Гигиена в американском флоте

Профессиональный американский флот появился на свет на самом излете XVIII века, 2 января 1794 года. Именно в этот день Конгресс принял решение о строительстве американского военного флота.

Согласно указу о довооружении флота от 3 марта 1801 года, подписанному Конгрессом, US Navy в мирное время комплектовался экипажами на две трети. По штату на один фрегат (их было всего восемь, остальные корабли были рангом поменьше) полагались один парусных дел мастер, один боцман, один главный комендор, один плотник, один кок, один сержант морской пехоты, один капрал и десять морских пехотинцев. Обязанности корабельного казначея возлагались на шкипера (sailing master). Также было определено, что в мирное время офицерский корпус US Navy составляет 9 капитанов, 36 лейтенантов и 150 гардемаринов. Эти офицеры получали полное жалование, остальные, находящиеся в резерве — половинное. Впервые в мире в американском флоте была введена система отпусков офицерского состава с сохранением жалования и выплатой отпускных. В случае увольнения офицер или уорент-офицер получал выходное пособие, равное жалованию за четыре месяца.

Всего во флоте США на 1812 год насчитывалось 20 кораблей (в общей сложности 447 орудий всех калибров), 4 блокшива и 5500 человек.

Питание однозначно было сильной стороной US Navy. В 1799 году вышли рекомендации американского министерства по флоту, в которых указывался недельный рацион моряка. Он состоял из семи фунтов хлеба (4–5 буханок), двух фунтов говядины (1 кг на матроса в неделю), трех фунтов свинины (1,5 кг), одного фунта соленой рыбы (полкило), одной кварты рыбьего жира (1 литр), полутора пинт гороха или бобов (примерно 600–700 грамм), двенадцати унций сыра (300–350 грамм), двух фунтов картофеля или репы (1 кг) и шести унций патоки (150 грамм). Кроме того, на неделю выделялся один джил оливкового масла (120 грамм) либо четыре унции (100 грамм) сливочного масла. Ну и не стоит забывать ежедневную выдачу полпинты рома (200 грамм). Говядина и свинина чаще всего выдавались в одногаллоновых консервных банках (консервы вошли в рацион после 1811 года), одна банка имела два недельных пайка (14 порций) и вмещала чуть более двух килограммов мяса. Сыр — чаще всего либо «чеддер», либо «колби».

В качестве средства против цинги в американском флоте выбрали не лимоны, а апельсины. Чтобы они не портились в походе, их натирали воском и грузили в ящиках, а не в бочках.

И еще одна немаловажная деталь: понятно, что в те времена почти все коки были ворюгами. Но именно в американском флоте был сформирован (и даже отпечатан) «кодекс кока», где детально описывались его обязанности. Команда, недовольная едой, имела право составить петицию капитану, и капитан был обязан в первом же ближайшем порту ссадить кока и нанять нового — либо из числа команды, либо со стороны.

Естественно, что слухи об американском флоте как о райском месте разлетелись по всем портовым тавернам мира, и американцы могли выбирать. Вообще сила американского флота проистекала из его слабости — пять с половиной тысяч моряков найти в такой стране как США было достаточно легко.

Отцом-основателем, создавшим почти все правила, в том числе и по гигиене, для американского флота стал Томас Тракстан, бывший торговый моряк, а во время Войны за независимость — сначала мичман в Royal Navy (он достался англичанам по правилам знаменитого «прессинга»), а позже — капер под флагом США, командир корсарских кораблей «Конгресс», «Индепендэнс», «Марс» и «Сент-Джеймс». Тракстан, будучи одним из шести капитанов, назначенных Вашингтоном, принял за основу именно британскую модель подготовки и требований к личному составу.

В отличие от остальных флотов американцы не считали, что «женщина на корабле — к несчастью», поэтому довольно часто капитаны или офицеры брали на корабль и своих жен, что, безусловно, снижало дисциплину.

