тыл нашим частям и сеют панику, нанося большие потери, и наши части вместо движения вперед топчутся на месте. (…) Мне пришлось здесь видеть молодых командиров — младших лейтенантов и лейтенантов и им соответствующих, досрочно выпущенных из военных училищ. Все они имеют еще детский вид и присланы сюда на тяжелый и сложный фронт, как по условиям местности, так и по приемам и тактике борьбы. Все это на них нагоняет страх и неуверенность в свои силы, особенно когда они наслушаются всяких панических слухов. Мне пришлось беседовать с двумя лейтенантами-саперами. В училище они пробыли 2 года и заявили мне, что они не уверены в своих знаниях, на память многое они не помнят, а письменного (печатного) им тоже почти ничего не выдали. У них не было с собой даже Наставления по инженерному делу для пехоты РККА-1939 г. Они лишь видели его и не могли достать при отъезде на фронт, а в большинстве они будут командирами саперных взводов в стрелковых полках и начальниками инженерной службы полка.

Далее полковник выдвигает целый ряд вполне разумно звучащих предложений, и можно только вопрошать, отчего все это не пришло в голову никому до начала войны.

В любом случае, корпус остановился на лесных дорогах. При этом разведка велась плохо, о силах и положении финнов части корпуса имели очень смутное представление. Вскоре за эту беспечность пришлось расплачиваться.

Финны начали прощупывание тылов корпуса уже в декабре. Правый фланг советской группировки был прикрыт только одним полком на фронте в 15 километров. В результате первые атаки по флангам провалились. Бездорожье влияло и на финские части, поэтому на дороги в тылах корпуса просачивались только небольшие группы, вооруженные стрелковым оружием. Советские гарнизоны благополучно держались, не позволяя себя разгромить. Однако 18-я дивизия РККА теперь оборонялась на сорокакилометровом фронте, резервы же были невелики. Фактически финны, пожелай они возобновить атаки, имели возможность легко выйти в тыл вставшему корпусу.

Всю вторую половину декабря угроза на фланге нарастала. Финские лыжные отряды в основном совершали мелкие укусы — минировали дороги, устраивали завалы (тоже минированные и охранявшиеся небольшими отрядами), однако эти набеги становились все более массовыми и опасными. Интересно, что командование фронта для охраны дорог вывело с линии атаки даже усиленный танковый батальон: БТ-7 занимались ловлей диверсантов в собственном тылу. Странно, но ни Штерн, ни даже командование 18-й дивизии не озаботились активным противодействием или хотя бы разведкой сил и намерений противника. Финские батальоны накапливались в лесах за флангом 18-й дивизии при очень вялой реакции советских войск. 18-я была уже серьезно измотана и оборонялась на широком фронте, но это обстоятельство не вызвало никакого интереса у командования корпуса, армии и, наконец, у Ставки.

В этот момент уже требовалось предпринимать что-то, однако командование корпуса как завороженное сидело на месте. В конце декабря начинается решительное наступление финнов.

За прошедшие недели они накопили группировку численностью более чем в 40 тысяч человек против примерно 20–25 тысяч красноармейцев. Обратим внимание, что в целом РККА, конечно, имела численный перевес в масштабах фронта. Однако маневренность финских войск позволяла им быстро перемещаться с одного участка фронта на другой, а превосходство в уровне индивидуальной подготовки — сдерживать меньшими силами большие на пассивных участках. В самой очевидной форме этот козырь был разыгран севернее, где одна финская дивизия успела за короткий срок поучаствовать в трех сражениях, однако в Приладожье происходило нечто сходное.

5 января 1940 года финский корпус сдерживающими действиями приколотил к месту основные силы советских войск в этом районе, а ударная группировка финнов быстро прорвалась через дороги в тылу советских войск.

Здесь опять-таки обращает на себя внимание неповоротливость командования на всех уровнях. Финны сумели создать себе численный перевес, но они еще и дополнительно усилили его на ключевом участке. 168-я дивизия сидела в осаде значительно меньших финских сил, в то время, как на 18-ю с севера и северо-востока обрушилась вся туша финской ударной группировки. Даже при качественном равенстве боевой подготовки сдержать такой удар 18-я дивизия вряд ли смогла бы. Финны в течение нескольких дней раскололи 18-ю на несколько «мотти» — небольших «котлов».