Американские корабли, по словам английского офицера Германа Менвилла, «заслужили славу самых чистых и опрятных военных кораблей в мире». Выпущенные в 1802 году Морские инструкции включали в себя следующие правила:

1. Все мужчины на борту должны держать себя в чистоте и опрятности насколько это возможно.

2. Все нижние палубы проветриваются раз в день, уборка их производится ежедневно.

3. Размещая личный состав или солдат необходимо следить за соблюдением строжайшего порядка и наказывать за любое его нарушение, в том числе за перемещенные или оставленные в неположенном месте вещи.

4. Продажа и использование стороннего алкоголя или еды не из морских складов на кораблях полностью и бесповоротно запрещена. Решение о закупке тех или иных продуктов питания в случае их нехватки принимается капитаном корабля единолично и делается только по его приказу.

Одежда на американских кораблях стиралась раз в 3 дня, матрос имел 4 комплекта одежды. На одного матроса полагалось 3 гамака, один — в работе, второй — в стирке, третий — запасной. Каждое утро капитан на корабле проводил смотр личного состава, и те, у кого была грязная одежда, лицо, руки или даже ногти, безжалостно штрафовались или наказывались (стандартное наказание — 12 плетей и штраф в 3 доллара).

Раз в две недели проводилась генеральная уборка корабля. Чистилось всё — от трюма до верхней палубы и мачт, которые мылись с мылом и уксусом. Это было жесточайшее требование, приказ по Морскому ведомству гласил, что «уборка должна производиться при любой погоде, под угрозой штрафа и увольнения капитана со службы».

Образчиком, далеко не единственным, отношения к чистоте и болезням может являться письмо от 10 декабря 1813 года лейтенанта Орд Крейтона капитану Айзеку Хиллу:

«Вчера у меня был экстраординарный случай нечистоплотности и нарушения своих обязанностей на корабле, а я служу на флоте без малого 14 лет. Мне сообщили, что у одного из моих матросов были обнаружены вши, и я незамедлительно приказал высадить его на берег, несмотря на уговоры боцмана и корабельного хирурга, что этот матрос умелый и хорош в работе. Это удар по мне как по командиру брига, и я приму жесточайшие меры вплоть до телесных наказаний, чтобы такого более не повторилось. Сегодня в обязательном порядке вся команда будет выбрита, включая волосы на голове, в паху, в подмышках, не исключая господ офицеров и самого хирурга».

Тем не менее отдельный корпус морских врачей был создан в США только в 1828 году. Ранее они были гражданскими лицами, работавшими по контракту определённый срок. Аттестация их производилась Советом военно-морских хирургов, после сдачи экзаменов выпускнику присваивалось звание «фельдшер». Через 2 года ценза он мог стать помощником хирурга, а потом и корабельным хирургом. Как и в английском флоте, корабельные хирурги были обязаны вести журналы, а кроме того хотя бы раз в два года участвовать в работе профильных конференций, делясь опытом.

Гигиена в русском флоте

Распорядок дня и жизнь на корабле русского флота впервые регламентировали «Инструкции и артикулы военные, надлежащие Российскому флоту», написанные собственноручно Петром I в 1710 году.

В 1720 году был создан Морской устав флота, который определял и регламентировал все стороны жизни и службы на флоте и просуществовал с небольшими изменениями до конца XVIII века.

Согласно Уставу, всей полнотой власти на корабле владел капитан, «яко губернатор или комендант крепости». Он же отвечал за дисциплину и снабжение. Непосредственно за дисциплину на нижних палубах отвечали лейтенанты. Вахтенному лейтенанту приписывалось:

«по вся ночи должен дважды пройти в своем карауле; также от времени до времени прикажет другим проходить между деками, дабы не было никакова огня чрезвычайнаго и чтоб никто табаку не курил, под штрафом вычета жалованья на неделю за всякое преступление» и «определяли корабельных служителей по их местам по приказу капитанскому».

За приемку, хранение и распределение продуктов и припасов отвечал корабельный комиссар, который, согласно Уставу, нес за исполнение своих обязанностей очень строгую ответственность: «ежели каким умыслом или корыстию согрешит, будет живота лишен».