К середине января положение 56-го корпуса стало просто катастрофическим. Он был рассечен сразу на дюжину «котлов». Наиболее крупным был единый «мотти» 168-й дивизии в западной части. Он занимал приличную площадь, быстро перешел к круговой обороне и оказался неожиданно крепким орехом. Восточнее находился «КП четырех полков», куда попали, как легко догадаться из названия, несколько полковых управлений 18-й дивизии, а также масса разнообразной техники. Между «КП четырех полков» и 168-й дивизией расположился гарнизон «Развилка» — более тысячи человек (половина — раненые). Еще восточнее находились гарнизоны «Леметти-северный» (отряд танковой бригады) и «Леметти-южный» (крупные силы 18-й сд, включая ее штаб и штаб 34-й танковой бригады). Дальше к востоку шли гарнизоны деревень Лаваярви и Уомаа. Здесь перечислены наиболее крупные «котлы», кроме них имелось несколько мелких, которые впоследствии пробивались к своим или оказывались уничтожены. В наилучшем положении находилась 168-я дивизия. Размер её «мотти» был более 5 км в диаметре, что позволяло наладить «воздушный мост» (а потом и снабжение по льду Ладожского озера). Парадоксальным образом, в неплохом положении также был Уомаа, несмотря на маленький гарнизон: дело в том, что финны так ни разу и не получили возможности сосредоточиться на его разгроме благодаря ударам снаружи.

Разрезание 18-й дивизии по живому катастрофически сказалось на возможностях ее отдельных частей. В Леметти-северном имелись танки (правда, почти все поврежденные, тут находилась тыловая база аварийной техники), боеприпасы, но очень мало продовольствия. Леметти-южный сам по себе был очень маленьким территориально, и хотя имел много разных запасов, гарнизон простреливался насквозь, а сбрасывать грузы с воздуха не получалось — не хватало места. Интуитивно это может быть непонятно, но десятая часть численности дивизии, изолированная от основных сил — это куда меньше, чем 10% боевой мощи.

Удары снаружи в попытках пробиться к окруженным быстро увязли в финской обороне. С 20-х чисел января началось постепенное перемалывание котлов с тысячами людей внутри.

Первыми жертвами финнов по очевидным причинам пали мелкие отряды. В лесах шли хаотичные бои. Обходя гарнизоны, финны прошагали в тыл 56-му корпусу стремительно, но на сей раз им пришлось устраивать штурмы. Окруженные вели себя пассивно в начале финского прорыва, но теперь выносливость красноармейцев позволяла им долго держаться уже зажатыми в «котле».

18-я дивизия не доставила финнам удовольствия ловить разбегающихся по лесам. Гарнизоны занимали круговую оборону и упорно отбивались. Потери финнов поползли вверх, а вот результаты стали скромнее. Тем не менее положение 18-й было, без преувеличения, критическим. Попытки проломить кольцо окружения не давали результатов — более того, лыжные отряды, высланные для прорыва кольца, были атакованы и разгромлены финнами. Вообще создание лыжных подразделений было здравой идеей. Однако на практике мы читаем в директиве середины января 1940: «Сроки обучения лыжных батальонов из добровольцев Военный совет устанавливает в 15 дней». Очевидно, что двухнедельная боевая подготовка для легкой пехоты — это профанация, как очевидно и то, что о создании таких частей стоило подумать не в ходе войны, а до нее. Вообще почти полное отсутствие у РККА полноценных легких частей, способных вести с финнами бой в стороне от дорог, выявилось быстро и вызвало к жизни самые экзотические предложения. Скажем, С. Буденный 21 декабря отправил в 8-ю и 9-ю армии запрос такого содержания:

При рассмотрении вопроса усиления армии возник вопрос о возможности использования в армии стратегической конницы. При этом указывалось, что в условиях вашего театра действий использование крупных соединений стратегической конницы вряд ли возможно, но отдельные кавалерийские части (один-два полка стратегической конницы) при правильном использовании могли бы быть полезными для службы обеспечения.

В обстановке действий вашей армии использование отдельных полков конницы представлялось в следующих направлениях:

1. Ведения разведки нафлангах.

2. Обеспечения флангов отдельных направлений, поскольку сплошной фронт отсутствует и оперативные действия соединений армии сводятся к действиям на определенных направлениях.

3. Прикрытие и охрана баз и грунтовых путей подвоза на отдельных, наиболее подверженных действиям диверсионных групп противника направлениях.

4. Сопровождение транспортов.