За больными и ранеными смотрел ундер-лейтенант. Квартирмейстеры следили за сохранностью одежды матросов и чистотой на корабле. Но главной задачей было пресечение воровства матросами — «что б ни какие корабельные снасти, ружье, провиант и прочие вещи корабельные с корабля не свозили без приказу командующего кораблем». В случае проблем с экипажем им помогал профос.

До правления Екатерины наш флот был каботажным, плавающим у своих берегов, поэтому основной задачей была организация эффективной службы на берегу. Матросам был выписан поистине царский рацион, который (по крайней мере на бумаге) считался очень богатым. Согласно петровскому Морскому уставу матросу на месяц выделялось пять фунтов говядины и свинины (2 кг), 45 фунтов сухарей (18 кг), десять фунтов гороха, пять фунтов гречневой и десять фунтов овсяной крупы. Кроме того, в паёк входили четыре фунта рыбы, шесть фунтов масла, пиво (семь вёдер), «вино» (так называлась водка — 16 чарок), уксус (полкружки) и полтора фунта соли.

Но проблема была в том, что эти предписания даже при Петре исполнялись не всегда, что уж говорить о послепетровских временах. Отдельная проблема — вода, которая портилась уже через 10–15 дней. Все попытки найти способ сохранить ее свежей оставались безрезультатными. Воду приходилось расходовать очень экономно: матросам для питья выдавали ее только в присутствии офицера. Для личной гигиены пользовались забортной водой.

Мясо было в основном солониной, небольшой запас свиней и кур на наших кораблях существовал только для офицеров, а также больных и раненых. Но поскольку плавания наши первую часть XVIII века были ограничены Балтийским морем, особенных проблем не возникало — всегда можно было зайти в какой-либо порт и пополнить запасы провизии либо расположиться у берега и отправить партию матросов за водой и живностью.

Цинга сотрясала наши корабли не хуже, чем на любом другом флоте. Несмотря на близость родного берега, страна у нас все-таки северная, лед в Финском заливе сходил в конце апреля — начале мая, овощей и фруктов вечно не хватало.

До 1790 года личный состав кораблей питался поартельно. Матросы получали провизию на неделю и хранили ее в рундуках. Приготовление пищи производилось для каждой артели отдельно. Офицеры также заботились о своем питании самостоятельно, и в результате отходы и гарь очень сильно загрязняли корабли. Во время реформы Грейга-Чичагова от поартельного питания полностью отказались.

Случались массовые эпидемии цинги, тифа и дизентерии. Стоило отплыть чуть подальше — и продукты портились, вода скисала, матросы слабели, начинались болезни, а затем и эпидемии. Так, в июне 1757 года эскадра вице-адмирала Полянского (5 кораблей и 1 фрегат) пришла из Ревеля в Карлскрону, а потом двинулась на блокаду прусских берегов, которая продолжалась полтора месяца (с конца августа до 12 октября). За это время из 4200 моряков от болезней погибло 288, еще около тысячи человек лежали без движения. Эскадра спешно вернулась домой, ее общие потери составили более трети личного состава. Заметим, что никаких столкновений с противником у Полянского не было.

Вышедший от берегов Пруссии в Кронштадт осенью 1761 года линейный корабль «Астрахань» из-за болезней (175 больных) оказался жертвой стихии: обессилившая команда не сумела предотвратить несчастье — корабль был выброшен на берег острова Даго, где и разбился.

Новый виток борьбы за дисциплину и гигиену произошел в царствование Екатерины. Со времен Петра и до 1770-х годов флот наш, как уже говорилось ранее, был в основном каботажным, действующим у своих берегов. Плавания даже к побережью Пруссии или Польши воспринимались как нечто неординарное, происходящее далеко не каждый год.