Не такое уж безумное предложение — реальной зимой 1941/42 года кавалерия именно в рейдовых операциях против немцев в Подмосковье показала неплохие качества. Но, безусловно, заранее подготовленные кадровые легкие части были бы гораздо лучшим ответом на финский вызов «малой войны», чем идущие уже в ходе боевых действий изыскания вида «а давайте попробуем кавалерию».

Отдельную проблему составляла утрата командующим 18-й дивизией управления своими частями. Если бы «мотти» более энергично маневрировали, пытаясь восстановить единство, многие из разгромленных гарнизонов могли бы уцелеть. Однако по тем или иным причинам этого не делалось. Отдельный совершенно отвратительный случай произошел в гарнизоне Леметти-северный. Там находились танковый батальон и полевая хлебопекарня 18-й дивизии. Слабость гарнизона была очевидна: его блокировали на небольшой площади, помощи никто не мог подать, а техника была неисправна. Командир батальона капитан Рязанов распорядился готовиться к прорыву на южное Леметти. Однако уполномоченный Особого отдела НКВД Мартыненко обвинил комбата в трусости и запретил прорыв. Вздорность этого обвинения очевидна: Рязанов собирался не убегать, а воссоединяться с основными силами дивизии, где его танки принесли бы на порядок больше пользы. Тем не менее чекист настаивал на своем видении оперативных вопросов. Когда же Рязанов прикрикнул на него: «Я командир батальона, и мои распоряжения выполнять!», НКВДшник попросту застрелил танкиста. Леметти-северный сидел в окружении до 4 февраля, отбивая атаки, после чего уцелевшие 240 человек выбрались на Леметти-южный. Командир дивизии растерялся и утратил управление; да и вся остальная командная цепочка показала себя плохо. Штерн приказал окруженным «держаться». Никакой координации охваченных частей, никаких общих попыток прорыва. И это при том, что некоторые котлы (оба «Леметти», «Развилка», «КП четырех полков») находились совсем недалеко от устойчивого и снабжаемого по воздуху и льду гарнизона 168-й дивизии. Энергичный прорыв мог спасти хотя бы часть людей. Однако его не последовало.

Разгром мотти 18 стрелковой дивизии

Самым устойчивым оставался наиболее крупный «котел» с частями 168-й стрелковой дивизии. Там находились основные силы трех стрелковых полков, артполка и танкового батальона. За счет большой площади котел получал снабжение по воздуху. Интересно, что когда с неба сбрасывали контейнеры с едой, на фронте наступало стихийное перемирие: финны, сами не жировавшие, бегали по лесам в поисках гостинцев так же сосредоточенно, как русские. Из этого котла также высылали подкрепления и относительно успешно пытались поддерживать соседние котлы. По льду снаряжали экспедиции — финны обстреливали снабженцев, но танки, тащившие транспорт, часто все же прорывались сквозь кордоны. Ездить приходилось ночами: днем стреляли. Так или иначе, снабжение довольно долго удавалось поддерживать на нижней границе сносного. Даже танковое горючее кончилось только к концу февраля, и только к концу февраля начал фиксироваться недостаток продовольствия. Кроме того, финны сравнительно слабо давили на этот конкретный котел. В результате «мотти» 168-й дивизии успешно дожил до самого конца войны.

Однако не везде дела обстояли столь же благостно. Финны концентрировали силы то на одном, то на другом «мотти», и успешно их разбивали. Не всегда они могли адекватно определить силы защищающихся, поэтому некоторые окружения устояли, хотя были набиты ранеными и имели мало боеприпасов. Однако, например, «КП четырех полков» был полностью разгромлен во второй половине февраля недельным штурмом. С другой стороны, гарнизон котла «Лаваярви», поняв, что рассчитывать больше не на что, 15 февраля пошел на прорыв — вышли более 800 человек из 1100 окруженных. Гарнизон Умооа, несмотря на сравнительную малочисленность, снабжался по воздуху и усидел до конца войны, хотя и понес тяжелые потери. Словом, судьба окруженцев была разнообразной и сильно зависела от решений (или отсутствия оных) тактических начальников, возможности снабжения по воздуху (для чего требовалось довольно широкое пространство под контролем) и возможности финнов атаковать именно конкретный «котел». Бои продолжались до конца войны, и многие гарнизоны смогли выйти из окружения с оружием и поднятой головой. Однако сказать что-то лестное в адрес командования 8-й армии и лично товарища Штерна не поворачивается язык. Сначала при абсолютном преимуществе в воздухе (читай — при возможности вести авиаразведку, сообразуясь только с погодой) прохлопали сосредоточение циклопической для этой войны финской группировки, затем — позволили финнам громить гарнизоны 18-й дивизии поодиночке, фактически не управляя войсками — и это несмотря на то, что иной раз в «мотти» сидело больше красноармейцев, чем карауливших их финнов. Словом, окружения под Леметти дали богатую, хотя и мрачную пищу для размышлений.

Окруженные части понесли катастрофические потери. 168-я стрелковая дивизия за время боев потеряла 6742 человека (включая раненых), 18-я — почти 12 тысяч человек (по сути это означало ее уничтожение), 34-я танковая бригада — 1800 человек и всю матчасть. Финны потеряли в общей сложности чуть более 9 тысяч человек.

В 2000 году в Карелии был открыт мемориал «Крест скорби», посвященный советским и финским солдатам, погибшим на этой войне. Он находится на перекрестке, в районе бывших позиций 168-й дивизии и разгромленного «КП четырех полков». Пожалуй, лучшее место для такого памятника.

Скажи, кукушка…

Именно бои в северном Приладожье и дальше сделали знаменитыми финских снайперов. «Кукушки», как их именовали в РККА, стали одним из символов этой войны. В январе 1940 года инспекция, посланная в части 56 корпуса, действовавшего под Леметти, сделала вывод:

Потери наносят в основном снайперы, хорошо замаскированные и часто расположенные на деревьях; мелкие группы противника, обтекающие фланги и нападающие с тыла; мины, которые противник в течение ночи разбрасывает на путях подвоза и движения пехоты.

Снайперы действительно оказались козырем для финнов: они позволяли держать советские части в напряжении минимальными силами и наносить ощутимые потери — особенно в командирах и специалистах. Советские документы пестрят упоминаниями высоких потерь комсостава от пулевых ранений, что вполне можно рассматривать как результат в том числе действий снайперов.

Правда, один из самых известных стереотипов — о массовом использовании финнами укрытий на деревьях — не подтверждается. Дерево — довольно неудобная снайперская позиция. С точки зрения стрелка, крона имеет очевидный недостаток: ее невозможно быстро и незаметно покинуть. Реальность многообразна, и, судя по всему, иногда финны действительно по каким-то причинам применяли такой прием, но чаще всего снайперы использовали классические лежки с «финскими сугробами» — сетью воткнутых перед позицией веток, которые имитировали редкий кустарник. При этом финны практиковали создание ложных позиций, часто прямо-таки изощренных — с пиропатронами, имитирующими вспышки, которые управлялись по проводам. Снайперы действовали в том числе в тылу советских войск, и часто им даже не требовалось непосредственно убивать или ранить: даже сам по себе обстрел остановившейся транспортной колонны на много часов исключал ее дальнейшее движение, поскольку персонал прятался, пытаясь «достать гада». Вдобавок финны старательно налаживали взаимодействие снайперов между собой, с пулеметчиками и саперами. Снайперский террор впечатлил советских командиров, однако в данном случае наука пошла впрок: после похода на Финляндию были сделаны выводы, и по результатам Второй мировой войны абсолютное большинство лучших снайперов — это солдаты и офицеры РККА.

СМИО ХЯЮХЯ С ОФИЦЕРАМИ В ПОЕЗДЕ. ЛИЦО ИЗУРОДОВАНО ПУЛЕЙ В КОНЦЕ ВОЙНЫ

 

Исключением является только одна фамилия. Финская война сделала знаменитым Симо Хяюхя, воевавшего перед фронтом 56-й стрелковой дивизии. Дивизия быстро перешла к обороне, и до конца войны в ее секторе шла вялая позиционная война — идеальная обстановка для снайпера. Якобы за это время Хяюхя успел убить более 700 советских солдат. Эта цифра, однако, нуждается в корректировке.

Симо Хяюхя, безусловно, был высококлассным стрелком. Однако конкретные цифры его успехов выглядят откровенной натяжкой по старому принципу «чего супостатов жалеть». Хяюхя достался достаточно ограниченный период боевых действий, и согласно канонической финской версии легенды, он убивал по 5–10 красноармейцев в сутки без перерывов.

Проблема в том, что оценки Хяюхя не подтверждались ничем, кроме его личных утверждений. Современные оценки доводят счет Хяюхя до двухсот удачных выстрелов. В действительности это сумасшедшая результативность для меткого стрелка за такой короткий срок, абсолютное большинство снайперов всех стран мира не достигло такого результата даже за всю Вторую мировую войну. Это, безусловно, делает Хяюхя одним из величайших снайперов в мировой истории. Однако следует критически относиться к заявляемым цифрам.