При Екатерине в результате реформ 1764–1768 годов флот попытались сделать океанским. После смотра в 1765 году Екатерина писала в своем дневнике: «У нас в излишестве кораблей и людей, но нет ни флота, ни моряков…»; «все выставленное на смотр было из рук вон плохо. Надобно сознаться, что корабли походили на флот, выходящий каждый год из Голландии для ловли сельдей, а не на военный». Проблему начали решать.

Прежде всего был освоен маршрут между Архангельском и Балтикой. Несмотря на то, что он идет фактически вдоль берега, из-за суровых погодных условий это был действительно очень сложный переход.

Затем множество наших гардемаринов отправилось волонтерами в европейские флоты на учебу. В свою очередь из Англии, считавшейся передовой морской державой, были приглашены офицеры и адмиралы — Грейг, Ноульс, Тревеннен. Из Голландии — Кингсберген.

В 1769 году началась война с Турцией; возникла идея послать в Средиземное море эскадру Балтийского флота для борьбы на турецких коммуникациях. В конце августа из Кронштадта вышла эскадра адмирала Спиридова (7 кораблей, 1 фрегат, 1 бомбардирское судно, 4 пинка и 2 пакетбота). Из отчета адмирала:

«В приложении к донесению адмирала Спиридова от 26 декабря 1769 года из Порт-Магона показано следующее число умерших и больных на эскадре: на переходе от Кронштадта до Копенгагена умерло 27 человек; на Копенгагенском рейде умерло 27 человек, больных от 295 до 320; на переходе от Копенгагена до Гулля умерло 47 человек; во время стоянки в Гулле умерло 83 человека, больных от 620 до 720 человек; на переходе от Гулля до Порт-Магона и в этом порте до 26 декабря умерло 208 человек. Всего за переход от Кронштадта до Порт-Магона умерло 392 человека».

Известны описания английских мастеров, чинивших наши корабли в Порт-Магоне (Балеарские острова):

«Пресная вода, содержавшаяся в деревянных бочках, после недолгого плавания испортилась и приобрела отвратительный вкус и запах гнилых яиц. Зловоние в нижних палубах увеличивается гниющей в трюме водой, поскольку русские раздают матросам еду на руки, и те хранят ее в рундуках и койках. Балласт используют земляной или песчаный, в котором собирается и гниет весь сор, это представляет полное удобство для размножения крыс и различных беспокойных насекомых. У эскадры нет судовых лазаретов и госпитальных судов, а больные не отделяются от здоровых. На нижних палубах затхлый воздух, вентиляции не существует».

И Екатерина решила просить англичан реконструировать русский флот по образу и подобию Роял Неви. Этим занялся в 1770 году бывший адмирал британского флота Чарльз Ноульс. Не мудрствуя лукаво он просто перенес все требования по гигиене из английского Устава в наш. Недаром в книгах 1770-х годов Ноульс уважительно называется «вторым отцом русского флота», после Петра, естественно. Был введен штат хирургов в портах и на кораблях. Созданы новые матросские госпитали (до этого существовали только Лефортовский госпиталь, Ревельский госпиталь и Адмиралтейский госпиталь в Кронштадте, основанные еще при Петре I). На кораблях теперь выделялись отдельные помещения для лазаретов. Было запрещено поартельное распределение продовольствия (но эта мера начала выполняться только с 1790 года). Внедрили системы вентиляции нижних палуб.

Но мы теперь действовали и на Черном море, и помимо уже привычных тифа, цинги, лихорадки и дизентерии теперь получили новые болезни — чуму и холеру. Здесь борьбой за гигиену и чистоплотность отличился Федор Федорович Ушаков, который создал карантинные лагеря (на берегу) и карантинные суда (на море). Меры были довольно просты и эффективны: постоянная уборка лагеря и кораблей, отделение больных от здоровых, усиленный рацион питания для заболевших, обычное кипячение воды (до этого воду не кипятили, а разбавляли алкоголем). Стоит заметить, что о микробах тогда еще ничего не знали, до Пастера оставалось 60 с лишком лет, и наитие Ушакова выглядит почти провидческим.

Отдельно стоит сказать и о корабельных врачах. Дело в том, что в России уровень медицины был ниже, чем в Европе (хотя и в Европе тоже не ахти). До середины XVIII века врачи знали только два способа лечений инфекционных и вирусных заболеваний — пустить кровь и поставить клистир. Сейчас это звучит дико, но больным, к примеру, воспалением легких первым делом пускали кровь. Стало хуже? Не беда — ставим клистир! Опять не помогло? Ну тогда… давайте еще раз пустим кровь!

60-летнего короля Людовика XIV, мучившегося экземой, в 1715 году просто залечили, пустив кровь 7 раз подряд и поставив клистир 9 раз! И в этом плане наработки моряков по предотвращению вирусных и инфекционных заболеваний были в десятки раз ценнее опыта тогдашних хирургов. Но если Ушаков сначала в качестве капитана, потом бригадира, а потом и адмирала смог внедрить свой опыт на кораблях Черноморского флота, то множество безызвестных командиров так и остались одиночками, борющимися за уменьшение смертности на отдельно взятом корабле.

Забегая вперед можно сказать, что настоящий переворот в борьбе за гигиену и медицину на русском флоте связан с царствованием Николая I и двух русских адмиралов — Крузенштерна и Лазарева. Оба служили волонтерами на британском флоте, и обоим хватило духу не только продекларировать, но и внедрить британские стандарты чистоты и гигиены на российском флоте. Именно тогда офицеры ходили с белым батистовым платочком по судну и проверяли, хорошо ли вычищены пушки, палубы и борта. И не дай бог на платочке появиться грязи — пороли матросов за это нещадно. Но и успехи во время царствования Екатерины оказались заметными и весомыми.

В 1788 году началась новая война со Швецией.

Придворный врач М.А. Вейкард в письме на имя доктора Циммермана писал: «…в Кронштадтской госпитали умирает регулярно пятая часть всех больных. Так, за одну зиму умерло не менее 900 больных».

Обстановка была так серьезна, что Екатерина II была вынуждена командировать своего лейб-медика Рожерсона для выяснения причин столь большой смертности. Летом 1788 года по приказанию Екатерины II осматривал морские госпитали и лейб-хирург Кельхен. После осмотра он донес императрице:

«…Кронштадтская госпиталь выстроена деревянная, в один этаж и имеет ту невыгоду, что она четырехугольная и низка, с малыми окнами и малыми отдельными комнатами, между которыми находятся смрадные сени. Сии сени портят воздух близ лежащих комнат больных, окон не можно открывать потому, что больные почти на них лежат; отчего гнилые горячки, цинготная болезнь и кровавые поносы делаются опасными; больные, которые от них избавляются, впадают опять в оные, и наконец сами врачи и надзиратели получают сии же болезни».

В тоже время Ораниенбаумский госпиталь он застал «в весьма хорошем порядке, и я осмелюсь штаб-лекаря оного в пример другим за неутомимые труды его рекомендовать Высочайшей Вашей Императорского Величества милости».

Кельхеном были сделаны конкретные предложения по улучшению состояния дел в Кронштадтском госпитале: изменение системы вентиляции, устранении некомплекта медицинского персонала, увеличение срока лечении и создание команд выздоравливающих. Екатерина II предложения Кельхена утвердила в указе Чернышеву от 13 июля 1788 года.

В общем, русское правительство приняло сверхординарные меры, которые в последующем сохранили жизни множества моряков. Чего только стоит один-единственный факт: указом Императрицы от 31 марта 1789 года адмиралу Чичагову предписывалось «госпиталь для пользования больных от флота нашего позволяем поместить в Екатериндальском нашем дворце при Ревеле состоящем, который и для других надобностей, по обращению флота, служить может». Съестных припасов в порту было заготовлено на 5 месяцев.