Легенда о Хяюхя в сущности ничем не отличается от обычных историй о героях любой войны. В глазах финнов он стал ходячим символом успешного противостояния Советскому Союзу, и хотя бы поэтому был обречен на сочинение самых разнообразных баек по поводу своей персоны. Так, на советской стороне фронта никто, например, не именовал Хяюхя «белой смертью». За ним не присылались специальные команды снайперов, и Сталин также, разумеется, не был в курсе чрезвычайных успехов Хяюхя. Наконец, никому из советских стрелков не «натягивали» счет впоследствии, чтобы превзойти Хяюхя: никто в СССР о нем слыхом не слыхивал, так что обгонять чужого стрелка не имело смысла. Вообще любые подсчеты снайперских успехов практически всегда примерны: залегшего не всегда можно отличить от убитого, противник не оказывается так любезен, чтобы сообщить число своих убитых, а в позиционной войне захватить поле боя и посчитать трупы затруднительно. Именно поэтому списки лучших снайперов войны выглядят так разнообразно: они чаще всего отражают примерный порядок цифр, а не точное число. Мы точно можем сказать, что Хяюхя входит в список лучших снайперов Второй мировой, но его конкретное место в первой сотне — вопрос спорный.

Слишком далекий Оулу

Как ни кошмарно развивались события в северном Приладожье, символом катастрофы РККА в начале Финской войны стали операции на другом направлении.

15 ноября 1939 года Ворошилов распорядился сформировать отдельное армейское управление для действий между Кандалакшей и Кемью. На следующий день было объявлено о формировании 9-й армии.

Общая цель новой армии состояла в том, чтобы выйти к Ботническому заливу и таким образом разрезать Финляндию надвое в самом узком ее месте. Расчленение Финляндии надвое стало бы громадным успехом и сделало бы продолжение войны для страны Суоми крайне сложным делом. Правда, эту задачу никак нельзя назвать легкой даже для очень хорошо подготовленных войск. Глубина наступления составляла до двухсот километров. Такая операция стала бы серьезным вызовом даже для отлично подготовленных и оснащенных дивизий РККА 1944-го и 1945 годов. Фактические возможности армии 1939 года делали эту цель недостижимой. Тем не менееновоиспеченная армия готовилась выполнить задачу.

Этот план выглядит просто-таки прожектерски-безответственным. На очень широком фронте действовали отдельные колонны, причем помочь друг другу они не могли. Войска привязывались всего к нескольким дорогам. Что особенно поразительно, никто понятия не имел о реальной пропускной способности этих дорог. Наступающие дивизии обладали многочисленной техникой, но в конкретных условиях диких, почти первобытных мест с редкими островками цивилизации артиллерия, броня и обозы скорее отягощали. Никаких навыков ведения лесной и зимней войны у личного состава наступающих дивизий по большей части не имелось, а между тем театр боевых действий отличался даже от Карельского перешейка и более суровыми морозами, и редкими населенными пунктами. О том, как будет проходить на этих дорогах вывоз поврежденной техники, эвакуация раненых, вообще любой маневр — никто не подумал. К тому же огромные колонны неизбежно сковывали стрелковые части. Обладая формально серьезным преимуществом в людях, фактически 9-я армия должна была выделять множество людей для охраны коммуникаций и собственных тыловых колонн, артиллерии, танковых частей. Тяжелая техника не только не могла всерьез помочь стрелкам, но, наоборот, приковывала их к себе, заставляя выделять драгоценные роты на свою охрану.

Приспособить экипировку, организацию, тактику и боевую подготовку войск к условиям местности не было времени. При этом штаб предписывал какие-то немыслимые темпы продвижения, по 25–30 км в сутки, что соответствует скорее маршу на удобной местности без противодействия противника. В конце Великой Отечественной на порядок более опытные и лучше обученные стрелковые части (действовавшие на местности с куда лучшей дорожной сетью) не наступали, а преследовали уже разбитого противника такими темпами. К тому же обращает на себя внимание чудовищная спешка, в которой проводилась вся подготовка наступления. Между приказом о формировании армии и началом активных действий прошло всего две недели.

При этом только одна из четырех дивизий 9-й армии раньше бывала в этих краях. 54-я горнострелковая прибыла из района Кандалакши, но 122-я была ранее расквартирована под Орлом, 163-я — под Тулой, а 44-я вообще попала на фронт с Украины. Никакой возможности ознакомиться с условиями театра военных действий солдаты и командиры не имели. Навыков использования лыж не было почти ни у кого — серьёзная проблема для заснеженной северной Финляндии.

Создается впечатление, что люди, разработавшие план наступления 9-й армии, не предполагали вообще никакого сопротивления противника, не пытались представить, что финны могут предпринять и никак не учитывали реальное состояние собственных войск.

Еще одной неучтенной трудностью стала крайняя слабость дорожной сети в собственном тылу. Даже к тыловой базе армии в Ухте вела только грунтовая дорога. Ближе к границе не было даже такой автострады. Просеки стали проделывать уже осенью в рамках общей подготовки к войне.

В сущности, РККА принципиально не могла вести на такой местности успешное наступление в полную силу, а загон в северную Финляндию крупных сил артиллерии и даже танковых частей обрекал их на простой из-за нехватки ГСМ и боеприпасов, не говоря даже о классических проблемах Красной армии в области взаимодействия родов войск.

Армией первоначально командовал комкор Михаил Духанов. По всем формальным критериям он выглядел отличной кандидатурой. Участник Первой мировой войны, офицер еще старой армии, в СССР он окончил военную академию и позднее — курсы усовершенствования комсостава. Словом, по меркам РККА он имел хорошее военное образование. Однако отметим, что задачи он должен был выполнять с ходу, как и все — не имея возможности толком войти в курс дела. Командармом стал назначен только 21 ноября и выполнял уже разработанный для него план. В конечном счете этот командир оказался скорее заложником ситуации, чем ее виновником. Тем более что за две недели сформировать с нуля управление армии — это нетривиальная задача, и штаб создавался на лету. Многие штабисты и командиры прибыли на место вообще без документов, по устному распоряжению. Многие явились прямо из запаса, об уровне квалификации этих людей не приходится и говорить.

Противником Духанова был генерал-майор Вилье Эйнар Туомпо. Этот военачальник начал боевой путь в финском егерском батальоне на немецкой службе, позднее — офицером воевал на гражданской войне против местных красных. Позднее егеря стали самой мощной и влиятельной группировкой в финских вооруженных силах, и Туомпо был плоть от плоти ее. Генерал долго возглавлял пограничную службу страны и отлично знал театр боевых действий. В сущности, он начал готовиться к Финской войне задолго до ее начала. Туомпо был весьма квалифицированным военным и, конечно, не собирался ограничиваться пассивной обороной.

Проблемы у 9-й армии начались еще до вступления на территорию противника. Из-за отсутствия нормальных путей снабжения даже в собственном тылу солдаты были плохо обмундированы и попросту голодали. Даже на уровне командования дивизий признавали исключительно плохое обеспечение. Интересно, что при 9-й армии находился Л. З. Мехлис, которому еще только предстояло стать одним из самых одиозных персонажей РККА. Мехлис слал наверх весьма оптимистичные реляции, в то время как комиссар одной из дивизий с тревогой отмечал «безобразное» состояние снабжения, а еще один командир бил в колокола, утверждая, что прибывающие части 9-й армии просто небоеспособны.

Тем не менее первоначально наступление советских войск развивалось вполне удачно. Самые значительные события в ближайшее время произойдут на фронте 163-й стрелковой дивизии РККА, наступавшей через деревню Суомуссалми.

Зимняя дорога. Сражение под Суомуссалми

Наступление 163-й дивизии поначалу развивалось весьма успешно. Дело в том, что финны неточно определили маршрут наступления, они вообще не считали возможными действия в этих краях крупными силами. Поэтому полуторатысячный отряд финнов противостоял почти на порядок более многочисленной группировке 163-й сд, которая медленно втягивалась на финскую территорию двумя колоннами, между которыми оставался зазор в полсотни километров.

163-й стрелковой командовал Андрей Иванович Зеленцов. Он получил чин прапорщика в 1915 году, а после Февральской революции перевелся в авиацию, где служил летчиком-наблюдателем. В пехоту он вернулся уже при советах. В дальнейшем до Финской войны в его карьере не было резких поворотов, хотя, согласно воспоминаниям дочери, в 1937 году Зеленцов избавился от крупных неприятностей только благодаря протекции Бориса Шапошникова, тогда — заместителя наркома обороны. Теперь Зеленцов вел 163-ю к Суомуссалми. По обычной недоброй практике, в должность он вступил только в августе.