В Швеции ничего подобного не сделали, и результаты были неутешительны — во время Гогландского сражения шведы захватили русский корабль «Владислав», где часть команды болела тифом. А дальше эпидемия на «Владиславе» вызвала эпидемию тифа на всем шведском флоте, запертом в Карлскроне. Сначала умирало 7–9 человек в день, потом по 20 и даже по 40. В результате к весне 1789 года шведский флот без единого боя потерял до трети личного состава и потери составили по разным оценкам от 5 до 8 тысяч человек. Шведы, в отличие от русских, дорого заплатили за небрежение к медицине.

Гигиена у каперов

Пиратская реальность была довольно далека от красивых поп-культурных сказок. На этом стоит остановиться подробнее.

Итак, корсары (фр.), приватиры (англ.) или каперы (голл.) могли нападать на корабли только враждебного государства. Корсарский корабль снаряжался на деньги частного лица или группы лиц и получал от правительства патент (письмо на корсарство), разрешающий вести боевые действия против недружественных судов, а также защищавший самого корсара при встрече с дружественным кораблем. Взятую добычу, выкупы за пленников и призы (приз — это корабль противника, захваченный корсаром) полагалось представить на призовой суд, который решал, законен ли захват, и если да, то определял размеры выплат. В случае неудачи патент давал еще одно преимущество — владелец его считался военнопленным, тогда как любой пират был просто разбойником вне закона и мог быть вздернут на рее без суда и следствия.

Из определения понятно, что на каперском корабле собирались деловые люди, народ туда тянулся за гораздо более серьезными, чем на военном флоте, деньгами. Главной фигурой на каперском корабле был капитан. Он был своего рода посредником между судовладельцами и матросами.

Жизнь на борту каперского корабля мало чем отличалась от жизни на военном корабле. Уборка — раз в два дня, проветривание нижних палуб раз в день. Гамаков не было, матросы спали на одеялах или циновках. Чистота тела поддерживалась жесточайшим образом — народ в корсары шел ушлый, много поплававший и повидавший, и совершенно не желавший погибнуть от болезни, ибо мертвецам призовых не выплачивают. Тут даже не надо было вмешиваться капитану — свои же матросы, увидев на ком-то вшей или волосы колтуном, забьют до смерти и выкинут за борт.

Офицеры каперских кораблей имели отдельные гальюны, матросы справляли малую и большую нужду на досках на носу судна, в районе бушприта. Одежда, чашки, кружки, ложки — каждый имел свое. Обязательным было требование о сменной одежде и обуви — у каперов одежда и обувь (!) стирались раз в две недели в обязательном порядке. Для этого в сеть складывали грязное белье и помещали на верёвках за борт. Этот куль тащился за кораблем часов 6–8, потом одежда полоскалась в небольшом количестве пресной воды и развешивалась на солнце, сушиться.

Горячая еда полагалась только раз в день — в полдень. Питание было разнообразнее, чем в военном флоте — чеснок, бобы, фасоль, горох, мясо, сало, треска, сардины, галеты. Моряки спали на верхней палубе, собственные каюты имел только капитан и его лейтенанты.

Главным бичом для каперов была цинга. Чтобы как-то бороться с ней, на борту обязательно присутствовали сушеные изюм, инжир или курага. Каперов спасало то, что чаще всего они орудовали в прибрежных зонах — там поймать торговый корабль было куда легче, чем на просторах Атлантики или Индийского океана. Но случались и дальние вылазки — например, рейд каперской эскадры Рене Дюгэ-Труна на Рио-де-Жанейро.

Цирюльник на борту судна совмещал свои обязанности с обязанностями хирурга, то есть был обязан уметь зашивать раны, накладывать шины на сломанные руки, отрезать раздробленные кости. В эпидемиологии матросы больше полагались на свой богатый опыт и знания.

Хотя на каперах чаще всего отсутствовала смертная казнь как таковая, тем не менее там держалась жесточайшая дисциплина. Самым жестоким наказанием (за убийство) было протягивание под килем или привязывание к мачте на целый день. Чаще всего эти экзекуции заканчивались смертью. В первом случае ракушки, вросшие в корпус судна, просто разрывали плоть и человек умирал от большой кровопотери. Во втором — жажда и солнце сводили с ума.