Финны довольно быстро показали себя жестким противником. Советские войска без особого успеха старались разгромить финские арьергарды и довольно быстро начали терпеть тактические неудачи. Однако слабость финских войск на первом этапе позволяла все же продвигаться вперед. Если южная группировка быстро втянулась в бои, для северной бездорожье оказалось более значимым препятствием, чем действия финнов. Те не ожидали появления здесь крупных сил советских войск как раз из-за отсутствия дорог, однако 163-я прокладывала их сама. Маленький финский отряд был быстро разбит, высланные ему подкрепления также мгновенно потерпели неудачу. Здесь сказалась не только разница численности: 81-й полк РККА, шедший на острие удара, был неплохо подготовленной кадровой частью. Поэтому пока южная группа топталась на подступах к Суомуссалми, северная вышла к цели, легко сминая слабые финские заслоны.

Действия 81-го полка окажут огромное влияние на ход и результат сражения, поэтому о его командире стоит сказать пару слов. Майор Георгий Вещезерский обладал довольно основательным военным образованием. Его военная карьера началась, как и у многих командиров РККА, в Первую мировую. Вещезерский окончил Павловское училище, и к концу войны был штабс-капитаном, а уже в СССР не упускал случая повысить квалификацию. Его полк имел очень хорошую подготовку, и это сказалось в дальнейшем.

Попытки финнов жестко оборонять подходы к Суомуссалми кончились тем, что РККА довольно безыскусными, но сильными ударами просто сбила их с позиций атаками с двух сторон. Финны отступили, а основные силы советской дивизии теперь действовали из самого Суомуссалми. Из деревни на север вела рокада, по которой, собственно, и пришли части, обошедшие финнов. Рокада связывала две группы дивизии в одно целое, но сама по себе слабо оборонялась.

Интересно, что в отличие от Карперешейка, в районе Суомуссалми довольно много людей не успело или даже не захотело эвакуироваться. По иронии судьбы, в этих краях жило довольно много левых. Даже после войны до 300 гражданских из числа жителей села ушли в СССР, а в ходе боевых действий красноармейцы находили в Суомуссалми немало симпатизирующих им людей, оказывавших войскам посильную помощь.

Финны в окопах под Суомуссалми

Как бы то ни было, 163-я продолжала пробираться проселками навстречу своей невеселой судьбе. Финны постоянно и довольно эффективно вели локальные контратаки. К тому же на возможностях 163-й уже начали сказываться перебои со снабжением. Войска вели бои, имея исключительно скверное, изношенное обмундирование, зимней одежды — и особенно обуви — недоставало. Некоторых необходимых предметов одежды имелось по половине от потребности, особенно дивизия нуждалась в валенках и перчатках. По поводу перчаток командующий дивизией даже в конце декабря писал в штаб 9-й армии, что солдаты вынуждены шить их из одеял, а обморожения происходят постоянно. Даже на пике боевой активности потери обмороженными оставались сравнимы с количеством раненых (в отдельных частях обмороженные вообще составляли абсолютное большинство потерь). Голод также снижал боеспособность людей. Начались перебои с подвозом боеприпасов и горючего. Дивизия вступила в район, где не могла адекватно снабжаться, пропускная способность оставшихся в тылу дорог была мизерной. И это на фоне предвоенных планов о рывках по 30 км в сутки! Реальность была такова, что даже на весьма ограниченной глубине через пару недель наступления дивизии уже требовалась передышка. Боеспособность — и так невеликая — резко упала, притом что говорить о каком-то сверхординарном воздействии противника не приходилось.

Однако перерыв, предоставленный дивизии, был очень коротким. Зато, чтобы взбодрить ее, Ставка во главе с Ворошиловым и Сталиным переориентировала на Суомуссалми еще одну дивизию, 44-ю. Надо заметить, это решение само по себе показывает уровень представлений советского командования о реальности: наступление застопорилось в первую очередь из-за ужасающих, просто-таки катастрофических проблем со снабжением… и в этой ситуации командование не находит ничего умнее, чем отправить в тот же район еще одну дивизию.

Решение о наступлении на Суомуссалми сразу силами стрелковой дивизии (к которой теперь собрались добавить еще одну) стало палкой о двух концах. С одной стороны, сам факт наступления таких крупных сил через дебри ошарашил финнов. С другой, снабжать такую массу солдат в дикой местности было невозможно. 163-я оказалась фатально ослабленной еще до начала, собственно, главных боев. Теперь же ей предстояло выдержать серьезный контрудар финских войск.

После того, как направление наступления советских войск стало ясно, финны принялись активно стягивать под Суомуссалми имевшиеся резервы. Хотя они были невелики (в первую очередь — пехотная бригада), советская дивизия оказалась уже сильно измотана боями и походом. Несмотря на небольшую численность (6 тысяч солдат против примерно двукратно превосходящей советской дивизии), финны на практике оказались более маневренными и смогли навязывать бой на благоприятных для себя условиях. В ближайшие дни финны будут действовать, имея в конкретных столкновениях локальное численное преимущество. Изобилие артиллерии и танков не могло помочь против легкой пехоты в густом лесу.

Раатская дорога. Последние танки 44 дивизии возглавлявшие прорыв и покинутые перед завалом.

Основу финских войск, действовавших при Суомуссалми, позднее на Раатской дороге и при Кухмо, составила 9-я пехотная дивизия под командованием Ялмара Сииласвуо. Этот человек, как и многие из его сослуживцев, начинал военную карьеру в егерских частях германской армии на полях Первой мировой. Во время финской гражданской войны он был комбатом, а после — возглавлял военный округ в северной части страны. Он прекрасно знал театр боевых действий, своих людей, и был одним из самых талантливых финских командиров.

Первый удар 11 декабря пришелся по стрелковому полку, оборонявшему коммуникации 163-й дивизии. Финны атаковали почти всеми своими силами, так что имели количественное превосходство, не говоря о качественном. Этим ударом финские войска перехватили дорогу, ведущую из Суомуссалми на Раате, на которой висело и без того слабое снабжение дивизии. Первой жертвой пала небольшая колонна с ранеными. Вообще финны раненых не щадили, и этот бой не стал исключением.

Медсестра Александра Кузьмина вспоминала:

Финны, они ж злодействовали… Это я не придумываю, раненые через нас проходили, я сама с этим сталкивалась. Вот, например: у нас в армии женщины служили: медики, радистки и прочее… Финны, когда их ловили, звезды вырезали на теле… Это ужас какой-то был… Я не знаю, как люди такое прощают. Кто видел, кто наяву все это видел, Вы знаете, это простить не могут. Нельзя. Я не знаю, как другие, а я вот часто вспоминаю тех искалеченных женщин…

Оседлав дорогу, финны принялись оборудовать на ней заграждения. На советской стороне еще не поняли, что происходящее — это начало катастрофы. Первоначально атаку на транспорт с ранеными приняли за диверсию маленькой группы и выслали небольшие силы для расчистки дороги. Вторая тыловая дорога также была атакована, и хотя здесь действовали несоразмерные задаче силы финнов, пути подвоза оказались под ударом. Фактически речь шла уже о почти полной изоляции основных сил 163-й стрелковой. Однако в штабе дивизии это обстоятельство не вызвало особой тревоги: до сих пор предполагалось, что под Суомуссалми действуют только диверсионные группы. Интересно, что жертвой финской засады на Раатской дороге чуть не пал Л. З. Мехлис, однако он сумел уйти под огнем. Как бы то ни было, к вечеру 11 декабря 163-я дивизия попала в худшую из возможных ситуаций. С одной стороны, положение критическое: финская бригада орудует на тылах. С другой, опасность ситуации не осознается, и никаких пожарных мер для спасения войск, соответственно, не принимается.

Однако на следующий день стало понятно, насколько серьезно положение. Как только взошло неяркое зимнее солнце, отряд, посланный на Раатскую дорогу, обнаружил, что лес вокруг просто кишит финнами. Те незамедлительно атаковали. Жестокий бой, дошедший до штыковой, увенчался разгромом советского отряда. Остатки его отошли к Суомуссалми. Правда, попытка финнов ворваться в деревню на плечах отступающих провалилась: навстречу вышли легкие танки. Амфибии Т-37 с пулеметным вооружением оказались неожиданно эффективными: противотанковых средств финны не имели, а подойти к «каракатицам» и спалить бутылками с горючей смесью не могли. В Суомуссалми финны встретили организованное сопротивление, поэтому планы по штурму деревни пришлось отложить. Однако в этот же день начался хаотичный бой на дороге севернее Суомуссалми и штаба дивизии. Боем никто не управлял: иногда Зеленцов все же отдавал какие-то распоряжения, но лучше бы он этого не делал. По итогам дня из двух дорог, связывавших 163-ю дивизию с внешним миром, финны плотно контролировали одну и огнем воспрещали движение по другой.