На каперском корабле собирались люди, объединенные общей идеей — заработать денег, причем, что немаловажно, в рамках закона. Именно на это была нацелена их деятельность, и поэтому они старались избежать ненужной крови или ненужных работ. Однако все возможное для жизнедеятельности судна и достижения главной цели делалось неукоснительно, последовательно и жестко. Каждый знал свои обязанности, и каждый понимал, что и как надо делать.

Гигиена у пиратов

Пираты или флибустьеры — это разбойники, промышляющие грабежом на морях в целях личного обогащения. Это люди вне закона, преступники.

Поэтому при всей похожести на каперов их цели были кардинально противоположны. Если каперов можно сравнить с экспедицией геологов в горах (с четким пониманием задач и иерархией), то пиратов — с шайкой бандитов на большой дороге, которые собрались на одно дело, ненавидя друг друга зачастую больше, чем своих жертв.

Соответственно дисциплина на пиратских кораблях за редчайшими исключениями была ниже плинтуса. А раз нет дисциплины, то нет и гигиены; чем это заканчивалось, мы уже описали. Во времена отсутствия пылесосов, кондиционеров, антибиотиков и обеззараживающих средств важнейшим способом борьбы с эпидемиями было обыкновенное поддержание чистоты корабля и тела. Бандиты и уголовники этого не любили. Есть много описаний захваченных пиратских кораблей, и все они однообразны донельзя — везде грязь, зловонный запах, нечистоты. Сама команда — вонючие, грязные, завшивленные индюки в дорогой одежде. Чаще всего работы по уборке корабля и кают у пиратов выполняли рабы-негры.

Наиболее полные материалы о пиратах эпохи паруса можно почерпнуть из судебных разбирательств того времени. Изучение дел около 700 человек, осужденных в начале XVII века за пиратство, показало, что почти три четверти из них были профессиональными моряками. Аналогичный анализ, проведенный на материале начала XVIII века, тоже показывает, что абсолютное большинство пиратов служили на торговых, военных или каперских кораблях. В период между 1715 и 1725 годом среди пиратов Карибского бассейна 35% составляли англичане, 25% — выходцы из американских колоний, 20% — выходцы из вест-индских колоний (главным образом Ямайка и Барбадос), 10% составляли шотландцы, и 8% — ирландцы. Остальные два процента приходились на представителей других национальностей: шведов, голландцев, французов и испанцев. Большинство пиратов происходило из крупнейших портовых городов: Лондона, Бристоля, Лейта, Сванси, Бостона, Нью-Йорка или Чарльстона.

В пиратских сообществах всё было поставлено на максимально возможную прибыль. Да, ты живешь в грязной, мокрой каюте, питаешься протухшим мясом, пьешь воду с плесенью, ходишь во вшах, но по приходе в порт тебя ждет куча денег.

Из-за несоблюдения требований элементарной гигиены смертность в пиратских сообществах была просто ужасающей. Потери от болезней и эпидемий составляли до 95% смертей! Естественно, встречались пиратские капитаны, которым удавалось держать свою команду в узде и создать хотя бы слабое подобие военной дисциплины, но таких было исчезающе мало.

Ну и надо сказать, что в военном деле пираты были сущими младенцами. Если корсары давали бой и одиночным военным кораблям, и целым эскадрам, то в том же 1716 году у Мексики пиратскую эскадру из 22 кораблей гонял испанский отряд из 2 фрегатов и 3 шлюпов. У Кампече испанская эскадра Алонсо Фелиппе де Андраде провела рейд против пиратов. Экспедиция закончилась массовым побоищем разбойников: было перебито 335 пиратов, взято 8 кораблей, разрушены бандитские поселки, конфисковано ценностей на 1.5 миллиона песо. На всё это хватило трех бригов испанского флота. Успешно воевать с регулярными кораблями пираты начнут сильно позже — на страницах книг и в художественных фильмах.